| …Вы  не  видели  мальчика,  такого  худого  с  белыми  кудряшками?  Волосы  у  него  светятся  на  солнце  и  в  непогоду  –  тоже.  Нет?  Не  видели? 	—  Ан,  брось  дурачиться  и  выходи.  Ни  на  минуту  нельзя  оставить.  Я  же  знаю,  ты  где-то  здесь,  прячешься. 	…Мальчика  такого,  с  тонким  хрупким  лицом,  как  скрипка?  И  пальцы  у  него,  как  смычки,  и  звучат,  когда  он  касается  ими  лица. 	Эту музыку  слышат  не  все.  Она  –  как  ультразвук.  Её  нужно  улавливать. 	… Мальчика  такого  –  худенького?.. 	—  Ан,  ну  хватит.  Брось  баловаться.  Мне  уже,  правда,  не  по  себе,  Ан.     Да  стойте  же,  остановитесь.  Вы  все  –  с  сумками  и  сетками,  с  зонтиками  и  портфелями.  Между  вами  человек  затерялся.  Даже  не  человек  –  ангел.  Мой  ангел-хранитель. 	И  если  он  обиделся,  то  зря.  Что  я  такого  сказала?  Отматываю  кадры  назад.  Смешные  человечки  бегут-бегут,  спиной  вперёд,  нелепо  размахивая  руками.  Окурки  прыгают  им  в  рот  из урн,  трамваи  пятятся  назад,  как  раки. 	И  вот  он  –  стоит,  прислонившись  к  тополю,  чертит  что-то  на  земле  носком  босой  ступни.  Смотрит  не  на  меня  –  на  свои  рисунки. 	—  Ты  не  справляешься  со  своими  обязанностями.  Зря  ешь  ангельский  хлеб.  Никакого  проку  от  такой  службы.  Одна  слава,  что  ангел… 	 —  Ты  без  меня  пропадёшь. 	—  Конечно, без тебя я никто и звать меня никак! У меня интересная работа, меня ценят… 	—  А  ночи ? 	—  Что  –  ночи?  Ну да, бывает, я и по ночам работаю… 	—   Ты не всегда работаешь… 	—  Бессонница…  к тому же… по ночам я пишу стихи…  Вернее,  писала, пока ты не свалился на мою голову… 	—   Как это? Ты  писала стихи, когда меня   еще  НЕ БЫЛО?  	—   Вот именно! Мне никто не мешал. Никто не отвлекал меня от работы своими дурацкими вопросами! И какое кому дело, чем я занимаюсь по ночам!  И чем я занимаюсь  днем! И вообще – как я живу, черт возьми!!!    -   Не говори при мне  «черт» . Я  все-таки  ангел.    -  Ну да.   Ты лазишь в окна и соседи мне  постоянно делают замечания,  ты своими дурацкими крыльями  постоянно  смахиваешь  на пол  посуду – перебил уже все, что только можно, все, что бьется в этом доме. Ты  вечно витаешь в облаках, вместо того, чтобы помыть за собой посуду. Я  опаздываю на работу, а тебе,  видите ли, нужно на небо, - там без тебя солнце не взойдет! Целыми днями тебя носит, непонятно где, потом ты сваливаешься мне на голову и стряхиваешь прямо на ковер  звездную пыль. А пылесосом пользоваться  ты так и не научился. Это  ниже твоего небесного призвания!  Ты, видите ли, ангел с крылышками белыми, а   мне достается вся черная работа.  И что? Это называется ангел-ХРАНИТЕЛЬ??? Еще немного и ты превратишься в ангела-хОронителя, у меня просто нет больше сил, нет сил… Почему ты плачешь?  Ты считаешь, что я  к тебе несправедлива???   -  Нет, просто мне жалко тебя…   - Жалко? Тогда бери пылесос, ангельская твоя душа!!!       Ан,  ну  хватит.  Право,  это  уже  не  смешно.  Шутка  затянулась.  