– Галина Алексеевна, извините,– дверь приоткрылась и в класс заглянула секретарь Леночка, бывшая моя ученица, в прошлом году она окончила школу, – Вас просят срочно зайти в кабинет директора. – Лена, а на перемене нельзя? У меня контрольная, одиннадцатый класс. Тридцать пар глаз смотрят выжидательно: уйдёт – не уйдёт? У некоторых появилась надежда на спасение. Выпускной класс – это серьёзно, и Лена уходит. –Вы идите, Галина Алексеевна, директор же вызывает! – раздаются робкие голоса. –Да Вы не волнуйтесь, мы посидим тихонько, мы списывать не будем! –Не верите? –Верю, Петров, верю,– я смеюсь вместе со всеми, – продолжайте работать. Через минуту Лена появляется снова, входит в класс. – Я посижу, Вы идите, Галина Алексеевна, это буквально на минуту, это срочно. На кого тут обратить особое внимание? –На Покидова! На Покидова обратите внимание! – кричит Женька Петров. Все смеются, вся школа знает, что Саша Покидов тайно влюблён в молоденькую секретаршу, без конца посещает секретарскую, всё выписывает какие-то справочки – то для спорта, то для транспорта, то ещё для чего-то. Саша сидит красный, а класс веселится. Вхожу в кабинет директора. Здесь полно народа: сама директриса, охранник, у него постоянно пластырем что-то заклеено на лице, сегодня вот – бровь, ещё – тётенька в милицейской форме и социальный педагог. Все внимательно смотрят на меня. Интересно, по какому случаю совещание. Классного руководства у меня в этом году нет, вроде как и беспокоиться мне не о чем. –Присядьте, Галина Алексеевна, на минуточку,– приглашает директриса, - знакомьтесь, это Нина Ивановна – инспектор по делам несовершеннолетних, прикреплена к нашей школе. Я думаю, сколько же уже их сменилось, этих прикреплённых инспекторов за время моей работы в школе. – Вы учили такого ученика Павла Никифорова? – Нина Ивановна листает пожелтевшее от времени личное дело.– Не помните? Ему сейчас 25 лет – Ну почему же не помню? Учила, и была у него классным руководителем с пятого по восьмой класс. Потом он ушёл в училище. – Ну, и какие у Вас с ним были отношения? Я хочу сказать, как он к Вам относился? – Нормальные были отношения, хорошо относился. А что случилось-то? – А то, что он со своими дружками вчера ворвался в школу, устроил драку и, между прочим, требовал у охранника Ваш адрес или домашний телефон. – Дали? – улыбнулась я. – Вы напрасно улыбаетесь, Галина Алексеевна,– раздражённо произносит инспектор по делам несовершеннолетних,– Ваш бывший ученик успел уже отсидеть за хулиганство! И дружки у него… Речь сейчас идёт о Вашей безопасности. Мы должны были Вас предупредить. Я вежливо благодарю за заботу и возвращаюсь в класс к большому сожалению детишек, уже успевших вытащить и разложить на партах тетради и учебники, и к огромной радости Леночки, которой через пять лет предстоит стать учителем. Оглядываю класс – все подручные средства моментально исчезают с парт. Ребята принимаются за работу, а я вспоминаю. «Речь идёт о Вашей безопасности…» Это было 15 лет назад. Маленький Пашка тогда тоже беспокоился о её безопасности. На родительские собрания его родители не ходили - отец сидел, а мать много работала, да и болела часто. Так вот, Пашка после каждого собрания считал своим долгом встретить своего классного руководителя и проводить до автобусной остановки. Однажды, это было зимой, собрание здорово затянулось, но Пашка терпеливо ждал, сидя на скамейке, – Слушай, Павлик, иди домой, мама ведь волнуется. Да ты и замёрз. – Нет, я вас посажу на автобус, мало ли что. Вас со мной никто не тронет. Меня тут каждая собака знает. А если кто к нам полезет, я только кулак разожму – как рванёт – от этих домов ничего не останется.... Пашка держал руку в кармане. У классной руководительницы сработал инстинкт самосохранения - отскочила от мальчишки, потом бросилась к нему: – Ты что, Пашка?!! – Да шучу,– засмеялся,– это я так, я так мужиков пугаю, которые ко мне пристают. А Вы, правда, испугались? О, Боже… Пашку знала вся