Я из провинции, из небольшого города, где жёлтые одуванчики на июньских газонах, и кипрей на обочинах и в оставленных лагерных зонах, и даурские лиственницы подрезаны ветром неровно и коротко. Я из провинции, из непарадной имперской вотчины: здесь бараки транзиток, осевшие вахты, времянки, подсобки… Безымянные кладбища здесь растёрты снегами о ржавые сопки. Здесь особенно видно, что правят Отечеством выжиги-отчимы. В это наспех сколоченное помещение империи (стратегическая кладовка у запасного выхода) прибивала одних бухгалтерия быта, арифметика северной выгоды, а других - метафизика власти, и тёмная алгебра бунта, и вечные ведомства берий. Много, впрочем, и вольных – сирот и поэтов случайной свободы, вопрошателей бездны, аптекарей правды, ваятелей розничных судеб… Город, вскормленный кровью, с годами всё меньше подсуден: он себя очищает намоленным хлебом тяжёлой работы. И когда меня жжёт раствориться, сойти, стереться, разорвать себе вены или шагнуть с ума, этот город знает, что мне никуда не деться с фотографии тёплого лета в сюжете «Счастливое детство» на развороте архивной газеты «Советская Колыма». |