| История... Это теперь вспоминать весело, а в тот день, когда она   случилась, было мне совсем не до смеха. ...Горная Шория – незабываемый, чудесный  уголок земли. Покрытые  кедрачом горы с белоснежными вершинами долгой сибирской зимой и  зелёные жарким летом. Да-да, лето в Шории  в иной год бывает  знойным,  не хуже чем в Крыму. Я  не знаю, кто это придумал, что в Сибири лето  холодное, и медведи ходят прямо по улицам городов… Кстати, рассказать-то я  хочу... Впрочем,  всё по порядку.   Отпуск мой приближался к концу, совсем скоро надо было уезжать из  гостеприимного шорского села в душный город, и захотелось нам с тёткой  отметить последние благодатные деньки походом в тайгу,   за малиной.  Снарядились, как положено: сапоги на ноги, укупорили от клещей плотно  руки и ноги, светлые косынки на голову повязали, корзинки в руки и…  вперёд, как говорится, «с песнями». Чем дальше пробирались мы, тем  больше встречалось на нашем пути усыпанных  ягодой  кустов – рясных, -  как говаривала тётушка. Настоящий  малиновый дождь сыпался в наши  корзины…  И вот после очередного короткого перехода вышли мы на такие заросли  малины, что поняли: отсюда – только домой, - дай Бог, чтобы корзин  наших хватило собрать всё, да  сил  - донести  такое богатство.  А малина  – загляденье, спелая,  душистая,  ягодки - все одна к одной! И губы уже  все розовые, и пальцы от сладости малинной слипаются, а все ж - работа  приятная… Увлеклась я, знай руки да ягодки мелькают. Вдруг слышу, тётушка мне кричит:  - Эй, чего это ты всё в рот, да в рот, из чего варенье варить будешь?!.  Удивилась я ее словам, да отмахнулась, молча - нечего, мол, критиковать,  я знаю своё дело.  А тётка не унимается:  - Да имей совесть, чавкаешь, аж звон на всю тайгу, - никак не наешься!  Как она, милая, в тебя еще лезет? Меня уж  мутит от неё. Я же, увлеченная сбором, не обращаю внимания на окрики её,  - пусть  себе потешается. Чего ж не покричать в тайге-то, коль настроение  хорошее. Но вдруг…  раздался такой вопль, куда там милицейской сирене! У меня   спина взмокла, и ноги к месту приросли от ужаса. Слышу - не только тётка  вопит благим   голосом, а ещё ей будто вторит еще чей-то -  грубый, и в то  же время такой безысходно-пронзительный голос... Долго ль эти звуки  тайгу оглашали не помню, но только вдруг та-ака-а-ая тишина настала...  Слышно,  как мошкара вокруг вьется, да под горой стадо на водопое  плещется. Встала я, как чумная, куда бежать, - не знаю…. Но очухалась малость и  бегом  через бурелом, да  сначала куда-то в сторону,  а уж потом,  опомнившись, обратно,   к тётке. Крадусь к кустам, раздвигаю ветки,  вижу: сидит она, бедная,  белее молока и собирает рассыпанную  малину  из травы,  и ест, ест, ест ее… А глаза мимо меня глядят, словно  стеклянные. - Тёть Ань, ты чего? – кидаюсь к ней. - Мме-ме-дддведь, –  еле-еле прошептала она; я и села рядом, - мало не в  корзину с малиной. Сколько-то  времени прошло, мы с тетушкой посидели-посидели,  да все  прислушивались, но - тихо, ничего подозрительного не слышно,  -чтобы  хоть шорох какой или ветка треснула…  Только птицы, успокоившись от  недавней какофонии, знай себе  посвистывают…  Тихохонько поднялись, подхватили корзины с малиной и осторожно  двинулись искать тропинку домой, молча озираясь то и дело с опаской, –  вдруг где-то затаилась смерть наша в бурой шубе… 	...Ну, и  бывает же такое!   Мы-то уж было подумали: всё, опасность  миновала, даже  как-то смелей по тропке пошли. Вдруг  видим:  вот он,  мишка-медведь.  Замерли, лишний раз вздохнуть боимся...  А косолапый  лежит, - огромный такой (или со страху показалось), навалившись на  коряги, и... не двигается. Мы пригляделись… А он… не дышит, сердешный!   Как есть - мёртвый.  Обошли  сторонкой и домой скорей!     Лишь на подходах к селу  рассказала мне тётка, как, не услышав от  меня ответа, пошла на звук чавканья и  встретилась с ним – глаза в глаза!   Как закричала пронзительно - глаза закрыла и верещала, пока дыхание не  перехватило. Сквозь свой визг  слышала она его рык-крик, да ещё - как  ветки  трещали, когда медведь от испуга  рванул бежать…  Да, недалеко  убежал, бедолага, не выдержало  сердце косолапого теткиного  пронзительного голоса , - от разрыва скончался.     Вот такая история со мной приключилась. Вовек не забыть мне того  отпуска и малинки той душистой, что в корзинках  принесли. Как баночку  с вареньем открываю, так того мишку и вспоминаю… А в тайгу за ягодой  меня с той поры никакими уговорами не заманить. |