| Семь месяцев в Израиле жара. Четыре месяца – промозглая погода. То душит астматический шараф. То мерзкий дождь здесь – кара для народа.   Как в старости нам схожести нудны,  когда известны альфа и омега! А здесь нет листопадной тишины  и хруста подмороженного снега,  и нежной серебристости берёз,  и тополиный пух не докучает,  а ностальгия бередит до слёз. Не только сердце – и душа скучает  о том, что было и прошло, как флирт,  что здесь с годами растеряли все мы –  исчезли встречи у кухонных плит,  где в трепотне решались все проблемы,  где, истину в стакане не найдя,  её мы сами мудро изрекали,  и понося умершего вождя,  в живом вожде порядочность искали.   Здесь всё не так, а главное, что мы  уже не те, уже совсем другие,  другая явь, другие видим сны,  и годы связаны уже в снопы тугие. |