| Р.Карлофф ©2010   В стародавние времена владельцем земель и угольных копей в наших  местах был граф Иван Иловайский, назвавший шахты именами своих  детей.  На ярмарке Андрий, байстрюк одного ясновельможного пана, увидел  пани Софью Иловайскую, в которую был безнадёжно влюблён. Она  тоже обратила внимание на красивого парня, торговавшего книгами и  поделками из камня. Ей было известно, что он её любит. Но так далеки  они друг от друга! Их разделяла пропасть, которую невозможно было  преодолеть. Хотя для графской дочки невозможного мало. - Такой гарный парубок! Что Вы можете мне предложить? …Почитать! - Панночка София! Я добуду Вам чудесный огненный камень! Он  согреет Вам душу и растопит лёд в Вашем сердце! Одно только Ваше  слово! Один только взгляд!.. Сердце моё принадлежит Вам! Те слова тронули её сердце. - Андрий! Добудьте мне, что обещали, а я подумаю над тем как  убедить отца!   Старый граф, прослышав о намерении Софии сблизится с байстрюком,  повелел отослать её в столицу к тётке, а парубка спустить в шахту и  заковать в забое, где тот превратился в призрака. Некоторые шахтёры  с ужасом сказывали о встрече с ним, другие же, напротив, молчали об  этом всю жизнь, как о страшной тайне. Такую легенду о призраке,  прозванном Селюком, поведал мне в детстве отец. - Батя, а сам ты встречался с ним? Помню, как долго и задумчиво молчал отец, затем, открыв дверцу печи,  пошуровал кочергой в топке, поднял выпавший, раскалившийся добела  уголёк, и бросил его обратно в топку. - Да, в молодости, - ответил он, и на его лице, озарённом жаром печи,  мелькнула загадочная улыбка.   Отец смолоду трудился на самой старой и глубокой шахте "София". Так  сложилось, что, повзрослев, никто из сыновей не пошёл по отцовским  стопам. Однажды, чтобы хоть как-то сгладить эту свою вину перед ним  и посмотреть, где батя работает, я уговорил его взять меня в шахту. Поздним февральским вечером, спускаясь по стволу в людской  трёхэтажной клети на тысячеметровую глубину, я смотрел на  выработанные за сто лет горизонты, зиявшие пустотами, кое-где  закрытыми досками и бетоном. Отвесные края блестели в свете фонаря  влажными угольными кристаллами, и казалось, что из старых выработок  глядели на меня невидимые страшные существа. Люди неосведомлённые представляют, что шахтный ствол, уходящий  вглубь земли – это и есть шахта. На самом деле это многоэтажное  производственное пространство. Чем глубже опускалась клеть, тем  плотнее и жарче становился воздух и труднее дышалось. От ствола мы  направились к добычному участку по штреку – широкому тоннелю,  вырубленному в горной породе. По штреку проложена рельсовая  дорога, и маленький плоский локомотив тянул вагонетки с углем.  Машинист, с чёрным от угольный пыли лицом, дал звонок и приветливо  улыбнулся. Во мраке видны были только его глаза и белые зубы. Я надеялся, что мы скоро придём к конечному пункту нашего  подземного путешествия. Но оказалось, что это было не так. Мы зашли  в закуток, вырубленный в стене тоннеля, и тут я увидел узкую  наклонную нору, так называемый бремсберг, назначением которого  является доставка людей с одного горизонта на другой, залегающий  ещё ниже. Маленький железный броневичок, спускаемый на тросе  лебёдкой, заскользил по рельсам, я только успел прижать локти, чтобы  не пораниться об острые камни.   Наконец, мы пришли на участок, находившийся, как мне показалось, в  самом дальнем углу преисподней. Громкими приветственными  восклицаниями и крепкими рукопожатиями встретили меня отцовы  товарищи. - Толик, это твой старший что ли, такой вымахал?! - Да, в военном училище учится, скоро офицером будет. - Так мы его сейчас в лаве проверим! Лава похожа на приоткрытую пасть уснувшего дьявола, готовую в  любую минуту закрыться и смять всех тех, кто комбайном и отбойным  молотком, лопатой и обушком, лёжа на боку и стоя на коленках, рубит  и вычищает из неё уголь. Сходство с пастью придают ей блестящие  цилиндры гидравлической крепи, которые словно торчащие кости,  распирают челюсти и не дают им сомкнуться. А жаркое дыхание  выработанного угольного пласта готово от одной искры, от удара  металла о металл, огненным смерчем вырваться из дьявольской глотки и  спалить всё вокруг. Дьявол спал. Но если бы его чем-либо потревожили  и он сомкнул бы челюсти – бросай всё и спасайся, кто может! На  поживу ему остаются комбайны, вагонетки, шланги и кабеля, и те  несчастные, кому суждено упокоится в могиле глубоко под землёй. Из этого щелистого зева выходил просек, в котором шумела крутящаяся  на роликах транспортёрная лента. Мне поручили грузить на неё лес- кругляк. Одно за другим я вынимал из вагонетки брёвна, укладывал на  транспортёр и отправлял их в пасть сатане. - Пусть подавится!