Послушайте! Я расскажу вам сказку. Царевича Иваном окрестили, и это имя древней Иудеи шло к византийским правильным чертам. Он рос богатырем с прекрасным сердцем, и золотые гусельные струны под ласковыми пальцами Бояна играли песни добрые ему. Да, рос еще приемыш в том же доме. Простим ему его существованье: он больше в сказку не зайдет ни разу, и можете совсем о нем забыть. Иван-царевич побеждал чудовищ, Иван-царевич вызволял красавиц, Иван-царевич защищал отчизну от злых набегов и от вражей лжи, был верный конь его быстрее ветра, был верный друг его надежней брата, был верный меч его быстрее молний, был верный путь его прямей стрелы. Ни разу он не шел кружной дорогой, ни разу не покинул беззащитных, ни разу не обидел понапрасну, ни разу он душой не покривил. И разве виноват Иван-царевич, что в доме жил приемыш нелюбимый, что тот не стал богатырем-красавцем и был к тому же сыном неродным? Так почему же, доблестный царевич, в глаза глядеть приемышу стыдишься и в глубине души его не любишь, как будто в чем-то виноват пред ним? Иван-царевич! Самый трудный подвиг из всех, тобою некогда свершенных - приемышу простить, что он повинен в укорах горьких совести твоей... (1978) |