ПРОСТО ЕВДОКИЯ Светлой памяти Исаковой Евдокии Павловны Средняя общеобразовательная школа №67 г. Новосибирска. 7.30 утра. На нижней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, стоит директор. Высокая, статная, в строгом трикотажном костюме Евдокия Павловна внимательно оглядывает детей, учителей, проходящих мимо. – Здравствуйте! – Здрассте… – Здравствуйте! Робко, радостно, громко, застенчиво, нехотя, сонно, заискивающе, вызывающе, потупив глаза здороваются ученики. Начинается новый день, и все знают: директор в школе. Шалаш Это было в те еще времена, когда каждой весной 22 апреля детей торжественно принимали в пионеры, а классы делали подарки в Ленинскую комнату: стенгазеты, рисунки, макеты, пятерки в дневнике. С пятёрками у 5-в напряжёнка, но подарок нужно представить, и я, историк, не мудрствуя лукаво, предлагаю своим пятиклассникам сделать для школьного музея шалаш, вернее, макет ленинского шалаша в Разливе. Сено, я думаю, есть у многих – кругом частный сектор, держат всякую живность: коз, овец, даже коров держат. – Кто принесет сено, ребята? – А я не знаю… – А нашей козе самой нечего есть, весна потому что… – А мне, может, мамка не даст… – Ладно, просите все, а кому дадут, приносите. Сорок два человека в классе, кому-нибудь да дадут. На следующий день я прихожу в школу позже, мне к третьему уроку. Вхожу в вестибюль и вижу директора: она стоит, скрестив на груди руки, явно поджидает меня. К чему бы это? Подхалимским голосом здороваюсь и стараюсь проскочить в раздевалку, но не тут-то было: Евдокия Павловна заслонила проход и громовым голосом вопрошает: – Так. Зачем вам сено, Галина Алексеевна? – Сено? Какое сено? – не могу сразу сообразить я. – Так вы не знаете, какое сено притащили ваши дети?! Сено, которое валяется по всей школе! И если у меня уволятся уборщицы…!!! – Ах, сено! – вспоминаю я. – Принесли? А это мы, Евдокия Павловна, в музей шалаш Ильича будем делать…тот, что в Разливе, помните? Подарок… – Так вы что же, шалаш этот в натуральную величину строить собираетесь? – Ну что вы, Евдокия Павловна, – кротко замечаю я, – макет. В натуральную…для этого сколько сена надо! – Сена хватит! – багровеет Евдокия.– Идёмте! Мы идем по коридору, и я замечаю, что он весь присыпан сухой травой Я еле поспеваю за Евдокией Павловной. Заходим в раздевалку возле спортзала, куда она велела свалить все «конфискованное» у моих милых, дурных пятиклассников сено. Ого! Его действительно хватило бы на хороший настоящий шалаш: сено торчит из сеток- авосек, из газетных кульков, из драных пакетов… – Не школа, а конюшня какая-то,– фыркает Евдокия Павловна. '' Молодцы все же у меня ребятишки'', – улыбаюсь я про себя. Евдокия Павловна, видя такую реакцию, ехидно произносит: – Все правильно, каков классный руководитель, такие и дети! Потом быстро поворачивается и уходит. И мне кажется, что она улыбается, но не хочет, чтобы я это заметила. « Радость моя!» Я работаю в 67-й уже три недели. – Ну, как тебе в новой школе? – интересуется муж. – Нормально, ты знаешь, мне кажется, директриса ко мне очень даже хорошо относится. Знаешь, как она меня сегодня назвала? Она сказала: «Радость моя!» Прошло ещё несколько дней – У тебя всё в порядке, что-то ты скисла? – Нет, ничего. Просто я сегодня была у Евдокии Павловны на уроке обществознания в десятом классе и, ты представляешь, она на самого охламона сказала: «Ну, радость моя, когда же ты у меня работать начнёшь!» Мы оба хохочем. «Это что ж за урок такой…» Если Евдокия Павловна идёт по школьному коридору с большим зелёным журналом под мышкой, а у неё в расписании нет своих уроков, это очень дурная примета: значит, она идёт к кому-нибудь на урок. Стараясь не попадаться лишний раз на глаза начальству, народ скрывается за дверьми кабинетов и лихорадочно листает поурочные планы. Я всегда знаю, когда Евдокии Павловне придёт в голову посетить уроки истории. Чувствую. Сегодня точно идёт ко мне на урок.. Душа у меня куда? Правильно, в пятки.. Заходит в класс. Ради приличия интересуется моим здоровьем. Можно подумать, уйдёт, если скажу, что плохо мне, поэтому молчу. – А я вот сегодня всю ночь не спала, давление, – хмуро жалуется Евдокия Павловна. «Ну, вот и шла бы домой, и отдохнула бы, и нечего по урокам ходить»,– это я про себя, конечно. Евдокия Павловна усаживается за последнюю парту и, пока я веду опрос, что-то пишет-пишет-пишет в своём зелёном журнале, Интересно, что она там так много пишет? Потом я начинаю объяснять новый материал и почти забываю, что у меня на уроке присутствует директор. Дрожь в коленях прошла, голос