| Этот случай, из станичной жизни кипучей, случился не в четверг, не в  среду, не утром, не к обеду, даже не в понедельник, а в самый  Сочельник. Промежду прочим, дело было совсем уж к ночи: звёзд на  небе – что крошек в хлебе, а месяц рогат, как ломоть пирога. А  погодка-то, погодка – безветренна и холОдка: снежком - морозцем  манит, парубкам да молодкам щёчки румянит. Кто по домам да дворам  суженых поджидает – валенки за ворота бросает, кто меж зеркал  гадает, а кто и средь ряженых шагает – станицу от нечисти всякой  блюдёт- оберегает. В общем, как на новоселье – до Крещенья всем  веселье, люди пляшут и поют –  а на Руси иначе не живут! Одначе ж, не всем, как хотелось, веселилось-пелось, из каждого  гулянья-приключения, как известно, всегда найдутся исключения.  По дороге станичной, припорошенной снежком приличным, шагал  паренёк – звать Санёк,  по годам молодой, из себя – ну, сам не свой:  собой хорош, в плечах косячИна, а на лице печаль-кручина. И брёл-то  он вовсе не в станицу, как другие-прочие лица, не к родному крылечку,  а к замерзшей речке. В руках колун пудовый, взгляд мрачно-суровый,  сразу видать – не воды хочет напиться, а в мыслях держит - как бы  утопиться.  Дошел до речки, ищет местечко – где бы прорубь  прорубить, чтоб себя жизни лишить? Ан глядь: от берега невдалеке готова прорубь на реке. И вширь, и в узь  обозначена, да только ледком уж прихвачена. Под светом месяца  синеется, а посреди что-то виднеется: не то конец пастушьего кнута,  не то кисточка от хвоста. Подбежал Санёк туда – точно, хвост из-подо  льда! Нужно выручать скотину, дюже жалко животину. Колуном по льду –  навскось, намотал на руку хвост, поднатужился упёрто и из речки  вырвал... чёрта!  Сел Санёк задком на лёд – обалдел, не разберёт: где здесь явь, и  сказка где – чёрта выловить в воде. Сам себя в уме ругает, только хвост  не отпускает. А нечистый просморкался, воду сплюнул, отдышался,  почесал свой пятак и Саньку молвил так: - Спасибо, паря, что не дал сгинуть зря. Я же с вечера в воду – шасть,  чтобы месяца отраженье украсть. Стянул бы отраженье – не было б  свеченья. А без свеченья – какой же Сочельник? Да вмешался дед  Мороз, приморозил он мой хвост... Он меня совсем замучил,- тут  нечистый заканючил,- Сань, ты хвост-то – отмотай, да желанья загадай.  Я же не погиб едва, для тебя исполню... хочешь, два? Это ведь Бог тебя  мной решил наградить – чтоб от тёщи-напасти освободить. Знаю –  сюда пришел не своими веленьями – тёща довела наставленьями: с  друзьями не пей, не гуляй, а только семью соблюдай. В казино  станичное не ходи, девок на стороне не заводи, по улицам ночами не  шляйся, а дома с дочкой малой занимайся. Понимаю тебя: мы ж с тобой  не уроды, ох как хочется и после женитьбы прежней свободы. Почесал нечистый рог: - Загадывай, а то я уж продрог. Придёшь домой, а тёщи не видать – вот  какая благодать! Хочешь – играй, можешь даже напиться –  и не нужно будет больше  топиться. Санёк чешет пятернёй в затылке: - Дык ведь... не разберёшь без бутылки. Вроде складно чешешь,  свинтус, а вдруг потом опущусь ниже, чем плинтус? Кинешь – мы таких  видали, тоже сказочки читали! - Вот те кр...,- осёкся чёрт,-  тьфу ты, не туды попёр. Ладно, чтобы не  была затея пуста – держи вот мою кисточку с хвоста. Когда  понадоблюсь снова – мазнёшь ею по дверному засову, скажешь следом  заветное слово « Где б ты ни был – заявляйся!» - буду там, не  сумлевайся. Мне ж без кисточки – вобшЕ: ни в аду, ни на шабаше... Пришел домой Санёк с ночки – в хате только жена с дочкой, много  стало простору, а про тёщу – никакого разговору. Будто её и не было. - И пошло-поехало с тех пор строго: жена к дочке – Санька уж за  порогом. А там друзья-затейщики, алкаши-питейщики... Текут денежки  семейные в заведения питейные. И к «одноруким бандитам» дорожка  полностью открыта – тёщей не перекрыта.  Через месяц всё шито-крыто: осталась Санькина семья у разбитого  корыта. Он каждое утро опохмеляется, да с ног по новой валится, а  черт ему в глюках является и хитро скалится: - Ну, как Санёк, тебе дарёная свобода от всяческого занудистого  народа? А тут и последняя беда пришла: молодая жена с дочкой от Саньки  незнамо к кому ушла. И понял он – пришло вновь то самое последнее осмысленное решение: в  последний раз напиться, затем пойти и утопиться. Взял колун из  последних сил и к речке замёрзшей вновь потрусил. Еле дополз к ней  парень, на лбу испарина. Отёр руку портком, полез в карман за  платком. А вытащил... чёртов хвост. Потёр им свой нос... и вдруг  произнёс: - Где б ты ни был – заявляйся! - Тут я, тут – не сумлевайся,- буркнул где-то сбоку чёрт.- Дык что –  нечет или чёт? - Забирай свой огрызок тощий, и вертай мне назад мою тёщу,- Санька  чёртом на чёрта глядит. - Ну, скажу, у тебя же и вид, – тот, смеясь, на сугробе сидит.- Что, не  хочешь свободу свою?  - Не хочу. Возвертай мне семью. Чтобы тёща следила за моими  сапогами, чтобы потчевала варениками и пирогами, чтобы в доме  всегда было чисто... - А свобода?!- воскликнул нечистый. - Да пошёл ты... считаю до ста,- Санька бросил ему кисточку от хвоста... ... И очнулся. Стоит на реке, с ледорубом в настылой руке, рядом с  прорубью... что-то не так вроде было... завела же нечистая сила! Эк,  какая лунявая ночка! Дома ждут его тёща и дочка, молодая жена без  него голОсит, а его чёрт по речке носит. - Эй, пусть будет, как всё было ранее! А в ответ: - Это было  второе-е-е  желание-е-е-е-е-е...  ВСЁ! |