| Не знаю, может вправду, мир другой   со мною где-то рядом существует. Меж существами там царит покой,  и плоть незримая их не бунтует.   Их недостатки наши не грызут,  и хвори наших душ их не тревожат. И, как себя, собратьев своих чтут,  и прошлое своё там не итожат,  как я в бессонницу из ночи в ночь,  в уме перебирая, словно чётки,  всё, что давным-давно умчалось прочь,  оставив только силуэт нечёткий.   Я, реставрируя события и дни,  пытаюсь их фиксировать строкою. Бывает, приплетаются к ним сны,  не отдерёшь их старческой рукою.   А через время и не разобрать,  где правда, где миражность сновидений. Каким-то образом они сумели встать   в один сюжет моих стихотворений.   Их содержание, конечно, мир другой,  не тот, которым я повязан с бытом,  где язва, своей дьявольской рукой,  мне преподносит разновидность пыток. И я не просто вынужден терпеть,  чтоб не шокировать собою окруженье   и делать вид, что хочется мне петь.   Почто, зачем такое поведенье? Неужто в этом человечья суть –  терпеть, не находя причин терпенья,  вопросами загромождать свой путь,  ища пути для их преодоленья? |