школа. Разгильдяй, двоечник, хулиган. Когда ей досталось классное руководство в 5-д, коллеги сочувствовали - половина ребят в этом классе росла без отцов, или с такими папами, что уж лучше бы без них. «Степанова и её банда» – подшучивали учителя, когда в очередной раз на педсоветах, совещаниях и пятиминутках разбирали поведение её подопечных. Чаще всего к директору водили Пашку – то за прогулы, то за драки. Учиться он не любил, а уроки рисования, вернее, учительницу по рисованию просто ненавидел –Яблочко от яблоньки недалеко падает, – изрекла учительница, брезгливо глядя на Пашку, собиравшего с пола черепки от "совершенно случайно" разбитого им наглядного пособия-глиняного кувшина. Пашка всё понял. Теперь, после каждого урока в 5-д классе учительница рисования рыдала и писала заявление об увольнении. В кабинете директора Пашка раскаивался, смотрел честными глазами и клятвенно обещал, что «больше так не будет»… В пятом классе я вела у «своих» продлёнку и два раза в неделю – кружок «Умелые руки» Дети лепили, рисовали, готовились к школьной выставке. Я тогда освоила технику аппликации из соломки и учила своих ребятишек: солому нужно было сначала распарить в горячей воде, разрезать каждую соломинку вдоль, разутюжить горячим утюгом, потом длинные соломенные ленточки аккуратно одну к другой наклеить на бумагу. Эту муторную работу приходилось делать дома. А дети потом в классе вырезали из полученных пластов то, что им было нужно, и наклеивали на цветной картон. Аппликации получались весёлыми, нарядными: сверкали золотом перья Жар Птиц, букеты диковинных цветов , орнаменты из кленовых листьев… Пашка делал аппликацию «Золотая рыбка». Делал…Руки у него все в цыпках, пальцы толстые и непослушные. Она брала Пашкину маленькую руку в свою, и они вместе вырезали блестящие чешуйки, потом вместе наклеивали на тёмно-синий картон. Пашка пыхтел, сопел, пару раз ругнулся матом, вот так запросто вылетело, и «ой, я больше не буду», а когда работа была закончена, замер: рыбка сияла золотой чешуёй, изящными плавниками, изо рта поднимались вверх колечки пузырьков воздуха. – Загадывай желание, Паша, всё исполнится – Ага. А можно я возьму домой, мамке покажу, а завтра принесу? – спросил Пашка осипшим вдруг голосом. Принёс аппликацию на следующий день, аккуратно завёрнутую в газету. – Ну, что мама? Понравилась ей работа? – Вы это…, – переминался Пашка с ноги на ногу,– Вы напишите в дневнике, что это я сам сделал, а то она не верит. А желание мы с мамкой одно загадали, понарошку, конечно. Про нашего папку загадали. «Рыбку» вместе с другими работами поместили на выставку. В рекреации на втором этаже все останавливались перед ней и глазам своим не верили: не может быть… Потом Пашку перед всей школой на линейке наградили грамотой и фломастерами. Надо было видеть, как мальчишка, от которого стонала вся школа, поднимался на сцену в актовом зале получать эту грамоту. Недели две после этого замечательного события на переменах было спокойно – Пашка дежурил у своей рыбки. Ловил малышей и заставлял читать надпись – «Золотая рыбка» аппликация Работа ученика 5-В класса Никифорова Павла, – по слогам читали первоклассники. А потом Пашка заставлял детей загадывать желание, некоторых уже в третий раз. В общем-то, ничего не изменилось – он всё так же прогуливал уроки, дрался, получал двойки, а в конце четверти исправлял. Вспомнилось, как в седьмом классе Пашка в самом конце учебного года сломал ногу, прыгали где-то с гаражей. Парня было, конечно, жалко, но у всех учителей, кто вёл уроки в этом классе, появилась надежда на более спокойную жизнь. Можно сказать, что летние каникулы для них как бы уже начались. Рано обрадовались: Пашкина мать выдержала его дома всего неделю, а потом привела в школу, правильно рассудив, что пусть уж лучше сын сидит на уроках, чем на костылях мотается по улицам. Да и двойки нужно исправлять, конец года скоро. Не летом же его потом учить. Все согласились, хотя понимали, что Пашку одинаково