Встреча с бабкой.   Вспомнил бабку и стало теплей. Крутит память в глазах моих прошлое: Сыплет снег наземь крупной порошею, словно кормит она голубей.   Я смотрю на наш дворик в окно, поверх пуха, что лег по карнизу: теплый хлеб на земле и пшено, голый куст воробьями унизан.   Спит крыльцо меж больничных колонн, спит ограда вся в снежных подушках. Под железной иглой, граммофон, зашипел чуть треща в комнатушке -   так и кажется где-то метлой метет дворник осенние листья. Сидит бабака с кривой кочергой, подперев кулачком свои мысли.   И когда что-то очень сродни ее мыслям, хрипел собеседник - кочергой шевелила угли и сморкалась тихонько в передник.   Со стены смотрит, хмурится дед, за окном воронья вечеринка. Бабкин черный, как семечка след, уж давно затянули снежинки.   Затянули и дворик и дом, затянули больницу и бабку. Я смотрю сквозь дощатый забор, как щетинится в сваях площадка.   Все давно здесь отдали на слом. Так о чем же жалеть нам здесь, Память? Новый, крепкий, с удобствами дом обопрется на этот фундамент -   дом мечты старой бабки моей из того, из далекого прошлого. Сыплет снег наземь крупной порошею, словно кормит она голубей.   Встреча с дедом   И вспомнился с чего - то дед,  встречавший поезда с крылечка. Ворчала бабка, стыл обед и вот прогромыхав над речкой, ворвался поезд в леспромхоз под пенье дребезжащих окон,  и, усмиряя пыл колёс, притормозил неподалёку,  застыв трёхглазою змеей, напротив дома скинул внука и вновь привычной колеёй  пополз к свиданьям и разлукам.   А  я по тропке напрямик. Лицом ко мне на низком стуле, нахохлившись, сидел старик над парой кособоких ульев: худой, как вербная лоза,  качая головою бритой, мой дед смотрел в мои глаза, как будто я метеоритом упал нечаянно с небес на эту тропку с чемоданом. Но поезд, раздвигая лес, даль огласил свистком нежданным. Дед вздрогнул, словно угадал, раскинул руки самолётом, и в памяти моей застрял как птица перед дальним лётом… И растерялись дед и я, прервав по карточкам знакомство. И обрела себя родня, под ласковым осенним солнцем...   Встреча с домом 1(отрывок)   За облупленной аркою, двор, постелился плешивой землёю,  и береза, привстав над скамьёю, подросла и глядит за забор, где всё бродит больничной тропой, убежав от пилюль и палаты, человек в полосатом халате  со своей полосатой судьбой. Что другие? Я сам полосат хлеще, чем африканская зебра! Что стучать кулаками о ребра -  ничего не воротишь назад. Хорошо, что хоть капля тепла, у меня, ещё к дому осталась. И глядит на меня, сквозь меня, презирая, печали и старость, моя бабка  – весёлый божок - под забитым фанерой окошком в модной шляпке с цветастым горошком в реверанс, направляя носок. В чемоданах и тюках цвёл двор, громоздила весна перемены: заревел у машины мотор -                задрожали ветхие стены, и с соседями в новый район,  не жалея о старой квартире, обнимая пожитки, в машине  переехали в новенький дом...   Встреча с домом 2 (Незнакомец)   Травлю душу табаком у оконной ниши. Мне отсюда виден дом, с тополем над крышей.  Под его печной трубой, плыли мои зимы. В дверь забитую доской, постучусь незримый. В мешковине половой рыж и не причёсан, дверь откроет домовой - малый красноносый. На больничный мой халат поглядит он строго: ”Ты, с какого света, брат, -  куда путь – дорога?”. Я с ответом не спешу: жду, что б весь он вышел. ”Да сосед - ему скажу - жил  под этой крышей." - “Ах сосед! Свет бьет в глаза дай взглянуть получше”,  в - голубой воды - глазах вспыхнет солнца лучик. И в обнимку с домовым, словно два Емели, в небеса, пуская дым,  сядем на качели; затрещат, почуяв вес, их худые плечи, огласит протяжный треск наш весёлый вечер. И из дальней той весны, зазвенит гармошка. Выйдет бабка из стены,  скормить птицам крошки. А за нею прямо вслед,   как моряк на сушу,  выйдет пьяненький сосед - выкричать всю душу. И соседи подойдут,  к нам садясь за столик - все кто не забыл  маршрут в старенький наш дворик.  Мы им всем вина нальём, мертвецов  помянем. А о том, что плох, стал дом,  говорить не станем. Словно сон, длиною в жизнь, длилась та беседа. В сумрак ночи разбрелись сосед за соседом. Меня обнял домовой: “Ну, прощай  парнишка!” Растворился он, как дым,  и уплыл на крышу. Я один среди двора, снова юн и пылок,                    готов шляться до утра,  но глядит в затылок и зовёт меня другой,  дым засев пускать под крышей - незнакомец с бородой тополей высоких выше.   Встреча с городом   Там где неба алеет откос, птиц тревожа крылатые сетки, солнце – огненный паровоз - тащит туч за собой вагонетки, над изломанной линией крыш,  зажигая, оконные блики. И с какою то грустью глядишь на домов потемневшие лики.   Как пробор в золотистой листве в горку тянется нитка трамвая,  бредет улица, словно живая, теплый хлеб, затаив в рукаве. Гулкий грохот трамвайных колёс, люд, идущий к своим переменам, и течет молоко берёз по кирпичным  задымленным стенам.   От вокзала, почти до кремля путь лежит через детство и школу и кресты, словно свечи тепля, в небо, смотрится Мокрый Никола. Не постичь его каменных дум. Но приятно понять напоследок,  что с него, просветлевший от дум, клал кресты в свою душу мой предок.   За Николой, где голый пустырь,  лёг к реке,  тихим парком отстроясь, поднебесный читая Псалтырь, встала церковка Мокрому в пояс: в деревянных головка цветах стоит рядышком словно невеста. Вот бы мне на свой риск, на свой страх, на Земле отыскать своё место!  |