| С Тарасовым я познакомился, работая председателем сельсовета. Он тогда возглавлял прокуратуру в Нефтегорском районе и донимал нас проверками. Не дай бог мы с сельчанами обойдёмся не по закону. Потом я его увидел на районном мероприятии, которое посвящалось защитникам Сталинграда. Там славили их подвиги. Читатель, до конца прочтя его биографию, поймёт, почему Вениамин Степанович так поступал с местной властью и почему он вообще стал прокурором.   	Уходят годы, отдаляются страшные события минувшей войны, всё меньше свидетелей остаётся, в памяти которых свежи те события.   	Сталинград - слава и гордость русского народа, горечь поражения для фашистов. О войне не надо ничего умалчивать. Окопная правда – чистая правда. Воспоминания очевидцев, лучше любых книг и фильмов. 	 Малый Толкай, Самарской губернии. В сентябре 1925 года у Агафьи и Степана Тарасовых сын Венька на свет объявился, а когда создавались колхозы в сёлах, Агафья принесла ещё и Николая.          - До колхозов был же НЭП? - вспоминает Вениамин Степанович, а я его рассказ на кинокамеру записываю, -  при нём в селе люди и зажили. Землю люди получили, скот разводили, торговали, мастерские открывали. Инициативу люди проявляли. Надо бы её развивать, поддерживать, а не отправлять людей в ссылку.  Помню, отец ружьё купил, значит, деньжата водились при НЭП.  В домах удобств не было, печь топилась по-чёрному. Бабушка рассказывала:  Малый Толкай переселенцы с Липецка организовали. Их традиции и обычаи  в посёлке и оставались.  	В школу пошел, в классах зимой холодно, одетыми сидели за партами. С третьего класса отец взял с собой на охоту. Разрешил ружье подержать, учил ходить по заячьим и лисьим следам, узнал, как поднимать зайца.  Возвращались мы как-то с подстреленной лисой, на вырученные деньги отец купил мне портфель новый. Весной, кода я научился владеть ружьем основательно, отец мне разрешил сходить на уток самостоятельно.  	- Каждый мужчина когда-то должен освоить оружие, - говорил отец, напоминая о правилах осторожности. Первую утку я подстрелил с третьей ходки. За трофей он похвалил меня. Охотничье ремесло в те годы было подспорьем для семьи. И я подумывал уйти из шестого класса в охотники. Но получил хорошую взбучку от родителей.               В 1938 году я с отцом ходил за аттестатом семилетнего образования. Они пошептались с директором о чём-то, тот стал расхваливать труд учителя. Директора я бы не послушал, а к нему отец припрёгся. Лето в колхозе поработал, а в зиму я уже студент Бугурусланского педучилища.  Три года жил на квартире,  питался с привозного мешка. Но прошли три года студенчества как один день. Весна 1941года, радости до небёс, диплом учителя в кармане.             Заезжаю в Похвистневское РОНО с дипломом. Заведующий обещает работу в родном Толкае. Перспектива открывалась прекрасная, беспечно провожу цветущий май, начиналась сенокосная пора в селе. 	И, как гром среди ясного неба: "Война!!" Чего-то ещё страшней нам трудно было представить. Мне по паспорту без трёх месяцев 18 лет, а фактически на год меньше. Отец метрики переделал, в педучилище по малолетству не принимали.              Готовимся к учебному году, школу ремонтируем. Зашел посыльный в учительскую, вручает повестку: "21 числа, августа месяца вам необходимо быть готовыми к отправке на фронт». Иметь при себе то-то, то-то… У Димки Горбунова повестка такая же. До Сызрани вместе ехали, там разлучили. Как более грамотный - я в лётное училище направляюсь. Но медики по здоровью забраковали. В городе Муром, обмундировали, там же в учебной части на радистов учимся.  Через 6 месяцев распределение, попал в третью отдельную стрелковую бригаду, которая долго формировалась в Саранске. Не организованной была и отправка эшелонов под Воронеж в мае 1942 года. Ехали к фронту только ночью, днём в тупике стояли. Наконец-то выгрузились.  