Рано утром мы отправились в горы. Город расположен так, что, отъехав несколько километров от него, можно попасть в довольно живописные места. На этот раз наш путь лежал на озеро Белое, где мы бывали уже не раз. Через несколько часов мы на месте. Природа великолепна: справа настоящий темный лес, слева – горы, между горами – озеро. Погода в горах меняется часто: утром – солнце, к вечеру - дождь. Или на горе–дождь, а внизу его нет. Сразу поднимаемся в гору, подножие которой покрыто пихтовым лесом. Тропа мокрая, её оплетают корни вековых деревьев, между которыми сочится вода. Родник – на середине пути. Внизу когда-то был монастырь, и монахи каждое утро ходили в гору по воду.

 

Вокруг родника – лесная сказка, какой-то древний лес, где природа радуется солнцу. Даже мысли не появлялось, что к роднику может подойти дикий зверь или подползти ядовитая змея. Воду родника считают целебной, поэтому здесь много паломников. Туристы, поднявшись на вершину, загадывают желание и завязывают на память о себе ленточку на пихте. Дерево это все унизано такими украшениями.

 

Свое название озеро получило за чистую, прозрачную воду. Но на этот раз мы оказались в месте, где кроме нас было еще очень много людей. Везде следы кострищ, даже мангал для шашлыка услужливо приготовлен кем-то. Кусты малины вытоптаны так, будто проходило стадо мамонтов. Вода около берега мутная… То ли это озеро, что мы видели когда-то? Разбили палатки, все отправились искать хворост для костра, отец пошел осматривать место для рыбалки…

 

Сухие еловые ветки время от времени ярко вспыхивали, обдавая теплом закопченный котелок, в котором мирно томилась уха... После ужина никто не расходился, все ждали еще чего-то…. Разговор зашел о том, что может человек сделать с природой, даже самой прекрасной, и как она должна защищаться от любви человека к ней. Дикими зверями, тайгой, холодом? А если она мягка и доброжелательна к нему? А человек, как волк, совершает набеги на неё. А ведь здесь когда-то водились дикие звери! Тут все стали вспоминать о том, видели ли они когда-нибудь в природе зверей. И кроме белок и сусликов не могли назвать никого. Только отец сказал:

-Я ходил на охоту на волков.

 

Это сейчас ходят на охоту ради удовольствия, я же ходил во время войны, потому что в доме не было еды. Страх гнал диких животных из тех мест, где раздавались стрельба и взрывы. В окрестностях города появилось множество зайцев, степных лис и диких птиц, вместе с ними пришли и волки. Они подходили близко к жилищам людей, делали набеги на кошары, свинофермы, телятники. Местные животноводы давали в награду охотнику за убийство одного хищника деньги или целого барана.

 

Осенью 1942 года мы с моим другом Генкой пошли на охоту. У Генки отец, также как и мой, был на фронте, но до войны был заядлым охотником, поэтому Генка пошел на охоту с отцовским ружьем двенадцатого калибра. Ношение оружия было строго запрещено законом, тем более нам, пацанам. Нас могли посадить. Ружье мы спрятали в разобранном виде в мешке. Пошли вверх по течению реки, за её второй поворот, где были старицы и свиноферма. Остановились около старицы. Сначала охота была плохой, мы ни одного раза даже не выстрелили. Дичь не летала. Расположились ночевать. Было очень холодно. Светила полная луна. Залезли оба в мешок, в котором было ружье. Так нам стало гораздо теплее.

 

Берег у старицы был пологим. А мы лежим на бугре, разговариваем. Вдруг слышим крик, режущий, женский, надрывный. Как будто кто-то тонет или кого-то убивают. Генка говорит:

-Там убивают женщину, пойду, посмотрю, - и пополз в ту сторону, откуда раздался крик. Я жду, ружье наготове. Около нас опять как заорет кто-то.

А это птица выпь так пугает людей. Звук отражается от воды и далеко разносится. Опять лежим в своем мешке, дежурим по очереди, чтобы не заснуть.

 

При свете луны кто-то стал подниматься и приближаться к нам. Подумали, что идет какой-то человек. До этого мы слышали шум со стороны свинофермы.

-Генка, достань ружье, - говорю я.

Время было опасное, могли ходить дезертиры, которые выбирали безлюдные места. Вдруг приближающийся к нам кто-то отпрыгнул в сторону.

-Это волк – стреляй! – но Генка не выстрелил, не успел: волк ушел.

 

Опять лежим и видим: едет мужик на велосипеде. Медленно едет, оглядывается. Боится, наверное. Велосипед скрипит, далеко слышно. Тут нам стало весело. Генка говорит:

-Давай его напугаем: когда он приблизится, ты будешь кричать как ишак, а я по-кошачьему замяукаю.

Вот как стал он подъезжать, так мы вдвоем заорали. Велосипедист со страху свалился на землю, а мы отбежали. Мужик пытается сесть на велосипед, но снова падает. Потом схватил велосипед в руки и побежал.