учить, что зимой, что летом. Пашка был героем дня. На уроках сидел гордый и торжественный, иногда начинал тихо постанывать, глядя на свою выставленную в проход загипсованную ногу. И тогда все снова вспоминали о нём и жалели. Математичка, которая была вынуждена встречаться с ним ежедневно, даже всплакнула, увидев его на своём обычном месте, подошла и погладила по голове. И Пашка зашмыгал носом, и чуть не разревелся от жалости к себе. На переменах он давал всем желающим постучать по гипсу, при этом кривился, как от боли. Мальчишки из 7''д'', да и девочки тоже, по очереди скакали на Пашкиных костылях по длинному коридору, вызывая зависть у ребят из других классов. Так, а как же быть со столовой? Тогда на большой перемене кормили всех детей за какую-то символическую плату, в этом классе половина детей, в том числе и Пашка, обедали бесплатно. – Ребята,– обратилась я к детям в начале урока, – нам надо подумать, как Павел будет питаться. Спускаться в столовую с третьего этажа на первый ему тяжело, да и опасно это – на костылях по лестнице. Нужно помочь. Может быть, дежурные… Договорить деточки не дали, хохотали, как ненормальные. Почему хохотали, я поняла, повстречав родной 7 ''д.'' на большой перемене. Обогнав учителя, провожавшего их в столовую, ребята дружно скатывались по перилам. Впереди, громыхая и загораживая костылями дорогу, никого не пропуская вперёд себя, скакал по лестнице Пашка. Гипс ему сняли ещё до конца учебного года – так у него всё хорошо и быстро срослось. А травм больше, слава Богу, ни у кого не было. Желание Пашки и его мамы исполнилось – отец вернулся домой раньше срока, попал под амнистию. В восьмом классе он даже пришёл однажды на родительское собрание. Сидел за последней партой, весь какой-то суетливый, часто улыбался, и улыбка была такая заискивающая, виноватая. Когда все разошлись, остался, попросил показать Пашкину работу. Сын писал о ней в письме. Спустились на первый этаж. Там в коридорных стенах возле библиотеки были ниши. Их застеклили, и в одной стояли кубки за спортивные достижения школьных спортсменов, а во вторую поместили лучшие работы с выставки. Чтобы кубки не исчезли бесследно, ниши эти зацементировали. Так что золотая рыбка, на радость Пашке ещё несколько лет украшала собой школу. А Пашка после восьмого класса ушёл в училище, туда принимали без экзаменов. Первое время мальчишка скучал по школе, часто забегал в кабинет истории просто поздороваться, посидеть за своей партой, а когда в школу не пускала техничка, терпеливо сидел на скамейке у старого тополя чтобы проводить меня до автобуса. Несколько раз приводил в школу дружков – будущих столяров и плотников, с гордостью показывал им свою Золотую рыбку.Заставлял загадывать желание. Кстати, куда делись те кубки и те детские работы с выставки? Несколько лет назад летом в школе делали ремонт и ветхие стены на первом этаже обшили деревянными панелями. Кубки, конечно, забрали в кабинеты физруки, а вот работы... их, наверное, просто выбросили. Прозвенел звонок с урока. Троечники давно уже написали всё, что знали, торопливо сдают листочки и – бегом, кто в столовую, кто за угол школы покурить. Отличники и хорошисты продолжают работать. Что ж, пусть пишут, если есть о чём писать. У меня сегодня уроки закончились. Снимаю со стены карту, складываю в шкаф методички и учебники, стираю с доски исторические термины. Ребята по одному подходят к столу, кладут листочки с контрольными, уходят на перемену. Ну, всё, можно идти домой. Вдруг дверь кабинета распахивается, на пороге – запыхавшийся Женька Петров. – Ты что-то забыл? – Нет, не забыл. А Вас там у школы какой-то мужик спрашивает! Спросил, сколько у Вас уроков. Сказал, что будет Вас ждать... – Спасибо, Женя. Я быстро одеваюсь, хватаю сумку и бегу по лестнице вниз. Я знаю, кто меня сегодня ждёт у школы. И я точно знаю, о чём он меня спросит. «Галина Алексеевна, здравствуйте!– скажет Пашка.– Я хотел у Вас спросить, а где моя рыбка?» 2 февраля 2009 г. |