И с ночного марша на рассвете вступили в первый бой. Бойцы измотаны дорогой, наспех закрепившись малыми силами, обороняем Воронеж. Поэтому не изменилась ситуация в нашу пользу на воронежском направлении. Под ударами превосходящих сил противника стали отступать.  	Говорили о подкреплении, но её немецкая разведка вычислила ещё в пути и ударом с воздуха в эшелонах разметала в пух и прах. Изначально прослеживались ошибки командования на Воронежских фронтах. За что потом  Ставкой много генералов было расстреляно.  	Я старший радист роты связи, в роте три радиостанции РСВ, установленных на автомобилях "Студэбекер". Во главе старлея Козлова держим связь, замаскировались в лесочке. По сообщениям в  эфире, по открытой матерщине чувствуем, что оборона русских вот-вот лопнет. Но надеемся – и на этот раз пронесёт. Заметили как немецкие танки и мотопехота оборону русских  пробили и стороной пытаются им сзади зайти.  	- Сообщай сержант Тарасов на командный пункт обстановку! - приказывает Козлов, сам их силы подсчитывает. Но связь нашу немцы заглушили.  А их танки и мотопехота в наши тылы шли и шли. Посовещались, приняли решение: «Выводить из строя автомобили, рации закопать. Дождаться темноты и выходить из окружения». У командира карта за ним и отправились в неизвестность.  	Станет чуть светать – укрываемся в подходящем месте, наблюдаем.  На другой или на третий день укрылись во ржи, по очереди отдыхаем и наблюдаем. А как на Руси говорят: "Голод не тётка". 	Когда продукты кончились, троих откомандировали в деревню. Поползли они, четверо тут ждём, пальба началась. Бежит один к  полю, по нему из деревни стреляют. Ушел бы, не появись грузовик с немецкими солдатами. Они по беглецу стрельбу открыли, он упал и не поднялся.  Грузовик постоял, разворачивается,  и айда по полю гонять, а солдаты из автоматов палить. Но мы не стрельбы, поджога ржи боялись, она сухая была как порох. Не догадались немцы или побоялись, огромное поле краем примыкала к оживлённой трассе.    	Сколько лет с того времени прошло, а у Вениамина Степановича голос прервался:  	- Гореть бы нам тогда во ржи заживо, - тяжело вздыхая, сказал он. - Но  видимо, не суждено было погибнуть. А теперь вот вспоминать о том     стану - сердце колотится. Поэтому и не хочется теребить прошлое.  	Пощадил я его, дал передышку. Из дома по телефону информацию из него доставал к годовщине великой Победы. Он рассказывал: 	- А дальше чево было? Уже позднее с радистом мы пошли в деревню. Там пруд старый. Мы в камышах залегли, наблюдаем, деревня, как вымерла, солнце на два сажня поднялось, а во дворах ни души.         Наконец-то мальчик к пруду идёт: то ли за камышом, то ли на рыбалку. Окликаем тихо, не убежал, головой вертит. Я без оружия выхожу, вижу в руке серп. Руку протягиваю, он серп на землю положил. Поздоровались, о немцах спросил - женщина шпарит. Цопнула серп, и с мальчёнком бежать.  	- Стой! - кричит им Василий, карабин наставляет. Женщина испугалась, мальчик глядит с интересом. Я извинился за Василия, улыбнулся мальчику: "Не бойся малыш, - за вихор его потеребил, - отец, поди воюет?" Он ответил: - "Воюет".  	Рассказала женщина, что русские, а за ними и немцы не так давно с боями через их село проходили. Принёс нам её Витя хлебца и печёного картофеля воды, соли и тыквы пареной. С этими продуктами мы и обходили деревни в поисках русского фронта. Четвёртая неделя шла, а мы всё по оккупированной территории странствуем. Истощали до того, что люди при редких встречах нас пугались.  	К низине на рассвете вышли, там речушка. Вброд её перешли, на пригорок взобрались, окрестность по карте изучаем. Свист с западной стороны. И, ба – бах! Перелёт, кубарем сбегаем в овражек.   Вторая мина ближе нас легла.  	- В вилку берут,- предположил Козлов.- Меняем место, уходим! – К речке спустились, - Никак мы на нейтрале!? Тарасов!  