| Инь – ян  (стих-оборотень)    ……Инь –  это сжатие, движение сверху вниз, женское.  ……Ян – это расширение, движение снизу вверх, мужское. ------------------------------------------------------------------------------   **** Сбегает вниз, где ян, ища, флиртуя  инь. Ян, на призывы, – вверх, туда, где инь. Аминь! -----------------------------------------------------------   – Ведьма ли, дьявол вселились в меня, глядя на ночь… Предвкушая восторг, сердце в бездну стремится, смеясь.    Жаждет плоть: к небесам, чтобы потом рухнуть навзничь. Сразу с миром словесным почти прерывается связь.   Я в мир жестов вхожу,  так знакомый, природно-понятный,  В нём охотники есть, и пугливая водится дичь. Здесь веками освоены  все камуфляжные пятна. Зов природы неслышим. Он – тайна. Флюидами клич.   Я глазам прикажу спрятать взгляда разящие жерла.	 Не забыть, в спешке жажды, о маске фривольным  губам. Отыскать как телесную дань нужно сладкую жертву  Сладострастным Ваалам  – всех язычеств важнейшим богам.    Скрой в начале свои устремленья  за веки-кулисы. Игра в «кошки-мышки» – она и для взрослых, дружок. Сквозь кисти ресниц, две сторожкие, хитрые рыси Свою жертву следят, затаясь, подобравшись в прыжок.   На лицо наведу неподступность загадки-вуали: Заметавшийся жар раскачал в нетерпении пульса батут. Богу радостных игрищ всегда поклоняясь – Ваалу, Крохи разума еле сдержали порывы зайти за черту.   И небрежным движеньем, и сухим безразличием позы, Показалось возможным прикрыть притяженья экстаз. Королевою ночи, «нотой сердца» – аромат туберозы, Наготу вспышки страсти защитил от назойливых глаз,    Вскрики рук, средь толпы, для нас очертили пространство.  Взметнули глаза прицельный оптический ромб. Два сгустка страстей, в почти лихорадочном  трансе, Как общей воронкой, накроет развихренный тромб.   Сам – слегка грубоват, но костюм – хоть куда: от Версаче.  Есть немного от зверя…, ещё не приручен и дик…, Как сомнамбула движешься? Всё. Ты попался, красавчик. Ну, иди ж, на зов вечный,  зов буйной природы, иди… - - - - -  – Ну, иди ж, на зов вечный,  зов буйной природы, иди… Как сомнамбула движешься? Всё. Ты попался, красавчик. Есть немного от зверя…, ещё не приручен и дик…, Сам – слегка грубоват, но костюм – хоть куда: от Версаче.    Как общей воронкой, накроет развихренный тромб Два сгустка страстей, в почти лихорадочном  трансе, Взметнули глаза прицельный оптический ромб.	 Вскрики рук, средь толпы, для нас очертили пространство.    Наготу вспышки страсти защитил от назойливых глаз,  Королевою ночи, «нотой сердца» – аромат туберозы, Показалось возможным прикрыть притяженья экстаз И небрежным движеньем, и сухим безразличием позы.   Крохи разума еле сдержали порывы зайти за черту. Богу радостных игрищ всегда поклоняясь – Ваалу, Заметавшийся жар раскачал в нетерпении пульса батут. На лицо наведу неподступность загадки-вуали:   Свою жертву следят, затаясь, подобравшись в прыжок, Сквозь кисти ресниц, две сторожкие хитрые рыси. Игра в «кошки-мышки» – она и для взрослых, дружок. Скрой, в начале, свои устремленья за веки-кулисы.   Сладострастным Ваалам  – всех язычеств важнейшим богам, Отыскать как телесную дань нужно сладкую жертву.  Не забыть, в спешке жажды, о маске фривольным  губам. Я глазам прикажу спрятать взгляда разящие жерла.	   Зов природы неслышим. Он – тайна. Флюидами клич. Здесь веками освоены  все камуфляжные пятна. В нём охотники есть, и пугливая водится дичь. Я в мир жестов вхожу, так знакомый, природно-понятный.    Сразу, с миром словесным, почти прерывается связь. Жаждет плоть: к небесам, чтобы потом рухнуть навзничь. Предвкушая восторг, сердце в бездну стремится, смеясь.    Ведьма ли, дьявол вселились в меня, глядя на ночь… |