Я  начинаю  тревожиться.  Довольно,  слышишь?  Это  форменное  ребячество.  Так  вести  себя  ангелу  не  подобает. 	… Вы  мальчика  не  видели?   ОБЪЯВЛЕНИЕ   	Потерялся  мальчик.  Ангел.  Витает.  Пальцы  тонкие,  длинные,  с  заусеницами.  Грызёт  ногти -  не  удалось  отучить.  Светится.  Верит. 	Нашедшего  просят  беречь,  как  зеницу  ока.   	Нет  ничего  безнадёжнее, чем   искать  ангела  в  толпе.  Уши,  ноздри,  подбородки.  Вон  серёжка  с  бриллиантом.  Расстегнулась.  Сейчас  соскользнёт  на  асфальт,  как  слеза.  Бриллиант  –  фальшивая  слеза.  Волнует   только  хозяина. 	Плечи,  лацканы,  пояса,     чулки  в  полоску,  туфли  с  задранными  носками… 	Мальчик  мой,  Ан,  ты  где? 	Бесполезно  искать  ангела  в  толпе.   	Может  быть,  он  сейчас  там,  вверху  –  парИт  над  крышами.  Он  так  любит  парИть…  Но  ведь  собирается  гроза  –   душно.  Достаточно  искры,  чтобы  крылья    вспыхнули.  И  тогда… 	Ан,  мальчик  мой,  где  ты?  Если   не вернешься, что будет со мной?   Никому в этом мире я не нужна так, как тебе.      Это небо огромно. Там тьмы тем   ангелов, но все  они чужие. Кому из них я могу сказать вот так запросто: «Ты раскокал стекло, так будь любезен…»   Остальные ангелы бродят по земле,  заходят в двери, и какие же они после этого ангелы?      Но нет тебя   на земле.  Не вижу тебя в небе.  Где ты?   	А  дома  чайник  воет  так  тоскливо,  что  чаю  не  хочется. 	Я  слушаю,  как  он  скулит,  как  он  невыносимо  скулит,  и  думаю  о  своём.  Чай  горчит,  как  полынь.  Его  невозможно  пить  –  вечер  выдавил  туда  яд  по  капельке.  Я  пью  яд  воспоминаний.   	Все началось именно с этого…         Я  услышала  звон.  Стекло  –  вдребезги.  Брызги  стекла,  как  брызги  шампанского  –  обещание  счастья. 	—  А  вот  и  я. 	Немая  сцена.  Театр  двух  актёров.  Стою,  скрестив  руки  на  груди,   и  молчу.  У  суфлёра  отгул.  Я  не  знаю  своей  реплики. 	—  Вот  и  я!  –  он  повторяет  эту  фразу,  словно  она  –  кульминационная  точка  спектакля.  Его  выход. 	—  Какого  чёрта?  Только  вчера  вызывала  стекольщика… 	—  Чёрт  ни  при  чём.  Я  ангел. 	—  Ангел,  а  бьёшь  стёкла… 	—  Мне  иначе  не  войти. 	—  Все  нормальные  люди  пользуются  для  этой  цели  дверью. 	—  Я  не  человек.  Я  ангел.  Ангелы  падают  с  неба.  Кое-кому  это  может  доставить  неприятности,  но  не  тебе.  Ведь  я  ТВОЙ  АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ.  Понимаешь, - ТВОЙ?  	—  Убирайся  к  дьяволу.  Мне сейчас  до  ангелов… 	—  Дьявол – павший ангел, а я упавший.  Видишь, коленку зашиб, помоги  мне подняться, больно...     - Ну?  И кому нужен ангел с разбитой коленкой?    - Тебе. 	—  Да?  С  чего  ты  взял,  что мне вообще кто-то нужен? Мне прекрасненько живется одной!  	—   Не говори так! Тебе без меня  не может быть хорошо.    - Хм… Надо же…    	МИСТИКА  КАКАЯ-ТО.  ДЬЯВОЛ… АНГЕЛ…    НУЖНО  МЕНЬШЕ  РАБОТАТЬ  И  БОЛЬШЕ  СПАТЬ.  А  НА  НОЧЬ  ПРОВЕТРИВАТЬ КОМНАТУ. ВПРОЧЕМ, ТЕПЕРЬ И  ПРОВЕТРИВАТЬ НЕ НАДО,  ОН  РАСКОКАЛ  МНЕ  СТЕКЛО.   	