Рви рубаху и крепи на штык. Семь смертей не бывать, одной не миновать. - Сигнал сдаваться подавал сам Козлов. Пока он флагом размахивал,  из ложбинки зашумели:  	- Эй, кто вы? У вас пароль есть? – Обрадовались, кричит им:   	-Эге - ей! Свои мы! Из окружения!  	- А чево сидите тады? С флагом торчите. Опять немцев ждёте? Ползите к нам! Не то мина дура, накроеть кого хошь.  	Разоружили нас - в часть повели. Накормили и   особистам сдали. Те документы потребовали: "Ага, из под Воронежа! - Понятно. Были у нас такие голубчики".  	 Задавали много контрольных вопросов. Заключили: "Не предатели".   Отправили на переформировку. Радистов лейтенант набирал. Зачислили в запасной полк, 107 танковой бригады, 16 танкового корпуса. На хуторе Вертячий корпус формировался, туда новые танки т-34 шли и шли.  	В конце августа 1942 года ночью грузимся на платформы. К утру выгрузились и донскими степями делаем марш - бросок. Немец пытается бомбить, их не подпускают, поединки разгораются в воздухе. Приближались к противнику, немецкие лётчики бомбят и обстреливают беспрепятственно. Водители танков и грузовиков маневрируют,  пытаются уйти от огня. При  явной опасности - солдаты спрыгивают, падают, прячут голову под кусты.  	Достигли какого-то рубежа, приказано закрепиться. Всю ночь  закапывались. Замполиты ходят, подбадривают, ротные торопят.  	  Поставлена задача: «Должны стоять насмерть, отражая огнем и контратаками натиск танковых частей Гудериана». У него приказ: «Любой ценой оказать помощь шестой армии Паулюса в Сталинграде».  В контр атаку ходят новенькие тридцать четвёрки: скоростные, манёвренные, неуязвимые. Танки Т-70  закопаны в землю, из укрытий ведут беспрерывный огонь. К январю месяцу много танков потеряно и нашего брата не есть числа, сколько полегло на степных равнинах между Доном и Волгой. Бои шли беспрерывные и жестокие.  	 Немцы понимали, окруженная армия Паулюса обречена. И рьяно выполняли  приказ Гитлера. Наши потери тоже оправданы, командование 107 танковой бригады выполнила задачу, отсекла основные силы немцев от Сталинграда. Это и обеспечило  успешное шестой армии немцев.  В Татищеве после боёв мы довооружались и пополнялись личным составом. С Нижнего Тагила опять много новеньких тридцать четвёрок в бригаду поступило. И мы с небольшими боями пошли на Прохоровку.  Там уже была организована глубоко эшелонированная оборона. До 5 июня 1943 года её продолжали укреплять, совершенствовать. 	Кто число икс главного сражения под Прохоровкой намечал? Нам не было известно. По версии разведчиков предполагалось наступление немцев на это число. А нашим войскам надо было их упредить. Решено было накрыть немцев в тот момент, когда они  выйдут из укрытий и начнут атаку. Но  наш артобстрел начался раньше, когда противник ещё был глубоко под землёй. Урона большого он не понёс и пошел в контрнаступление.           Это  была ошибка. Лоб в лоб сошлись две громадные группировки, тысячи танков шли на таран, расстреливая друг друга в упор. Скрежетала и горела броня, гремели гусеницы, грохотали выстрелы. Небывалые бои разгорелись и на земле, и в воздухе. На небывалом поле брани  противоборствующие стороны перемалывали технику, солдаты уничтожали друг друга. Тут - чья возьмет. Шла битва за героизм, за мужество, за прочность нервов, шло соревнование умов. Чьих там солдат больше погибло, исследователи до сей поры подсчитывают.   	- Под Прохоровкой мы победили, наши армии окончательно  сломали хребет хвалёным гитлеровским армиям. Нашу бригаду направили под Орёл, его мы сходу взяли и пошли за Дон. Там стояли новые задачи.  Танк у нас командирский на стрельбу прямой наводкой его поставили, ветками замаскировали. Под днищем блиндаж соорудили для водителя, наводчика и заряжающего. А я и сменный радист идём на КП, там обеспечиваем связь комбату. С обзорного места он управляет боем. Поступил сигнал о подбитом танке, срочно требовался буксир. Я свободный, побежал сообщать дежурному водителю. В пути услышал самолёт, вижу - на КП пикирует. Взрыв! Бомба в расположение КП попала.  