| Свадьбу решили сыграть на 7 Ноября. Две недели до регистрации,  которые тогда давали «на раздумье», проскочили  как один день,  потому что дел сразу набежало - невпроворот, платье у портнихи  успеть подогнать, насчет стола все рассчитать, с друзьями договориться  - ехать все-таки за город, как они насчет ночевки в доме без  удобств...Да ладно, разберемся! И вдруг  этот звонок. - Алечка, вас к телефону, - заулыбалась пожилая Алькина сотрудница и,  передавая трубку, шутливо пригрозила - Сенечке все расскажем! Звонил Райнис. Нет, не так!  Звонил неизвестно откуда вдруг взявшийся Райнис, также  внезапно исчезнувший почти три месяца  назад... А ведь разговоров  было, разговоров... Впрочем - именно разговоров, потому что ни о чем  серьезном речь вроде бы не шла, какие-то все полунамеки, полуслова,  полувзгляды... - Я очень занята сегодня, мне к портнихе надо, если хотите, мы где- нибудь по дороге можем встретиться, - согласилась Алька. - Но учтите, я  буду очень торопиться! И всю жизнь она потом будет вспоминать ту очень короткую встречу,  даже не свидание, а так – на секундочку остановиться, со старым  знакомым парой слов перекинуться – ту короткую встречу будет  вспоминать в самые разные моменты жизни: и когда было все очень  хорошо – тоже вспоминала, а вдруг было бы еще лучше, и когда  казалось, что все рушится, – случалось и вслух каялась: никто не  виноват, сама виновата… Райнис вынул из внутреннего кармана пальто какой-то маленький  тряпичный мешочек (до того, как появятся эти вожделенные для  каждой  женщины чудесные бархатные коробочки с ценным  содержимым,  в России пройдет еще лет двадцать), и, уже минутой  раньше услышав от Альки, что она выходит замуж и свадьба в начале  ноября, тихо произнес: - Аля, что вы наделали… Он медленно развязал тряпичный мешочек – блеснул удивительной  красоты крупный перстень. - Разрешите его примерить вам… - Нет, - твердо ответила Алька, - нет. Теперь – не могу. Ей очень хотелось узнать – почему вдруг перестал ей звонить этот  будущий дипработник, с которым она, студентка иняза, познакомилась  на институтской вечеринке, куда он вдруг так неожиданно исчез и что  вообще все это значит – какая-то необъяснимая таинственность и   этот, безусловно старинной работы, перстень… - Райнис, а где вы были так долго? -  она виделась себе со стороны  красавицей, разбивающей сердца, из-за которой рыцари ломают пики  на турнирах… Она опаздывает на примерку свадебного платья, в нее  безумно влюблен ее будущий муж (а как же иначе?), тайный  воздыхатель пытается соблазнить  невиданными ею до того  драгоценностями… -Я латыш, Алечка, и должен был получить согласие своей родни на брак  с русской девушкой… Я его получил, и если бы вы только знали – чего  мне это стоило… А этот перстень… Алечка, что вы наделали…   Алька  внимательно рассматривала себя в зеркало – так хотелось  разглядеть пусть только еще намечающиеся, но все же изменения –  беременность с первых же  дней что-то меняет в привычном укладе, не  очень-то согласовывая это с желаниями хозяйки, но никаких особо  заметных изменений  пока не видно… Сенечка так рад!  Ночью они лишний раз боятся пошевелиться – старая  тахта пружинами похныкивает, свекрови, Анне Давыдовне, спать  мешает, только они повернутся друг к другу – и сразу же за ширмочкой  «ох, ох, крях, крях…»… Алька заулыбалась – и как она умудрилась  забеременеть-то, ведь все под надзором, все под надзором!.. Наверное,  вот когда ездили к маме с ночевкой – ах, как здорово было, на  мамкиной перине, да под пуховым одеялом, на дворе снега – чуть ли не  до ставен намело, а у них в доме – жар от печки по всем комнаткам  расползается, и уже мамиными пирогами запахло, ну конечно – встала,  как всегда – чуть рассвело, тесто замесила, сейчас ватрушечек  Алькиных любимых напечет и  вот этих кренделечков с сахаром поверху  – ой вкусно, Сенечка аж зажмуривается от удовольствия… Нет, Анна  Давыдовна тоже вон какие котлеты делает – пальчики оближешь! А с  картошечкой жареной да с помидорчиками зелеными солеными –  Сенечка их обожает…   Неделю спустя Семен неожиданно раньше обычного вернулся с работы,   был очень расстроен: - Аля, меня срочно в командировку отправляют – надолго… на месяц,  говорят…, какая-то странная спешка, ничего не понимаю,  я им – у меня  жена беременная,  а они – ни в какую… Алечка, ты слышишь, я же  сегодня уезжаю, надо собираться, поезд вечером… Семен ходил по комнате, перекладывал какие-то предметы с места на  место, руки в карманы – и насвистывает себе что-то под нос. Всегда у  него так было, когда нервничал… - Ну до осени-то вернешься? – пошутила Алька. – Может, мне у