—  У  тебя  кровь?  Ты  порезал  крыло  осколком.  Нужно  быть  осторожным.  Ведь  никто  не  знает,  чем  лечить  ангела.  Дай-ка  заклею  рану  пластырем.  Ну  вот, мало того, что  коленку  ободрал, так еще и крыло...  Сейчас залью  зелёнкой.  Тоже  мне  –  хранитель  с  оцарапанной коленкой  и ободранным  крылом…   	Теперь  я  знаю  –  ангелы  пьют  чай.  С вишневым вареньем, но чтобы без косточек. Они немного капризные,  эти ангелы… От  ватрушек  отказался.  Ест  гренки  с  голландским  сыром.    	Вытер  губы  салфеткой,  поправил  нимб  на  голове  и  приступил  к  своим  обязанностям.  Начал хранить.  Теперь это так называется…      -   Хватит  работать. Я хочу спать.    -  Спи. Я  уже  постелила  тебе. 	 -   И еще расскажи   сказку…        -   Мне  нужно  кое-что доделать….        -   Тебе же рано вставать! Я на рассвете  лечу на небо, кто   сделает  мне    бутерброд?    - Ангелы едят бутерброды? Это что-то новенькое…     - Может, другие и не едят,  но тебе это не все равно?  Мне нужен бутерброд. Я   к обеду могу не вернуться.    -  Ага, значит,  сами себя накормить не можем. Значит, ангелы -  белоручки?   -  Белокрылые мы...   -  Ух ты… Вы – белокрылые. А мы,  значит…     -  …вы тоже белокрылые, но  еще  умеете делать бутерброды. Рассказывай   сказку.   -    Я не знаю   сказок. Мне их никогда не рассказывали…   -   Тогда расскажи о себе.   -  О себе?… Но это мало похоже на сказку… Если и похоже, то на очень грустную  сказку. Такие на ночь не рассказывают…   - Тогда  расскажи о себе  не грустную. Придумай!  «В некотором царстве, в некотором государстве  жила была  королева…» -  …или злая фея…  -  … нет,  добрая королева...   - … ну хорошо. Если ты так хочешь, пусть будет добрая… И вот однажды ей свалился на голову ангел. Настоящий ангел, по совместительству чертенок.  - … так не бывает… -  …бывает. В моей сказке все бывает.  Этот ангел был совсем не приспособлен к  жизни на земле.   Королева   постоянно находила  под  его кроватью   какие-то клочки облаков,  обломки солнечных лучей… А однажды он затащил на кухню радугу. Она была огромна, оцарапала кухонный гарнитур и забрызгала семью  цветами – красным, оранжевым, желтым, зеленым, голубым, синим, фиолетовым -  разделочный столик. Теперь его не отмыть никакими растворителями…    - … ты еще не сказала, что когда  он принес домой ведерко небесной синевы, то расплескал содержимое прямо на паркет.  И теперь там большая синяя клякса…   - Королева  от этого  просто  пришла в  ярость, она  была злой королевой…   - Нет доброй!   -  Ладно, пусть так. Но добрые королевы   тоже иногда злятся…      Ан,  мальчик  мой,  что  с  тобой?  Где  ты,  Ан? 	Чайник  скулит  совсем,  как  щенок,  которому  отдавили  лапу.  А  сумерки  медленно  сползают  с  крыши  –  вот-вот  свалятся  на  головы  прохожим.  И  тогда… 	Ты  плохо  одет,  туника  совсем  не  греет.  У  тебя  даже  нет  зонтика.  Грянет  дождь  –  вымокнет  крыло  и  отклеится  пластырь.  