Возвращаюсь, командир батальона Бобров рассказывает: 	- Ты только за пригорок скрылся, Андрей (напарник) связь наладил, присел под дерево. И самолёт в пике пошел на КП. Сам засёк или его навели?   Видно как бомба летит. Андрей за дерево метнулся - я за другое метнулся. Взрыв! Моё дерево осколками осыпало. Гляжу, он на траве корёжится.  	Снимаю пилотку, подошел к дереву, его как косой срезало. Андрею руку оторвало, ногу перебило, и лицо изуродовало до неузнаваемости. Кровь  ещё течёт, с землей смешивается. Мне плохо стало, он был мёртв. Война не щадила никого, пуля дура, бомба слепа.  	В Молдавии был случай. В городке Яссы мы стояли. Дорога шла в гору серпантином. Комбат Бобров с взводными на "Виллис" сели и на рекогносцировку поехали, на немецкую засаду и напоролись. Бобров для нас был отцом родным, он о нас как о сыновьях заботился.  Я к тому времени был уже пулемётчиком. ДШК, на турельной установке. Ты бывший танкист – знаешь, - продолжает рассказ Тарасов. -   А радистами работать прислали девушек. И в тех же Яссах, на высотке  снайпер устроился, замешкался солдат или наш танкист, считай снятый. За скалой фриц, прямым выстрелом его не снимешь. Задумался и наш новый командир Гришаев.  Идем с ним по траншеям - место подыскиваем. Гранаты лежат  в связке. Он говорит: - «Тарасов бери – пригодятся». - "Танкист! Мая гранат, чужой сачем перёшь!?" - Казах, наш снайпер устроился в укрытие и за снайпером наблюдает. Устроились рядом. Гришаев с биноклем, казах с оптическим прицелом. Выследили немецкого снайпера и уничтожили.  Война учила нас воевать. Спас казах многим жизни и снял с комбата заботу.  	Последний бой для меня был на реке Висла. Понтонный мост мы  охраняли. Удобный пулемёт ДШК. Редко стреляет: "Та - та - та - та". В перекрестье поймал самолёт и считай, сбил, можно и роту немцев уложить.  В танковом батальоне их тридцать три. Глядишь, над Вислой задымил самолёт, другой. Уберегли переправу, на правый берег перебрались, Варшава правее от нас оставалась. К её подступам бои уже ожесточенные идут.    	 У наших танкистов наступил короткий период затишья. Размечтались: «Пришел бы сейчас замполит и сказал: войне конец, мир заключён между Советским Союзом и Германией". Стоял октябрь 1944 года, накрапывал осенний дождик, погода в палатки загнала. Письмо домой написал, бляшку в ремне, сижу, начищаю. Посыльный край брезента приподнял, кричит: "Старший сержант Тарасов здесь? В штаб бригады явиться. Срочно!"       - Вот, личные дела твои просматриваю. На курсы командирские кандидатов отбираем, - говорит мне начальник штаба бригады. - Ты подходишь по наградам, по образованию…   	Я уже имел медаль "За отвагу" и "За оборону Сталинграда". Естественно я обрадовался, но для приличия попросил до утра дать время подумать. И мы, 11 счастливчиков со средины ноября 1944 года курсанты Рыбинского танкового училища. Там долгожданную Победу встречали,   	В октябре 1945 года  училище расформировали, нас распустили по домам. Пять  лет не был дома, не видел близких. Подхожу к дому, сердце  того и гляди, из груди выпрыгнет. Отца встретил у калитки, не такой - обнялись. В дом вошли, Кольку не узнать, вырос, мать постарела. Досадуем о пережитом, считаем, кто получил похоронки, радуемся что я возвратился живым. В Малом Толкае рассказывают: из ста шестидесяти семи отправленных на фронт, живыми возвратились 79.  	По направлению РОНО в Подбельскую школу физруком и военруком работать устроился. Через год в Толкайскую школу перевели завучем. Нину, местную миловидную девушку - из учениц довоенных, повстречал, в душу мне она запала. Рекомендую ей тоже поступить в педучилище. По завершению учебы о свадьбе договорились. Жизнь потекла наша в радость. Коллеги, работать вместе планируем. На деле окажется всё не так.  	