окреп. Стараюсь очень. Карта, картина, иллюстрации в учебнике, рассказ про Яна Гуса и Яна Жижку. Шестиклассники хихикают, их всегда смешат эти имена. Я оглядываюсь на Евдокию Павловну и вдруг вижу, что она…спит. Положила голову на руки и спит. Даже рот приоткрыт. Вот это да! Ну ладно, пусть пока спит. Продолжаю рассказывать детям о гуситских войнах и замечаю, что в окна во всю светит солнце, а в классе горят все 12 лампочек. А вот за это, Галюня, тебе точно попадёт. Не прерывая рассказ, тихонько продвигаюсь к выключателям. Ну, кто это придумал – три выключателя на один кабинет. Щелчок – и Евдокия Павловна открывает глаза: – Да-да, Галина Алексеевна, свет выключите. Непорядок. – Мешает свет?– заносит меня. – Сейчас выключим. Звенит звонок. – Зайдёте ко мне после занятий, обсудим урок, – говорит Евдокия Павловна, выходя из класса. Пропадать, так с музыкой, и я ехидничаю: – И что же мы будем обсуждать, если Вы, … спали на моём уроке? – Вот это и обсудим, – насмешливо смотрит на меня Евдокия Павловна, – это же надо так вести урок, что на нём засыпаешь! Сказала и величаво вышла из класса. Помидоры. Евдокия Павловна навещает меня в больнице. Открывает сумку, выкладывает на тумбочку пакеты – Плохо выглядишь, бледная. Вот тут тебе витамины : гранаты, виноград… – Спасибо, Евдокия Павловна, но лучше бы Вы помидорчиков своих солёных принесли,–капризничаю я . Помидоры Евдокия Павловна солит бесподобно, это у неё хобби такое, у директора средней общеобразовательной школы – солёные помидоры. – А ты ведь с почками лежишь…можно ли помидоры? – Можно, Евдокия Павловна, – произношу страдальческим голосом,– мне уже всё можно. – Ну, ладно, ты не кисни, держись. Там твои пятиклассники бюллетень выпускают о твоём здоровье, как Ленину в Горках, ежедневно температуру отмечают, скучают,– улыбается Евдокия Павловна. – Ага, скучают, – рассказываю ей, как недавно мои подопечные снежками высадили окно в палате. Их не пустили в вестибюль, потому что был тихий час, а ждать они никак не могли, им нужно было увидеть меня срочно. Они не хотели разбивать стекло, просто хотели разбудить меня. – Разбудили, – Евдокия Павловна смеётся. А через несколько дней она действительно приносит помидоры. Всей палатой глотаем слюнки, глядя на это чудо в банке, прячем в тумбочку и не можем дождаться вечера. Это нефрология, и у нас у всех бессолевая диета. А вечером, вечером из полотенец и тёплых платков торжественно извлекается кастрюля с горячей картошечкой и открывается банка с Евдокииными помидорами. Все едят и стонут от удовольствия. Шесть человек счастливы! Неожиданно в разгар трапезы открывается дверь, в палату заходит дежурный врач, видит помидоры. – Вашу мать, лечишь вас, лечишь!– начинает он с порога. – Ладно, ешьте, позже к вам зайду. Мы быстро собираем на тарелку помидоры с перчиком, чесночком, накладываем картошечки и отправляем в ординаторскую Машеньку – самую молоденькую, самую улыбчивую, самую симпатичную. – Вы только попробуйте, Виктор Иванович, они вовсе не острые! Виктор Иванович «пробует» за обе щёки. Семь человек счастливы! Трудовой десант За школой на глазах растут горы железа. Здесь и гусеницы от танка, а может, от трактора, и ржавые трамвайные рельсы, дырявые кастрюли, тазы, швейные машинки. Это мероприятие называется сбором металлолома. Школьники помогают Родине, заодно очищают жилмассив от железного хлама. Классы соревнуются, поэтому всё самое тяжёлое, а потому самое ценное, дети подписывают мелом, чтобы не перетащили на свою кучу соседи и не победили бы. Время от времени жильцы близлежащих домов приходят сюда искать свои пропавшие вещи. Матерятся, если находят, и бегут жаловаться директору школы. Вот семиклассники притащили откуда-то гинекологическое кресло. Старшеклассницы хихикают, а малыши облепили кресло, лазят по нему. Кто-то придумал, что это устройство для тренировки космонавтов, вот на эти круглые подставки удобно класть голову. Мы, классные руководители, безуспешно пытались отогнать от кресла ребятишек, но махнули рукой и хохочем до слёз, наблюдая, как упражняются дети. Неожиданно из-за угла появляется Евдокия Павловна с какими-то бабками, решительно направляется к нам. – Веселитесь? Вместо того, чтобы…– увидев перед собой медицинское оборудование и не договорив, что же мы должны делать, поворачивается ко мне – Это что?– как - будто, не знает, что это.