Ранка  ещё  не  затянулась  как  следует… Никто  не  подскажет  тебе  дороги, а ты не знаешь  ко мне наземного пути, ты же упал с неба.  Господи, я тогда отругала тогда  тебя за  разбитое   стекло…   Ты разобьешь мое сердце, если не вернешься…    	Ожидание  невыносимо.  Тишина  оглушительная.  Не  слышно  даже,  как  муха  пролетает.   	—  Алло,  это  справочное  больницы?  К  вам  сегодня  мальчик  не  поступал?  Мальчик.  Светловолосый  такой,  тонкий,  как  скрипка.  Что  с  ним?…  Да  всё,  что  угодно,  могло  случиться,  это  же  ангел  –  он  очень  раним.  У  него  крылья… 	—  Подождите,  не  вешайте  трубку.  Я  правду  говорю  –  ангел… 	Короткие  гудки.  Так  скулит  щенок,  когда  он  голоден,  а  за  столом  едят  мясо.   	Смешно  и  глупо  бродить  по  большому  городу  (такому  большому,  что  ты  его  даже  толком  не  знаешь)  –  искать  мальчика  со  светлыми  кудряшками.  Простого  ангела.  Но  я больше не могу сидеть тут, когда он – там. Хватаю  плащ  –  собирается  гроза,  всё  ещё  собирается,  –  и  выбегаю  из  дому.  Я  ныряю  в  ночь  головой,  барахтаюсь  в  ней,  захлёбываюсь.  Где-то  там -  Ан,  мой  мальчик.  Босой  и  усталый.  Он  с  утра  ничего  не  ел.  Гренки  не  в  счёт.  Такой  беззащитный,  такой  уязвимый  с  белыми  крыльями  в  чёрной  ночи.  Любой  может  обидеть,   и  некому  заступиться. Кто же будет хранить его, моего ангела-хранителя. Боже!    	—  Ан,  мальчик  мой,  –  зову  я.  –  Ан,  откликнись!… 	Ночь  черна.   	Нет,  право  же,  я  была  к  нему  несправедлива.  Ну  что  такого  он  мне  сказал?   Мне.  Нужен.  Ангел-хранитель. 	Нужен. 	ТЕБЕ  НУЖЕН  АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ.  ТЫ  БЕЗ  МЕНЯ  ПРОПАДЁШЬ. 	Пропаду. 	ПРИЗНАЙСЯ,  ТЫ  ЖЕ  БЕЗ  МЕНЯ  УЖЕ НЕ СМОЖЕШЬ ЖИТЬ.   	Признаюсь.  Поздно?   	—  Вы  кого-то  ищите  женщина ? 	—  Себя. 	—  Кого?   	Три  часа  ночи.  Я  схожу  с  ума.  По  улицам  шарахаются  пьяные  и  поют  «Миллион  алых  роз».  Сегодня  пятница  и  розы  цветут  вовсю  –  завтра  на  работу  не  идти,  можно  отоспаться.  А  мне? Зачем мне эта работа, если его – нет?  Что  будет  завтра  со  мной,  если его не будет?  ЧТО  весь  мир  по  сравнению  с  оцарапанной  коленкой,  кое-как  замазанной  зелёнкой,  потому  что  ему  было  больно,   и  он  вырывался. 	—  Потерпи,  –  сказала  я.  –  Иначе  может  начаться  заражение. 	—  Я  постараюсь,  –  сказал  он.  И  закусил  губу.  И  глаза  у  него  стали  большие.      Ан,  мальчик  мой…   	—  Боже  мой,  ну  на  кого  ты  похож? 	Нимб  набекрень  и  с  волос  капает. 	—  Где  тебя  носило? 	Ангел,  попавший  под  дождь,  похож  на  мокрую  курицу. 	—  Я  весь дрожу, мне так  холодно… 	—  Вижу.  Снимай  скорее  тунику  и  положи  крылья  на  батарею.  Постой,  я  закрою  форточку.  Как  пить  дать  схватишь  насморк. 	—  Ну  ладно… 	—  Молчи.  Молчи  и  слушай,  когда  с  тобой  старшие  разговаривают. 	—  Я  не  виноват.  Я привык жить на небе, там   просторно, а здесь… Так      много  людей  и  все  толкались.  