| На улице шум и смятенье,  Народ, словно море, шумит,  В санях, не страшась заключенья,  Боярыня гордо сидит.    Неизвестный старообрядческий поэт   Тя выволокли из подклети  И затянули чепь на вые.  Твои запястья восковые  Обвили с волчьим воем плети.    И позабылись, аки сказки,  Злачены мужнины кареты,  А государевы приветы -  Всего лишь крохи царской ласки.    Монарши милости на коже  Саднят и жгут порфирным следом.  Прости ему, Исус. Не ведал  Он, что творят с рабою божьей.    От протопопа Аввакума -  Ни утешенья, ни подручья.  В Московии метель по-сучьи  Скулила - тонко и угрюмо.    А во палате Грановитой  Царь со царицей, в горностае,  В щепоть сложили три перста и  Благословляли московитов.    Тащились дровни по престольной,  И клячу понукал возница.  Пытала тело власяница,  Душила душу боль. Невольно    Из горла вопль тянулся слезный:  - Ох, пропадешь ни за понюшку,  Кровиночка, сынок, Ванюшка!  И стыли в воздухе морозном    Плевки и хохот разъяренной,  Охочей до потехи черни.  Но созывало люд к вечерне  Двуперстие непокоренной. |