Рядила себя в тончицу белёного чудо-льна, хотела летать орлицей и быть, как она, вольна, просила добра у Бога, алкая его тепла, но надоба в пыль-дорогу бурмицким зерном легла, и ангелова торока на очи сползла с кудрей, - не видело божье око, как я – за порог, скорей – на росстанье до денницы варганом Додолу звать, пускать с рукава синицу в Сварожую благодать, а там одесную - Сирин, ошуюю – Алконост, в былицах барвинок синий на волглых полях пророс, - и Среча идёт навстречу меня от хвороб хранить, вшивая в моё оплечье свою золотую нить. *** Не торопи любовь, наплачешься, не укоряй судьбу, наплатишься, и будет шёлковое платьишко в черничных крапинах обид. Но не обжечься – так пораниться спешишь, - и что с тобою станется? Придёт к тебе худая странница и спросит: «Ну, и где болит? С чужих малин тоска вечерняя, в блажной ирге игра неверного, в зрачках крыжовенные тернии, а за морошкой чёрт-вертун?» И ты - босая, синеглазая – в вишнёвой шальке самовязаной шепнёшь: «Такой-сякой-немазаный», катая клюквину во рту. Ты ей: «Тоска-любовь кромешная в гортани косточкой черешневой, и оттого мы, безутешные, остались вместе, ты да я?» Она тебя погладит ласково, сверкнёт цикутовыми глазками и в руки пряжу даст атласную: «Вот так-то, ягодка моя…» *** Ах, как горе твоё бренчит по ночам, кричит, бузины раскалённой горючей, ну, прям беда в мокром личике, локоне, завитом от причин перепутий мужских, запутанных вдрабадан. Полно, это ещё ни темень твоя, ни мгла, ворошащая лапой одонья сухих костей. Я ссучу волоконце из шороха помела и сотку для тебя тоску, пустыря пустей. Ах, как радость твоя над фарфоровым лбом звенит – колокольцем латунным, серебряным бубенцом. Он, дид-ладо, пришёл, словно Лель, для тебя завит, на руке перстенёк и румянец во всё лицо. Полно, это всего лишь навий тягучий клич, лебедни оперенье, пушистей фаты твоей. Что сумела ты, девонька, в сердце своём постичь? Я спряду тебе счастье – тишайшее из морей… |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
