| Есть вещи, не доступные уму.          Одна из них, - поэты, что находят       Печальную безрадостную тьму,         В которую безропотно уходят.                 Та красота, которая спасала мир, Помощник и опора провиденья, Оборвала живительный стихир Их собственной руки произволеньем.   Что видят, где живут они сейчас,   Есенин и Владимир Маяковский,   Принял ли их языческий Парнас,   Доносится до них ли звон московский?         Понятен их мучительный разлад,        Злосчастная любовь и тяжесть мира,        Но страшен заключительный парад   Свой голос задушившей лиры.                                   Где Львова, Друнина, где Саша Башлачёв,   Цветаева и Галактион Табидзе?       Не только траур ныне их покров, -                   Они под беспощадной  мощной линзой.              В ином сиянии читается строка,         Рождённая пером самоубийцы,          Мерещится надрывная тоска                 И леденящим криком кличут птицы.      Печальным воском грустная свеча     Над шалопутным Шпаликовым плачет,         Уж не рубить ему стихов сплеча,                      Такая не решается задача.                            Ах, истина на кончике пера,                               Живая кровь бежала в этих жилах.                                Как вечный холод смертного одра                                           Ужился в мудрых и благих чернилах?                      Две вещи наибольшие я знал,                        Два крайних полюса, доступных звуку, -    Поэзии божественной накал                        И гений, на себя поднявший руку. |