 

На следующий день опять решили попробовать счастья. Близко в камышах плавали гагары, болотные курочки. Ружье у нас одно, мы из него стреляли по очереди. Подползли, чтобы лучше видеть. Генка выстрелил. Я разделся и полез в воду, чтобы достать убитую дичь. Принес её, как верный пес, своему хозяину. А на середине старицы плавали утки, стрелять в них с берега было бесполезно. В камышах мы нашли лодку-одиночку, она была на замке, а проволока вкопана в землю. Решили взять лодку, подплыть на ней и стрелять из камышей. Сломали толстую проволоку, сели в лодку и поплыли на середину старицы. Поскольку лодка была одноместная, то от нас двоих она почти затонула, оставалось сантиметров десять до края бортов. Весел не было, гребли руками. Выплыли из камышей, а там ветер. Лодку стало раскачивать, а мы начали тонуть. А тут еще Генка наступил на борт, лодка совсем пошла ко дну. Вода в старице была нам по шею. Я отдал ружье Генке, тот поднял его кверху.

 

-Ты выходи, отнеси ружье на берег, а я постою, чтобы заметить место, где лодка затонула.

Вскоре Генка вернулся. Достали лодку, перевернули, тащим к берегу. Дотащили. Мокрые. Холодно. Дождь со снегом лепит прямо в лицо. Надо как-то обсохнуть. На бугре увидели стог соломы.

-Зажигай солому, - говорит Генка. Мы разожгли костер и стали греться. Одежду отжали, положили на солому, ноги греем. Дождь прекратился, но стемнело. Вдруг опять увидели кого-то, приближающегося к нам.

-Генка, это волк. Давай стрелять. Подпустим ближе и выстрелим, - говорю я.

Только наша неопытность удержала нас от этого выстрела, мы, к счастью, слишком долго целились. Кто-то, приблизившись, закашлялся. Тут мы не на шутку напугались - ведь могли убить человека.

 

У Генки были хорошие сапоги, которые он снял и бережно положил сушиться. А у меня были ботинки, но не особенно хорошие, вместо шнурков в них была проволока. Подошвы раскалились, стали жечь мои ноги. Я не могу расшнуровать ботинки, проволока стала очень горячей. Генка разломал мне её. Снял я ботинки, а ноги мои покрылись волдырями. Генка хохочет.

-А у меня высохли, - говорит и надевает свой сапог, а подошва отвалилась. Нога вылезла насквозь из сапога.

 

Но надо как-то возвращаться домой. Надели свою обувь и тронулись в обратный путь. Дорога шла по полигону пехотного училища. В темноте не видно, куда мы идем. Я провалился в окоп, где вода стояла по пояс. Снова весь вымок. Опять идем. Генка мне говорит:

- Тебе хорошо, тепло, у тебя вода нагревается в ботинках от движения. А у меня и вовсе хорошо – сколько войдет воды, столько и выльется. Смеемся.

Пришли, наконец, к утру домой. Не помню, чтобы после таких «прогулок» когда-нибудь болели. Наверное, привычные были.

 

Отец улыбнулся, прищурил глаза и дальше продолжает:

- Но встреча с волком все же произошла. Рядом с нами по соседству жили два старика, их почему-то называли казаками. Обычно они ходили на рыбалку вдвоем. Но в этот раз попросили меня помочь им сеть достать и поставить переметы. После школы я накопал червей, взял кусок хлеба и отправился на заранее условленное место. Это было довольно далеко от города. Вышел я поздно, так как утром был в школе, поэтому пришел на место тогда, когда солнце уже заходило. Пока ждал стариков, поймал шесть карасей. Но старики так и не подошли. Спичек с собой не брал, поэтому решил идти обратно. Когда подходил к городу, уже совсем стемнело.

 

Тропинка, по которой я шел, была проложена вдоль пойменного леса. Деревья в темноте казались непроходимой чащей, а отдельно стоящие кусты принимали причудливые очертания. Поднялся ветер, который раскачивал верхушки деревьев и издавал какую-то одну тоскливую протяжную ноту: – И – И - И. Было жутко одному в таком месте. Возле реки почувствовал, что за мной кто-то следит. Обернулся, посмотрел – никого, опять обернулся - что-то лежит у кустов за бугром. Не проверив, идти дальше не мог. Подошел поближе, а там была задранная корова, и кто-то в её пузе затаился. Ткнул туда удилищем. Решил обойти её со стороны живота, но там опять что-то зашевелилось. Вдруг оттуда выскочил волк. Он посмотрел на меня злобно, оскалился, чвакнул зубами, отпрыгнул и плавно пошел в темноту, прижав к себе хвост, уши, а все свое тело к земле. Видно сытой был, не стал со мной связываться. Когда я остался один, то понял, что не справился бы с ним: ружья-то у меня не было! Это я потом узнал, что волки никогда не нападают на людей первыми. А тогда боялся.

 

Вот такие случаи произошли со мной во время войны. А волка мы так и не убили, не довелось. Да и вообще я их больше никогда не встречал за всю свою жизнь, разве только в зоопарке. Сильно истребили их люди за последнее время, - так окончил свой рассказ отец.