Я  потерял  тебя…    …Господи, какие беспомощные эти ангелы…      -  А если б с тобой что-то случилось?         Он  шмыгнул  носом.   	Где-то  в  шкафу  было  малиновое  варенье.  Ангелы  едят  варенье.  	Чашку  –  самую  большую.  Потом  в  постель,  укрыть  ватным  одеялом.  Нужно,  чтобы  пропотел,  как  следует,  а  то  завтра  будет  жар.  Бог  знает,  как  этих  ангелов  лечат… 	Чайник  весело  посвистывает. 	—  Что  –  дразнишься?  Конечно, я схожу с ума, а им все ни почем. Да, я нервная, я злая,  я несправедливая,  а они, видите ли, ангелы… 	Чайник  пытается  подвывать,  но  у  него  ничего  не  получается…   Из меня выходит пар, выходит  горечь, обида  на жизнь и злость, выкипает все вместе со слезами облегчения. Я сосуд, наполненный стоградусной  любовью.  Нужно немного  остыть,  и тогда она будет в самый раз, чтобы не обжечь, но   согреть.  	—  Ан,  –  говорю  я,  делая  акцент  на  каждом  слове,  –  ты  должен  быть  осторожен,  понимаешь?  Ты  ведь  меня  хранишь,  и  если  с  тобой  что-то  случиться,  то,   как  же  я? 	Он  выпивает  целую  чашку  чая  с  малиновым  вареньем.  Ангелы  любят  малиновое  варенье.  Он  даже  от  ватрушек  не  отказывается  –  голод  не  тётка.  Засыпает  на  ходу,  а  когда  я  укладываю  его  в  постель  и  накрываю  ватным  одеялом,  так  забавно  чмокает  губами,  как  могут  только  ангелы.  Ни  у  кого  другого  не  получилось  бы…   	День  закончился.  Наконец-то  я  могу  сесть  за  печатную  машинку.   Пишу трудную повесть   о своем непростом детстве, о том, как  мне не хватало любви и понимания. Я как раз остановилась на той странице,  где маленькая девочка, убежавшая из дому,  перелазила забор какого-то заброшенного сада, сорвалась, упала на землю и  плакала, сжимая в руке  желтеющие  стебли травы. Вдруг она встала на колени и посмотрела на небо. Вытерла слезы и не по-детски прокричала: «Боже, пусть хоть кто-то меня полюбит! Вот такую, как есть,  - плохую!»    Я как раз остановилась на этой фразе:   «Она протягивала руки к небу,  веря, что   оттуда придет спасение. Обязательно  придет спасение с неба…»    	Мне предстояло еще описать холодный детский дом, первую    любовь, жестко отвергнутую и высмеянную…   и  чувство ненужности, и  ту записку, которую она написала, непонятно кому: «Раз я никому не нужна, мне не нужна эта жизнь, полная  ненависти и страданий…»       Работаю  до самого утра, почти не отдыхая. Успеть  бы  все   закончить до его пробуждения, пока свежи мысли и ощущения. Я же обещала  приготовить бутерброды. Там, на небе, кто о нем позаботься?  Там же  их  тьмы тем. Тьмы тем. А у меня он -  один. Единственный. Только я…   	И   когда,  наконец,  всё     сделано,   и  последний  лист  ложится  в  папку,  я  встаю из-за печатной машинки… и вдруг  замечаю  на  паркете  следы  ступней.  Откуда  грязь?  Ах  ты,   боже  мой!  Ну  конечно  это  Ан.  Ведь  на  улице  шел  дождь… 	Я  беру  влажную  тряпку  и  вытираю    следы.    Утром  отмою  его  в  ванной.     И  никому не скажу,  что  у  ангелов  бывают  грязные  пятки. |