Фиолетово-розовые ирисы, подобны искусственным, - они казались восковыми в сливовом тряпично-бархатном обрамлении. Прямолинейность стеблей по задумке природы переходила в капризные изгибы с тугими свечкам фиолетовых бутонов и уже распустившихся жеманно-томных цветков с ярко-белыми лепестками. В это лето мне дарили ирисы. Расставляя по вазам цветы, я ощущала их странный мало-знакомый мне запах и на губах - кисловато-ванильный привкус. «Ах, какая изысканность - эти ваши ирисы», - послышался шепот у меня за спиной. Я испуганно обернулась, но в комнате никого не было. «Насмешники, - покачала я головой укоризненно, - как вам нестыдно, - и вернулась к своему занятию. - Нет, не спасают ирисы. Их изысканность лишь добавляет отстраненности, словно подчеркивает: они-не-понятны-тебе. Вот возьмем альстромерии, они - понятные, розовые, стабильные… сейчас такие популярные, очень практичные и стоят неделями». «Неделями, - вмешались насмешники тут же, - как подтверждение в верности? А как же разнообразие?». «Разнообразие свойственно тем, кто еще ничего для себя не решил, - объяснила я уверенным голосом. - А для тех, кто решил, самым ценным считается постоянство». Насмешники засуетились: «Допустим-допустим». «Вот розы, например, - продолжила я, - символ любви и верности…». «Розы, - меня тут же перебили, - какой стереотип мышления! Красные, уверенные, вечно счастливые, никакой утонченности». «Да, розы, - я упрямо настаивала, продолжая бережно расставлять свои ирисы по вазам. – Мне розы вообще созвучны. Одно время мне казалось - я их люблю. Колючие, счастливые, категоричные. Мне дарили их прошлым летом, дарили осенью и зимой, - и тут я неожиданно для себя продекламировала: После стольких роз, городов и тОстов Ах, ужель не лень Вам любить меня? Вы — почти что остов, Я — почти что тень.* Насмешники в изумлении замерли, а я рассмеялась и добавила – уже от себя: «В розах были все мои дни…» Но насмешники опомнились и мгновенно передразнили меня фальцетными голосами: «В розах были все ее дни…». В одних шипах, не в розах! Ты что забыла? Исколола все пальцы, то и дело расставляя букеты!» Я улыбнулась: «Тогда мне все было в радость! Это был такой отрезок времени - розы-вый». «Да, помним-помним твой отрезок времени - ма-аленький», - насмешники наперебой зашумели-захихикали, и голоса их уже не были подобны шепоту. «Помню, - кивнула я. – Да, короткий был период времени, но время ведь относительно, порой за секунды можно прожить целую жизнь». «Как перед расстрелом, да?». Я пожала плечами: «Вам лучше знать». «Перестань говорить банальности: вре-мя-от-но-си-тель-но!». Я не обратила внимания на это замечание, а потому продолжила: «Тогда было все, как я себе задумала - в своих утренних снах, где течет молоко. В тот период я была счастлива...». «Будет все, как ты захочешь...", - ехидно пропели насмешники за моей спиной и, выхватив из вазы цветочный стебель, закружили с ним по комнате. Я с интересом наблюдала, как цветок сам перемещался в воздухе - то вправо, то влево, описывая под потолком окружности - в такт дурацкой песенке. Но вскоре, утомившись этим зрелищем, я отвела взгляд и вернулась к своему синему букету - танцующий цветок тут же упал на пол. «Однажды, - вспоминала я, - в тот самый период времени случился праздник. Дело было летом, собралось множество гостей и все, представляете, все, не сговариваясь, принесли букеты роз – самых раз-но-о-браз-ных». «Да что Вы говорите?!», - голоса наполнились приторно-жеманной тональностью, и, мне показалось, хрустнули костяшки пальцев – от томного заламывания рук. «Да! И бархатные красные букеты, и кружевные желто-зеленые, и букеты мелких кустовых роз, и сливочно-чайных…». Но эти подробности, очевидно, не произвели впечатления, а потому, изменив восхищенную интонацию на будничную, голоса цинично отрезали: «Все праздники быстро кончаются, а цветы засыхают, ты разве не знаешь?». Но я их не слушала: «И было много друзей». «А потом все ушли, ты осталась одна и резко ощутила одиночество». «И мы танцевали, и пили вино». «А потом осталась куча уборки и грязной посуды». «И даже подруга приехала - из другого города». «И разумными разговорами еще больше тебя запутала». «А еще, - я подняла голову и нежно посмотрела на фотографию, которая стояла на полке в книжном шкафу, – на праздник приехал папа, - сказала и тут же строго добавила: - Это - без комментариев!». «Какие комментарии, мы ж