Забыты имена чудовищ и царей,  Которые порой чудовищней чудовищ.  Бессмысленно брожу у мертвых алтарей,  Мусолю «Captain Black» и жду, что ты откроешь.    Левиафан глубин, отравленных тоской  (В клепсидру на столе стекает желчь столетий),  Ныряю с головой в пылающий восток  И утренней звездой всплываю на рассвете.    Я – нелюбимый сын. Я проклят и распят,  Паршивая овца, источник зла и блуда.  Куда мне до тебя, единокровный брат,  Рожденный для небес из смертного сосуда.    Я искушал? Тебя? В пустыне? Не смеши,  На эту дребедень давно не ловят души.  Хотел поговорить. С чего-то я решил,  Что я смогу помочь, а ты умеешь слушать.    Любовь? А что – любовь? Смесь меда и дерьма,  Неодолимый яд по воспаленным венам.  Я пробовал. Теперь я сам себе тюрьма,  И узник, и палач… Давай-ка сменим тему.    Зачем я приходил? Ну в общем-то не суть.  Нам нечего сказать друг другу, да, братишка?  Но если вдруг тебе однажды… нет, забудь.  Мне хватит и любви. Надежда – это слишком.  |