Часы   Старинные часы всегда стоят... И пляшет свет, и сонно липнут тени. А люди, опускаясь на колени, Из года в год наверх бросают взгляд — Такой обряд, хотя часы стоят.   Они вне расписания и дат. А время, их покинув, мимо-ходит. И тянет за незримые поводья И манит... но, как преданный солдат, Не покидая пост, часы стоят.   Мерцает свечек призрачный отряд. Людей сменяют люди, а хоралы — Ночные скрипы. Исправляют нравы И портят нравы сотни лет подряд. Но на своем по-прежнему стоят   Часы. Когда мы явимся на суд И все пройдем под ними вереницей, То время предпочтет остановиться, Чтоб не считать столетьями минут, И всё застынет. А часы пойдут.   Все хорошо   Всё у нас хорошо! Но увозят осенние листья, Собирая, бесправные, в пыльный казенный мешок. По этапу, в расход, без надежд и грядущих амнистий... Инквизитор с метлой, свой участок жестоко зачистив, Смотрит в землю и помнит, что всё у нас тут хорошо.   Хорошо всё у нас. Этот дождик по капле опознан, По манере письма, по рифмовке и ритмике фраз. И стихи у него получаются лучше, чем проза, Верный признак таланта — неверность погодным прогнозам. Значит, тоже не врёт... бьёт и льёт: «Хорошо всё у нас».   «Хорошо у нас всё, — говоришь ты, не ведая фальши. — Вот придёт новый день — облегчение он принесёт. С каждым словом точней, с каждым небом — всё глубже и дальше... Потеплее оденься — и так вдохновенно не кашляй, Не пиши, не ругайся... Не плачь! Хорошо у нас всё…»   Кленовые письма   Я пишу тебе письма — на каждом листке, отправляю их в каждую новую осень. Почтальон прилетает ко мне налегке и всю стаю к тебе на крыльцо переносит.   И шуршат они там, и читаются вслух, и трепещут, уснув на шершавом пороге, но ты к шепоту этому, видимо, глух, и спускаясь, не смотришь, наверно, под ноги.   Как выходишь из дома, является он — твой усталый двойник, — подметает ступени и ругает меня, и чихвостит сезон, и стоит на подсвеченной золотом сцене,   подопрется метлой и глядит далеко. Там блуждает по городу странный прохожий и послания ищет — с моею строкой, и найти их которую осень не может.   Небо   Грузное небо провисло И насадилось на лес. Разом обрушились листья, Клён потерял ирокез.   Вспоротым брюхом елозя, Серою мутью сочась, Небо лежит в коматозе И у меня на плечах.   Ниже и ниже под небом Гнётся безвольно спина. Мне прописали плацебо, Небу — предзимнего сна.   Мне бы поднять, а не бросить, Мне б дотащить до весны. Скоро скукожится осень, Мир станет бело-простым,   Я предъявлю свою ношу Мне подмахнут: проходи. Небо, ты станешь хорошим. Спи у меня на груди.   *** (затянулся этот день…)   Затянулся этот день, Затянул в слепые лужи. Складки на земле утюжит Вечер — скучный телепень. Мир внутри и мир снаружи Чаще сходятся теперь.   Завтра, угадаю — снег, Белым тестом всё слепляя, Ноты, провода, сараи, Щёлки между сонных век, Край вселенной с дома краем, — Снова выпадет — навек.   Все мы, знаешь, за окном, Кто — внутри, а кто на ветке, И у нас теперь не редки Снега ком и в горле ком… От всего дают таблетки В мире белом и простом.   Залетев в своё гнездо И укрывшись с головою, Слушаем, как ветер воет: Ми-ре-соль… соль-ля-си-до… И живущая с живою На два такта — заодно.   *** (Подоконник, книжка, чашка...)   Подоконник, книжка, чашка. К мерзлому окну Тонкой блеклой промокашкой Зимний свет прильнул.   А за шторкою дремотной День уже остыл. Тянут время неохотно Старые часы   И немодным циферблатом Смотрят мне в глаза: Ты-то, ты-то, вино-вата, Так-таки и знай.   Любопытная, рябина Тычется в окно. Клин не выбиваю клином, Так что все равно.   Но глядят друг в друга окна, Дотемна близки… День твой был сегодня соткан Из моей тоски.   Отраженье   Белый снег и чёрные стволы. Голо и стерильно, как в больнице. Новые реальности малы, Не хочу ни плакать, ни лечиться.   Лампа за спиной, окно без штор. Вот, стою — мишенью чёрных улиц. Тьма слепит, в упор глядит Ничто - Где-то я с собою разминулась.   Нет, там кто-то целится, молчит. Может, обозналась — вечер, тени?..  …Не спасут врачи и палачи, Если убивает отраженье.   За надеждой   А рябины моют в лужах ноги, И густеет грязи тёмной каша. Но земля вечерняя, о боги, Не грустна — наивна и бесстрашна.   Не набухли почки — подождите, Будет всё чудеснее, чем прежде. И деревья тянут руки-нити В небо, словно  люди, за надеждой.   Низко потолок. Сырой и сладкий Воздух. И давно привычен насморк. Даже если что-то не в порядке, То, наверно, тоже не напрасно.   Не до звезд… Но будто бы свеченье Где-то между туч и крышей мира. Нет земли прекраснее вечерней, Если ты саму себя простила,   И народу в храме было мало, И ты вышла, зонт не открывая, И с любимой музыкой совпала Тишины мелодия живая,   И невольно попадая в ноты, Повторяя шепот у престола, Вторила в согласии с природой: «Господи, скажи мне только слово».   О будущей весне   Какие там стихи о будущей весне... Чем стану я дышать в загаданном апреле? Быть может, утеку, как надоевший снег, Цепляясь за стволы безмолвных чёрных елей.   А может, повезёт, и все-таки прорвусь, Как новый клейкий лист из криворукой ветки, И солнца тихий луч меня коснётся — пусть На краткий только миг, нечаянной пометкой.   А может, я очнусь от запаха земли — Тревожно заскрипят мои больные корни. По жилам потечёт древнейшая, как мир, Та сила, что из тьмы на свет живое гонит.   А может, разольюсь — границы позабыв, Покинув берега, разбив зеркальный панцирь, Прогнившие мостки вскрывая, как нарыв, Чтоб вновь, оставив стыд, у ног твоих плескаться.   Прогорклым летним днём сквозь мути пелену О будущем, ты прав, загадывать без толку. Ах, как бы проскользнуть в ещё одну весну! ...По краешку, тайком... продрогшей богомолкой...   Подкинутые   Свернувшись в позу эмбриона Мы ждём, мы терпеливо ждём: Вот примет роды дом казённый, Вот нас оставят под дождём.   Пелёнки под собой марая, Беззвучным криком заходясь, Лежим, подкинутые раю, Лицом к двери, ногами в грязь.   А кто-то что-то тащит дальше И грубо ходит по ногам, Но всякий мимо проходящий Надежду оставляет нам.   А те, которые — да в двери, А те, которых пустят в рай, Нам говорят: здесь всем — по вере, Марай пелёнки — не марай.   И нас никто не подбирает, Мы ни туда и ни сюда, Мы не доношены для рая, Мы и для ада — ерунда.   Но из дверей выходит некто И нас находит на крыльце, И поцелуем ставит метку На каждом вымокшем лице,   И лба коснувшись, смотрит нежно, Стоит печально под дождём… Но мы упрямо-безутешны И этот взгляд не узнаём.  |