понимаем! – но уже через секунду в углу комнаты забубнили: - А на следующий день, помнишь-помнишь, твоя мама все тебя расспрашивала, как он выглядел и ни о чем не жалеет ли?». На этот раз я уже не выдержала и, схватив первый предмет, подвернувшийся под руку, стеклянный стакан, запустила им в угол. Тот вдребезги разбился, а из угла взвизгнули: «Держи себя в руках! Приемные часы психотерапевта ежедневно - с девяти до двенадцати». «Учту», - буркнула я и сунула в букет еще несколько свежих цветков, предварительно резко щелкнув по стеблям ножницами. Выдержав паузу и понимая, что обижаться на насмешников – пустая трата времени, решила продолжить свои воспоминания: «… и мой возлюбленный приехал накануне праздника, и, между прочим, была ночь любви, и было туманное влажное утро, наполненное предвкушением нового дня…». «И ты, конечно же, решила, что будет так всю жизнь – наивная!», - тут же последовало робкое замечание. «А потом, - я сделала загадочную паузу. - Он весь праздничный вечер держал меня за руку». «Словно ты его собственность!», - голоса хмыкнули. «Он говорил о серьезных вещах, - попыталась я объяснить, – о том, как мы будем жить вместе - о нашей будущей жизни!». «Нашел время! А на следующий день он уехал, чтобы больше никогда не вернуться! Кстати, ты что-нибудь о нем слышала?». «Нет, но в тот день я не знала этого, - я вздохнула, - к тому же, все это ничего не значит. Бывает, - добавила я и посмотрела в окно, - люди возвращаются». В воздухе раздался легкий свист, и я почувствовала, как невидимый палец покрутил у моего виска. Но я только усмехнулась и сделала шаг назад от стола – оценить собранный мною букет: ну что ж, множество ирисов – недурно выглядит. «Синий цвет – цвет печали. Добавь гипсофилу», - предложили насмешники и в знак примирения в воздухе появились тонкие ветки с белыми искрами мелких цветов. «Нет-нет, - покачала я головой, - пусть цвет будет чистый». «Ну что ж, пусть печаль будет чистой!», - цветы тут же исчезли, и насмешники трагически вздохнули: – Знаешь, ты нам напоминаешь Офелию». «Офелия, иди в монастырь или замуж за дурака»? «Да-да, самое время! К тому же, все эти розы, ирисы, возлюбленные, которых уже нет и в помине - тебе не пришла еще мысль утопиться? Как раз - последний акт», - тут же в комнате возникла большая старинная ванна на львиных бронзовых лапах с прозрачной водой. – Какую температуру воды предпочитаешь?» Я вновь покачала головой: «Представляете, я тогда, действительно, чуть не умерла от счастья. Но если бы это случилось, то, думаю, умерла бы в полной гармонии с самой собой». «Да, но ты ведь не умерла, слава Богу! Вон, какая румяная!» «Нет, не умерла, потому что тогда я и не догадывалась, что была так счастлива…Ведь все познается в сравнении». «Как хорошо, что люди не умирают от счастья, а то бы смертей было бы гораздо больше!» «Да? Вы говорите немыслимые странности». «Ничего странного. Большинство людей просто не осознает своего счастья и принимает его за нечто иное, а свою жизнь видит исключительно в сером цвете, ежеминутно сверяясь с прошлым или примеряясь к будущему. А потом все спохватываются, а уже… - тут неожиданно в воздух взлетела «Энциклопедия семейной жизни» и со всего маха грохнулась об стол - бах, да так, что вазы мои подпрыгнули, а я от неожиданности вздрогнула и выронила из рук цветы, - поздно! Не довелось умереть от счастья! - и уже более спокойно голоса добавили: - И, слава Богу. Кстати, заметь, статьи «смерть от счастья» в причинах смертности отсутствует, что сохраняет народонаселение. Так что? Топиться будем?» Я решительно замотала головой: «Нет-нет, у меня еще очень много дел». «Жаль», - в ответ кашлянули, и ванна пропала. «В этот год уже все по-другому – мне дарят ирисы», - я подняла с пола упавшие цветы. «А что ты хотела? Жизнь vulgaris, что означает – «обычная» жизнь, а она не стоит на месте, - тут насмешники схватили пульт от телевизора и быстро защелкали кнопками. – Смотри! Жизнь непредсказуема – только кофе собрался с друзьями попить, а тут – бац – техногенные бедствия вперемешку с естественными катаклизмами. Где Нью-Орлеан после наводнения? Ураган «Катрин» сменяет «Офелия». А вот взрывы в Испании, в Китае землетрясения. Влияние «Прозерпины», говорят астрологи. Да, надо приспосабливаться! А хочешь послушать Мессу си-минор - органную музыку? Любишь Иоганна Себастьяна в техно-импровизации? Говорят, новое веяние. А вот чихуахуа – собака нынче самая модная, со стразами от Сваровского! Приобрести не желаете? А что стало с любовью в двадцать пятой серии? Мутировала! Вот и ты, дорогая, что имеешь, - сама выбрала! Боль-ши-е ко-ле-ба-ни-я! Землетрясения в отдельно взятой серии». «Знаю-знаю, сама выбрала. Но не всем советую». «Но, согласись, сейчас, когда все уже совсем иначе… не кажется ли тебе, Офелия, что… изысканные ирисы лучше традиционных роз? - голоса вновь затараторили, но шепотом, и в шепоте этом послышалась явная неуверенность. Я не ответила, а лишь подняла тяжелую вазу и направилась к окну. В эту минуту в дверь позвонили. Я остановилась и оглянулась в нерешительности – гостей не ждала. «Нет дома, нет дома! – на все лады заголосили насмешники. – Ее здесь нет!». «А кто это?», - спросила я вполголоса. «Это мы, - в ответ кокетливо хихикнули, - это мы звоним тебе в дверь». «Но вы же здесь – в комнате!». «А мы и там, и здесь». «Значит, опять проказничаете, - укорила я, а затем нахмурилась: - Но вы сказали неправду – я дома. Почему это здесь меня нет? Это чистые выдумки». «Никакие не выдумки – тебя нет. Ты – в прошлом, а, может быть, в будущем. Ты - где угодно, но только не здесь, а потому всегда пропускаешь самое важное». Сказать было нечего, я вновь направилась к окну. «Жить прошлым – удел слабых!» - закричали у меня за спиной. И я кивнула: «Я знаю». «И будущим жить – удел слабых! – по паркету поспешно за мной зашлепали босые ноги. - Нет ничего глупее - планировать будущее!» И я опять кивнула: «Знаю-знаю. Я в курсе». «Живи настоящим! – советы сыпались скороговоркой. - Никто не живет настоящим, заметила? Нет, чтобы спокойно сидеть у воды, ждать, когда труп врага сам проплывет мимо…». «Так всю жизнь можно ждать!». «А ты полезным делом займись – посади дерево. И не перебивай! – сердито взвизгнули голоса и тут же мечтательно продолжали: - Так вот. Нет, чтобы спокойно сидеть у воды, дышать воздухом и наслаждаться природой…Ведь, строго между нами, куда он денется, этот труп? Если ему суждено, проплывет обязательно! Так нет же! Начинают гоняться за мнимым врагом, который, кстати, может врагом и не быть, всех от дел отвлекать и расспрашивать, потом еще роют ямы-капканы…». «Не все». «Зато все ворошат прошлое, копаются в воспоминаниях, живут ушедшими днями…» «Да, или ушедшей любовью», - попробовала вставить я. «Ха, или старыми обидами? Играют в «Кто, где, когда?» и не всегда выигрывают!». «Бывает…рефлексии – это людям свойственно». «Другие - бесконечно планируют завтрашний день, готовя на все случаи жизни «опоры»!». «Что ж в этом плохого?». «Пустая трата времени. Вот ты, например, пробовала?». «Да». «И что?» «Ничего». «Вывод?» Я беспомощно пожала плечами. «Вот и мы о том же! Куда позвонить, что купить, какую пирамиду построить, с кем жить и с кем спать, и что за это иметь!». «Что приготовить на ужин!», - вставила я радостно, надеясь попасть в точку. «Перестань, это мелко. Как отомстить, кого наказать или как выпросить! А некоторые, - тут насмешники вновь понизили голос, - некоторые даже пытаются решать за других, представляешь!». Внезапно передо мной упала колода карт и рассыпалась веером. «Сыграем?». «Во что? - я растерялась. - В «дурака»?». «Да, на желание». «Нет, не буду – всегда проигрываю». «Значит, тебе везет в любви, - в ответ захихикали и со словами: - Не хочешь, как хочешь, - карты исчезли, и уже совсем тихо, прямо над ухом, насмешники еле слышно выдохнули: - Не будь дурой, живи настоящим!». «Как же вы надоели - со своими советами! – не выдержала я и резко обернулась. - Это же самое сложное!». Но комната была тиха и пуста - я поняла: в ней уже нет никого, я - одна. Я отодвинула шторы, распахнула окна и, наконец, поставила вазу на подоконник. На улице светило солнце и стояла середина лета. Я с удовольствием вдохнула плотный городской воздух - гремучую смесь чувств и событий, замешенную на надежде и вере, свежих запахах листвы и молотых кофейных зернах из московских кофеен. «Постараюсь», - прошептала я. * * * Около дома остановилась машина. Из нее неторопливо вышел человек, устало хлопнул дверью, поставил на сигнализацию и медленно поднял голову. В знакомом окне увидел вазу с цветами и тут же, памятуя известный фильм, с улыбкой подумал: «Горшок с цветами – явка провалена». Но потом громко, уже вслух, добавил: «Нет уж, дудки. Цветы на окне – значит, ждут меня». _______________ * М.Цветаева Москва, июль 2008 г. |