– Откуда? Ваши принесли? – Вот всегда так,– я собираюсь обидеться, но бабки шустро бросаются к «моей» куче железа – Вот они, вот! И подписаны! Ну да, на тяжёлых круглых крышках от канализационных колодцев красивым почерком написано «5 –в класс» – Ну, вот что,– устало говорит Евдокия Павловна,– чтобы через пятнадцать минут это лежало на своих местах. – Евдокия Павловна, давайте завтра, мои уже разошлись по домам! – Не завтра, а сегодня! Сейчас. Немедленно. Хотите, чтобы там кто-нибудь шею свернул! Собирайте детей! Оглянулась на кресло, прикинула, наверное, когда за ним могут прийти, и направилась к школе. Курортные истории Так получилось, что мы вместе с Евдокией Павловной лечились-отдыхали в Ессентуках. Она по профсоюзной путёвке в санатории, а я снимала жильё. Но общались мы часто, особенно когда она заболела. В санатории Евдокию Павловну – женщину предпенсионного возраста и пуританских взглядов – поселили в комнате с молодой особой, которая решила прожить сезон легко, весело и красиво, потому как и здоровье отвратительное, и в личном плане не повезло, да и вообще, сколько той жизни! Для осуществления своих планов она привезла два чемодана нарядов и в первые же дни завела массу, как бы это помягче сказать, массу поклонников. И вот эту женщину, кстати, учительницу английского языка, и допропорядочную, строгих нравов Евдокию Павловну поселили вместе на целых 24 дня. Это теперь я знаю точно, что ничего случайного не происходит, а тогда я просто наблюдала, и меня поражал контраст. Например, прикроватная тумбочка у «англичанки» завалена коробками конфет, шоколадом, стояли вазы и банки с букетами цветов – у Евдокии Павловны на тумбочке аккуратной стопочкой лежали очень серъёзные книги и свежие газеты. Шкаф был забит легкомысленными, с точки зрения Евдокии, нарядами соседки. Сама она привезла в сумке два строгих кримпленовых платья, тёплую кофту, трико и майку для утренней зарядки. О косметике и говорить нечего, её у моего директора не было вообще, чтобы выглядеть прилично, ей нужны были только туалетное мыло и расчёска – соседка около часа проводила перед зеркалом. Мило щебеча, она мазала, втирала, красила, что-то корректировала на своём милом молодом лице. – Ты представляешь,– ужасалась Евдокия,– она каждую ресницу красит отдельно! Евдокия Павловна соседку свою не осуждала, перевоспитывать не собиралась, но однажды не удержалась и попыталась наставить её на путь истинный. И, чтобы отвлечь заблудшую от разгульной жизни, не придумала ничего лучшего, как пригласить её …на лекцию о международном положении. Лектор прилетел из Москвы!!! Афиши висели по всему санаторию уже неделю. Соседка, бедная, до того растерялась, что сразу согласилась, но по дороге в концертный зал, куда, шаркая, потянулись после ужина, старички и старушки, опомнилась и… сбежала от своей воспитательницы. А Евдокия Павловна долго потом сокрушалась, как же это она потеряла бдительность. --------------------- Евдокии Павловне плохо. Сердечная аритмия и вообще расклеилась, всё время глаза на мокром месте. Всё, хватит, мы приехали сюда поправляться, а не умирать. Ну, что ещё надо? Кавказские минеральные воды. Прекрасный санаторий, чудесный вид из окна, хорошая погода, я в гости пришла, принесла свежую прессу. В комнате уютно и чисто. По огромному, во всю стену окну, такому прозрачному и чистому, что кажется, что оно без стёкол, как белочка, лазит, шустрая смуглая девчонка -уборщица, в санатории называется «горничная». Евдокия Павловна, отложив газету, внимательно наблюдает за работой, потом снова начинает хлюпать носом. – Что опять случилось?– спрашиваю я как можно строже – Да нет, Галя, я не о том. Я, знаешь, о чём думаю? Вот бы нам в школу хоть одну такую уборщицу…а? – Господи! Кто о чём! Да забудьте Вы на время о Вашей школе! – О нашей, Галя, – с укором поправляет меня Евдокия. – Хорошо, о нашей. Я сержусь по-настоящему, сержусь, потому что очень боюсь за неё. ----------------------- Мы сидим на скамейке в парке. Припекает солнышко. Евдокия Павловна размечталась: – Знаешь, что я думаю. Вернусь домой, устроим на пришкольном участке дендрарий. Я ужасаюсь: – Дендрарий, это где змеи всякие, ужи, гадюки!!! . – Ну, ты, Галя, тёмная личность. Дендрарий это…, – смеётся Евдокия Павловна и объясняет мне, что такое дендрарий,– смотри, сколько я семян с клумбы набрала. Что такое дендрарий и что такое террариум я, конечно, знаю, и даже про серпентарий слышала, но пусть уж лучше она смеётся, чем плачет. ------------------------ Закончились уроки во второй смене, опустели классы, а в окнах директорского кабинета ещё горит свет. Мы выходим из школы. Мне повезло, часть пути мы пройдём вместе. Я провожаю Вас улыбкой. Мне так дорого общение с Вами, Евдокия Павловна. ГАЛИНА СТЕПАНОВА |