Здесь можно жить, забыв про календарь,

И пить свой бром, не выходя наружу,

И в зеркало глядеться, как фонарь

Глядится в высыхающую лужу.

 

Вспомнила эти строки Бродского, написала, а потом заглянула посмотреть, не переврала ли. Нет, не переврала. Я не могу сказать, что я страстная поклонница его стихов. Но ЭТО я просто обожаю. Понимаю, что слово «обожаю» в разговоре о его стихах так же неуместно, как неуместен розовый шелковый бант на ширинке у солдата. «Обожать» можно дамские романы, где героини роняют жемчужные слезы на персиковые груди, томно дышат и нежно стонут. Мои отношения с Бродским и проще и сложнее обожания.

Я наслаждаюсь этой ироничной картинкой, написанной так легко, так зримо и так ярко.

 

Осенний вечер в скромном городке,

Гордящемся присутствием на карте,

(топограф был, наверное, в азарте

иль с дочкою судьи накоротке).

Я очень живо представляю себе этот сонный городишко, где телевизор – самое большое развлечение, где сплетни обретают твердость фактов, а мнения облечены в одежды истин, где монотонность жизни не угнетает, не убивает, а расслабляет, как прокисшее молоко.

 

Здесь есть

кино, салуны, за углом

одно кафе с опущенною шторой,

 

кирпичный банк с распластанным орлом

и церковь, о наличии

которой

и ею расставляемых сетей,

когда б не рядом с почтой,

позабыли.

И если б здесь не делали детей,

то пастор бы

крестил автомобили.

 

И самое удивительное для меня,

что с каждым годом мне все больше и больше нравится этот

городок. И легкая ирония, которая поначалу казалась острым

перчиком, просыпанным на строки, теперь, по прошествии

лет, воспринимается уже иначе. Как желтая пыльца на

полированном столе, опавшая с завядшего букета.

 

Здесь буйствуют кузнечики в тиши.

В шесть

вечера, как вследствии атомной

войны, уже не встретишь ни

души.

Луна вплывает, вписываясь в темный

квадрат окна, что

твой Экклезиаст.

 

В чем же дело? В кузнечиках,

по которым тоскует озверевшая от городского шума и

сутолоки душа? Или может, в тишине,

которую так иногда хочется послушать. А может, просто

наступает в жизни человека такой момент, когда он должен

прислушаться к тому, что происходит в нем, заглянуть в

себя и тихо ужаснуться. И заплакать о себе потерянном.

И ощутить в себе мерзлое, стылое дыхание смерти.

И бежать, бежать без оглядки от прежней жизни, от

привычного вранья всем и себе, бежать, куда глаза

глядят. И тогда сонные тихие городки тянут к себе до

дрожи, до истомы, как водка тянет старого пьяницу.

 

Здесь снится вам не женщина в трико,

а

собственный ваш адрес на конверте.

Здесь утром, видя скисшим

молоко,

молочник узнает о вашей смерти.

 

Здесь можно жить, забыв про календарь,

И пить свой бром, не выходя наружу,

И в зеркало глядеться, как фонарь

Глядится в высыхающую лужу.

 

Может, в этой сонной монотонности бытия и есть смысл жизни?