мамы  пожить пока… А может, и нет… Ведь только на месяц… - Да-да, только на месяц, так и сказали – посидите там поработаете  с  месячишко… Аленька, ну ты же здесь не одна… Я буду каждый день  тебе писать… Одно из этих писем Алька потом хранила много-много лет, там было  такое, такое – только для нее написанное, чтобы ни одна душа никогда  не прикоснулась к этим листочкам, они только ее… И когда Райниса  вспоминала в тяжелые минуты с его старинным перстнем, и когда  казалось, что все рушится, потому что и на самом деле что-то рушилось,  письмо это давнишнее на пожелтевшей бумаге, в потрепанном  конверте, как заветный амулет вдруг оттягивало потихоньку все беды,  да нет, конечно, не все, да и не оттягивало, а так вот – письмо и все. И  тот страшный для нее 49-й год.   Летом стало ясно, что Сеня вернется не скоро. Командировочка-то  затянулась… Алька со свекровью Анной Давыдовной уже и на работу  Сенину ездили – сам Сеня  в письмах ничего толком объяснить не  может, пишет, что не отпускают «в связи с производственной  необходимостью», но Алька не верит – а вдруг у него там что-то еще…  В большом фойе Сениного проектного института к ним подошел какой- то невысокого роста невзрачный дядечка, глянул сразу на уже  прилично  выпиравший Алькин живот и тоже что-то начал говорить о  производственной необходимости, о том, что ситуация осложнилась и  Сенино присутствие на одном из оборонных заводов сейчас требуется  как никогда… - Вам когда рожать? – поинтересовался дядечка у вконец  расстроившейся Альки. - Врач говорит – где-то в середине октября… Скажите, у него там что- то случилось? А мне можно к нему поехать?.. - Ничего не случилось. Работает. А поехать к нему нельзя, туда особые  пропуска требуются… Да приедет он к октябрю… надеюсь… Слово «надеюсь» дядечка произнес скорее всего самому себе, потому  что прошуршало оно как-то тихо и неуверенно, да Алька дядечку уже и  не слушала, она заплакала, и хорошо еще, что они с Анной Давыдовной  приехали, та подхватила Альку, потащила к выходу, они медленно  поплелись к метро «Динамо», поддерживая друг друга.   Врачу не понравились какие-то Алькины анализы, и ей пришлось лечь в  роддом за три недели до родов, но буквально за день до этого, как  будто почувствовав, что приближается очень важное событие, в  первый раз за все время вдруг позвонил Сенечка. Слышно было плохо,  но Алька все равно расслышала сквозь телефонное шуршание и треск  -  Алечка, я приеду тебя забирать, я договорился… я приеду тебя  забирать… Алечка… Роды были затяжными и тяжелыми, Алька так намучилась, что, когда  наконец услышала – ну, мамочка, кого ждали-то? – только с удивлением  посмотрела на пожилую акушерку, а та, махнув рукой на невменяемую  мамашку, подхватила ребеночка, какого-то синенького, с пузыриками  воздуха у ротика, и поднесла его чуть ли не к Алькиному носу, - да  девочка же у тебя, ой,  молодежь… девочка…   В тот ужасный 49-й год они пробыли вместе всего несколько недель –  зимой, когда, счастливые от узнавания друг друга, прятались по всем  закуткам и от  соседей, и от Анны Давыдовны… Они вылезали ночью на  кухню и, завернувшись в теплое одеяло с головой, усаживались на  широком подоконнике, где – по их расчетам – им никто бы не  помешал…  И вот теперь осенью – да, да, Сенечка, родной, ой, какой-то очень  уставший, но все равно – только ее, не может наглядеться на них с  дочкой, что-то говорит, говорит, целует и снова что-то говорит, что?..  куда-то ехать уже завтра… Алька от радости, что Сенечка снова с ней  рядом, только кивает головой, ничего не соображая, - куда ехать,  зачем…   - Какая командировка… что - опять?! Сеня, какая командировка?..  Что?  Уже в другой город?.. Сеня, ты можешь объяснить – что происходит…   Он объяснил бы – если бы мог, если бы сам хоть что-то понимал… Но в  Первом отделе, куда он заскочил сразу с вокзала (так ему приказали на  заводе), Семен услышал – забираете жену из роддома и завтра же в  Рыбинск, почему в Рыбинск – удивился Семен, я же в Куйбышеве был… - А теперь – в Рыбинск, - отрезал гебист, - вот командировочные  документы! - Что, опять на месячишко? – видимо, неудачно пошутил Семен. - На месячишко… - противненьким голосом передразнил его гебист, - на  месячишко…   Году в 57-м – Оттепель была на дворе – Семен разговорился с кем-то из  Первого отдела, вспомнили Куйбышев, Рыбинск… Новый гебист закурил, предложил Семену – да, вот какие дела-то  начались… И, усмехнувшись, добавил: - Ты что, думаешь,  наши тебя тогда как еврея спасали?... Да ты  расчетчик отличный был, молодой, институту нашему нужный, вот тебя  и прикрывали, а так-то… да ладно… ну бывай…   2011. |