- с ожесточением думал я, вытирая пот со лба и  расстёгивая робу - стало совсем жарко. Пространство вокруг освещалось тусклым светом лампы под кровлей,  поэтому я не включал свой фонарь, он болтался на ремне и мешал  работать. Я снял его и поставил на железный ящик, стоявший в  сторонке под стеной просека.   Вдруг свет погас, лента встала и мгновенно установилась оглушающая  тишина. Мрак навалился со всех сторон. Стало тихо и темно как в  могиле. Я потянулся за фонарём, но не нашёл его, пошарил вокруг –  нет фонаря. Гулко забилось сердце и зашумело в ушах, жутко и  одиноко стало мне среди тьмы в каменной преисподней. Глаза  постепенно привыкали к темноте, слух обострился. Где-то капала вода,  отсчитывая время. Голубыми сполохами блеснула выработка,  послышалась и смолкла крысиная возня.   - Здравствуй молодец!- услыхал я справа от себя хриплый и сдавленный  голос. - Ты, кто?! - Живу я здесь. И тут я вспомнил, как в детстве бабушка учила, что при встрече с  домовым нужно быстро спросить у него: - К худу иль к добру? - Не боись – к добру! - Так ты Селюк?! - Люди назвали меня так, я давно забыл своё настоящее имя. - Чего тебе надобно? - Наверх хочу, на воздух, и ещё табачку, не курил сто лет! - Так иди! Что тебя держит? Мой собеседник переместился шаркающей походкой, незримый, и я  услышал голос с другой стороны: - Заклятье на мне. Ночью я могу вдохнуть свежего воздуха и увидеть  звёзды, если кто по доброй воле вместо меня в шахте останется. Страх еще не оставил меня, но любопытство брало верх. - А от меня ты чего хочешь? - Отпусти меня, останься здесь! - Да ты что, Селюк?! Почему я? - Ты человек новый, холостой, детей нет, смелый. Али боишься? - А как не вернёшься? - Такого ещё не бывало, чтобы Селюк шахтёра обманул. Я к рассвету  вернусь!- сверкнул он очами. Я не успел разглядеть его, но попытался представить, как он выглядит  – в чёрных лохмотьях, бестелесный, прозрачный, с блестящими глазами,  хромоногий и босой, без кисти на левой руке. - Селюк, жизнь шахтёрская в твоей власти? - В моей и дьявола! Боремся мы с ним! Сила его велика! Но Господь мне  помогает! - Охрани моего батю, Селюк! Ступай, но к сроку вернись! Я тебе верю! Вдали замаячили отблески света и послышались голоса. - Ну, да ладно, шумно тут у вас, я в другой раз приду,- сказал призрак и  удалился.   Электрики дали свет, лампа надо мной вспыхнула ярко, заскрипела и  закрутилась лента. Фонарь мой лежал возле ящика. Из просека вышел  отец с товарищем. - Батя, ты где был? - Так в лаве же, с Михалычем закуток для комбайна рубили!   При подъёме на-гора меня не покидало ощущение, как будто дьявол  обнял лапами клеть и тянет её вниз, в ад, а на железной крыше  слышалось топтание Селюка. Оттого клеть скрипела, раскачивалась и  ползла вверх медленно. Мелькнувшие, при взгляде на меня, на лицах  батиных товарищей загадочные улыбки, посеяли во мне смутные  сомнения в реальности случившего со мной происшествия. Меня осенила догадка – сегодня меня разыграли как малого пацана! Я  загадочно улыбнулся – меня приняли в круг посвящённых в тайну  призрака шахты "София". Горняки, выходящие из клети, чёрными лицами с блестящими глазами и  сияющими белозубыми улыбками, были похожи на призраков,  выбравшихся из подземелья покурить и подышать свежим воздухом.  Там, под землёй, остались их товарищи, а когда наступит час смены -  отдохнувшие друзья вернутся в забой, и сменят их, одуревших от пыли  и жары. И всё повторится вновь. Над поверхностью занималась заря, а на высоком небосводе гасли  звёзды. Ярко горели только мерцающая в лучах восходящего солнца  звёздочка пролетающего космического спутника и рубиновая звезда  шахтёрской славы на Софийском копре. Привиделось, что на копре, в  ожидании клети, сидит и курит Селюк. Я вдохнул пахнущий оттепелью воздух. И не было на всём белом свете  ничего прекраснее того воздуха и поднимавшегося над землёй солнца! |