| Украина, Вторая Мировая война     Веснушчатый парень с комично оттопыренными ушами ни на секунду не прекращал дергаться и скулить. То и дело он тянул тощую мальчишескую шею в боковое окно и задирал голову, всерьез полагая, что сможет распугать своей нервической физиономией вражеские штурмовики.    Лейтенант пожалел о том, что взял беспокойного юнца в кабину. В своем решении лейтенант исходил из того, что паренек, во-первых, «легкий» (диагноз: царапина на плече и полные штаны), а во-вторых, займет не много места на сиденье. «Во-вторых» было ошибкой: мальчишка так распространял свое присутствие постоянным ерзанием, что сидевший посередине, между ним и водителем лейтенант предпочел бы того умиротворенного семипудового «окорока» из штабных писарей…    - Я слышал, они привязывают пленных к танкам, тросами, за руки и за ноги – и ме-еедленно подгазовывают… - словно невзначай, но явно в адрес суетливого заморыша обронил водитель.   «Садист! – лейтенант мысленно усмехнулся. – А вообще вряд ли… Вряд ли они обходятся с нашими так быстро и гуманно!»   - А? – юнец встрепенулся, бесцеремонно ткнув лейтенанта острым локтем. – Извините…   «Дерьмо свинячье! – выругался в душе лейтенант - и тут же упрекнул сам себя: - Совсем загрубел!»   Водитель продолжал измываться со смаком:    - А еще они обожают такой трюк: зальют в глотку бензина…   - Прекратить! – резко оборвал офицер. Его подташнивало от всех этих историй: он видел много такого, что подобные анекдоты переставали казаться юмористическими, даже черно юмористическими.     - Есть прекратить! – без обиды, даже лениво  отозвался водитель. Так же лениво он обрулил по краю очередную гигантскую воронку, где могло бы поместиться с полдюжины санитарных грузовиков.    Лейтенант закрыл глаза и попробовал задремать. В ушах гудело: старая память о контузии, ровный вой двигателя… что-то еще… далеко… ближе…   - Воздух! – рявкнул лейтенант, мгновенно сбросив сонное оцепенение.    Было поздно: «стервятник» уже высмотрел одинокую машину и зашел на атаку с противным до зубовной боли гулом…      Офицер с водителем вытащили лопоухого веснушчатого мальчика из кабины и закинули в кузов. В голове лейтенанта мелькнула странная мысль: «Обычно у таких сопляков последним выражением бывает удивление, иногда – испуг… У этого – улыбка… Наверное, он понял, что можно, наконец, перестать бояться… Господи, каким же чудовищем я стал! – и как фальшиво, тривиально  это последнее мое восклицание!»    - Приехали! – почти до радостного мрачно констатировал водитель, открыв капот и на секунду скрывшись в облаке пара. – Блоку капут!   - Дерьмо свинячье… - лейтенант негромко, машинально оценил ситуацию.    - Так точно! Сволочи: для этих уродов красный крест – самая лакомая мишень! – согласился водитель.   «Между нами, они правы! – подумал лейтенант. – Какого черта жалеть санитарный транспорт? Чтобы через месяц-два раненые снова встали в строй? На редкость практичный и разумный народ: какое, должно быть, счастье пренебрегать всеми этими глупыми условностями, этим гаагским блеянием о гуманности… Кстати, почему «между нами»? Симптоматика раздвоения личности?»   - Что будем делать? – поинтересовался водитель, закурив. У него был такой вид, словно он проколол скат на пути из родной деревни в соседнюю, а не застрял в голой степи под крыльями совершенно обнаглевших воздушных гиен, на разбомбленной дороге, куда через час-другой  ворвутся беспощадные неприятельские орды… Лейтенанту все больше импонировал этот бывалый, насмешливо-невозмутимый мужик.   - Ждать! – коротко ответил лейтенант и пояснил: - Не одни мы бежим из этой мышеловки – кто-нибудь нам поможет.   Водитель кивнул. Слазил в кабину, подхватил пистолет-пулемет.    «Против танков?» – отрешенно-критически озадачился лейтенант, но тут же понял: нет, это не против врага, это – чтоб своих вернее разжалобить, могут ведь и проехать мимо. «До чего мы дожили: все думают только о собственной шкуре!»     Им необычайно повезло: будить милосердие клацаньем затвора и очередью перед колесами не потребовалось – да и было бы бессмысленно.   «Красавец! – восхитился лейтенант, соцерзая остановившийся танк с редко теперь вспоминаемой гордостью за свою армию. – Сколько мощи, сколько строгости, сколько демонстративного презрения к вражеским снарядам в его прямых, угловатых линиях…»   - Сидите? – поинтересовался полноватый мужчина средних лет в комбинезоне и без знаков отличия. – Спиртику отольете за буксир, медицина?   Он шутил: танкисты вместе с водителем «санитарки» уже прилаживали трос к переднему бамперу обездвиженного грузовика.    - Вы находите юмор уместным в сложившейся ситуации? – спросил лейтенант, сам подивившись собственному неожиданному порыву к морализаторству.   Мужчина в комбинезоне покряхтел и покривился:   - Я нахожу юмор уместным в любой ситуации, тем более в сложившейся: тут уж только и остается, что шутить на собственных поминках.    «Разумеется, он прав!» – подумал лейтенант.    Танкист, видимо, во избежание разглагольствований о пораженческих настроениях, небрежно махнул кистью у шлема и назвался:   - Майор Тресков, отдельный батальон резерва армии.    «Неспесивый господин!» - мысленно одобрил лейтенант. Он тоже отдал честь:   - Лейтенант Либерман. Медицинская служба.    - Вот что, лейтенант… - майор снова покряхтел: у него это получалось естественно и даже интеллигентно. – Положение следующее: решено отвести войска из выступа за речку…   «Как это человечно по отношению к противнику! – съязвил про себя Либерман. - Да мы ему просто подыгрываем, чтоб не расстраивался, а все разговоры о паническом бегстве – провокационные и безосновательные!»    - Переправу пока держат, - продолжал майор. – До моста шесть километров. Нас послали туда для качественного усиления – так что нам по пути. К вам у меня только одно требование: мне нужно горючее, а вам, как вижу, оно уже без особой надобности.    - Разумеется! – лейтенант обернулся к водителю и распорядился: - Слей им весь бензин!   - Я был уверен, что чувство фронтового товарищества окажется выше родовойсковых предубеждений! – майор широко оскалил зубы, показавшиеся негритянски белыми на закопченном лице.      «Качественное усиление» подоспело весьма вовремя: у предмостного укрепления шел бой. Противник явно стремился перерезать путь к отступлению любой ценой: небольшая группа, всего пять танков, сумела прорваться через внешний рубеж и атаковала позиции у самого моста. Три наглеца уже чадили густыми черными столбами, но двое уцелевших безжалостно, с кровавым самозабвением утюжили батарею, словно в отместку за подбитых собратьев.     Великолепная боевая машина, волочащая за собой санитарный грузовик, встала на пригорке, царившем над картиной боя, и повернула квадратную башню. Длинный ствол задумчиво наклонился: через секунду грузовик дрогнул от близкого грохота - один из утративших бдительность стальных хищников замер, даже не успев «оглянуться» в сторону своей смерти.   Все так же рассудительно, неторопливо и умело майор Тресков указал орудием на оставшийся танк и прикончил его ровно с той же снайперской точностью.    - Браво! – почти в восторге выкрикнул водитель. – Heil Panzerwaffen!   «Это верно! – с улыбкой подумал лейтенант Курт Либерман. – Против «Тигра» иваны просто…»   - Sweinscheisse! – докончил он мысль вслух: и водитель безусловно понял, что речь идет о горящих впереди дерзких «тридцатьчетверках»… |