Год 1947. Весна ранняя, снег согнало быстро. Посевная началась. Рук мужских прибавилось, работы на полях и фермах организованней пошли.   Отец - Степан Игнатьевич Тарасов кладовщиком колхозным работает.  По привычке и по заведённому правилу амбар освободился от семян, выметают его колхозницы до зернышка и дверь на замок.  	А тут досада - приболел Степан Игнатьевич. Председателю заявил, тот советовал потерпеть, мол, канители много с передачей.  Кое-как дотерпел до конца посевной отец, отчет сделал по семенам и слёг в постель.  	А спустя время в одном из амбаров колхозные ревизоры каким-то образом обнаружат два фургона семян. За сокрытие отца увозят в район, десять дней допрашивали, а мы переживали. Как могло такое случиться?   При обыске зерна у нас не нашли, противозаконного в действиях отца следователи не обнаружили. А пятно-то грязное на честь мундира  нашего рода легло! Чтобы отмыть её  - потребовались годы.  	Для этого я принимаю решение поменять профессию учителя на профессию следователя или прокурора. Для чего  с Ниной в Бугуруслане снимаем квартиру: она там работает учителем, я учусь на юриста.  	До 1951 года штудировал науки, преодолевая прочие неудобства.  	Направили в Пермскую область. Всего семь месяцев отработал следователем, показал не плохие способности. Освободилось место районного прокурора, им быть в разных районах до 1961 года мне доверяли.  	В беседе я не забыл спросить его о главном, о цели, которая заставила его стать прокурором. Дала ли она ему возможность раскрыть тайну, по которой их семья подвергалась репрессии. Тарасов сказал так:  	- Говорят, цель оправдывает средство, - Я добился сначала цели, потом нашел и средство. Узнал я человека, который в 1947году устроил моему отцу подлянку. Им оказался председатель сельсовета. Фамилию не пиши.   Я его не преследовал, не мстил. Мне достаточно было посмотреть этому человеку в глаза. Мне показалось, что он всё понял.   Я видел, как ему от собственного поступка было стыдно.  	Прокуроры люди государственные. Их по положению перемещают с места на место через каждые 3 - 5 лет. Куда деваться? – продолжал выкладывать мне свои воспоминания Вениамин Степанович теперь спокойно. – Они терпят и их семьи терпят цыганский образ жизни. Но такая жизнь каждому надоедает. 	Нина у меня вольнодумщица, она учитель. Я с преступниками имею дело, она с учениками. Только она свыкнется со своим  классом, а тут - собирай шмотки, перебирайся в другое место, в другую школу. 	- Хватит с меня! К чёрту твою дурацкую работу! - заявляет она мне в 1961 году. - Уеду с детьми в Малый Толкай и там буду учительствовать.   	Тоска по родным краям и у меня нарастала.  Написал прошение в Москву о переводе. Рассмотрели прошение положительно. Возглавлял в Куйбышевской области пять лет Сергиевскую прокуратуру, потом столько же Пестравскую. - Тарасов с улыбкой посмотрел на меня, потёр ладонью блестящую лысину, сказал, - а теперь служить буду людям вашего района – пока в другой район не переместят. Или, если бог здоровья даст, дослужу здесь до пенсионного возраста. 	Дали ему здесь доработать спокойно, без переездов  прокурором он дослужил до пенсии. При этом ещё и нагружая его общественными делами, в которых он плохо разбирался. Вениамин Степанович хороший правовед, но не специалист по сельскому хозяйству. А его райком закрепляет в наш колхоз уполномоченным по уборке урожая. И мне как агроному по многим вопросам полеводства приходилось консультировать его, чтобы не попадать по райкомовским понедельникам впросак. В этот день на партактивах о колхозных делах их заслушивали. Такие бывали времена, таков был районный прокурор, человек с заглавной буквы, отважный фронтовик - Вениамин Степанович Тарасов.  Слава ему, детям и внукам удач.   . |