| Промозглый мрачный день. Зима одаривает не искристым  белым  снегом и легким морозцем, а колючим ледяным ветром, мелким градом  вперемежку с дождем и чавкающей под ногами грязью.   	Какая-то сечка (то ли дождь, то ли снег) бьет по стеклу, и из  теплой уютной комнаты никуда выходить не хочется. Но срочное дело  выталкивает взашей на улицу. Мало того, что надо идти, а еще и быть в  наилучшем виде, в бодром и приподнятом настроении. Дело важное и  надо не подкачать.   	Привела себя в порядок, принарядилась, собрала всю бодрость и  энергию, аккуратно сложила в папку бумаги и глянула на часы. Все в  порядке, да к тому же и заблаговременно.   	Хоть на улице было слишком уж скверно, и обжигающая сырость  пробирала до костей – шла уверенно и быстро. Забрызганные грязью  машины мчались с двух сторон непрерывным движением, у некоторых  уже зажглись фары, мол, с нами не шути. Но я шла вдоль трассы,  закрывая лицо поднятым воротником, и мне совершенно до них не было  никакого дела.   	Вдруг все чаще машины начинали сигналить, визжали тормоза, и  из открытых окон вылетали режущие осколки водительского мата.   	Хоть я и спешила, но пришлось остановиться. Неспроста ведь все  это? Да, неспроста… Посреди дороги стояла собака, овчарка. Она была  тощая, больная и явно старая. Там, где раньше была чернота, теперь  все покрылось сединой, шерсть свалялась, к тому же была мокрой и  грязной. Собака стояла не шевелясь, не опуская головы и своими  отчаянными, умоляющими глазами смотрела навстречу несущемуся  транспорту.   	- Самоубийца! – мелькнуло у меня в голове. И  не ошиблась. Глаза  собаки ждали, просили, умоляли быстрой смерти.   	Я испугалась, что потеряю рассудок от такого зрелища. Но меня,  как магнитом, приковало к этой трассе. К своему несчастью, стала  свидетелем страшного таинства: жизнь и смерть стоят на одной грани  и, сцепив зубы, смотрят в глаза друг другу: ну, а кто сегодня сильней?   	Мне было уже плевать на мое срочное и важное дело. Я поняла,  что перед лицом жизни и смерти, когда они сливаются воедино, все  остальное -  суета сует.   	Зверь всегда погибает стоя. Собака стояла, не шевелясь и не скуля.  Движение машин продолжалось. Водители, как могли, объезжали ее.  Вдруг одна машина затормозила, водитель дал знак следующему за ним,  и движение пошло на спад. Тот, который затормозил первым, пытался  вытолкнуть собаку на тротуар. Она упиралась. Тогда подрядился на  помощь еще один. Они все-таки вытолкали собаку с проезжей части.   	Я кинулась к ней, стала заговаривать, пыталась погладить. Собака  гордо от меня отвернулась. 	Движение машин опять усилилось, мчались уже новые водители,  которые и не подозревали о совсем недавнем происшествии на этой  дороге. 	Я считала, что беда миновала, и пыталась привести в порядок  разгоряченные свои мысли, а потом уже и дела.   	Вдруг собака, неожиданно для меня, но для себя уже все  решившая, собрав  старческие силы, молниеносно бросилась опять  навстречу движущимся машинам. Всего долю секунды она встречала  смерть стоя, как и положено зверю. Заскрежетали опять тормоза, и  собака, как подкошенная, упала на асфальт.   	Помню бледное лицо водителя, растерянные глаза и … тишину.  Водитель оказался интеллигентом, даже в сердцах не смог выругаться.  Не смог и переехать лежащую собаку, не смог и отправляться дальше,  не узнав, что с ней.   	Я, глотая слезы и давясь рыданиями, кинулась к сбитой собаке. Я  забыла, что на мне новое пальто, с которого раньше сдувала пылинки.  И моя элегантная шляпа и подготовленная к встрече прическа были  нелепы в этой ситуации.   	Двумя руками обхватила большую собаку, еще живую, лежащую на  грязном мокром снегу. Прижав к себе, я изо всех сил тащила ее, взяв  под передние лапы, на тротуар. Водитель, сбивший собаку, мне  помогал. Мы положили ее на остановке, под лавкой. Осмотрели, она  была жива и, к радости водителя, почти цела. Сочилась только кровь с  одной лапы, но кость была не повреждена. Упала она от удара  машиной, но не даром ведь так визжали тормоза, водитель сделал все,  чтоб сохранить ей жизнь.   	Мы остались с собакой вдвоем, она  под скамейкой, я – на  скамейке. Пальто все было в грязи, крови, воде, липли мокрые снежинки  и тут же таяли. Лицо мое было ужасно: косметика, слезы, мокрый снег  смешались в однородную массу. Рядом лежала грязная, со сбившимися  клочьями собака, около ее передней лапы теперь краснела маленькая  лужица.   Теперь я была похожа скорее на безумную, чем на деловую даму. А  люди всегда стараются побыстрее проскочить мимо безумных, зачем  себе сердце надрывать? Поэтому, хоть на нас и поглядывали, но не  затрагивали.   	Я все старалась понять: что, что толкало собаку на самоубийство?  Старость? Болезнь? Бездомность? Что? И вдруг, молния поразила мое  сознание: предательство! Да, предательство! Оно, и только оно,  лишает живое существо веры, надежды, любви и самой способности  жить. Каким образом предал ее хозяин – уехал в другой город, а ее  оставил или выгнал старую за ненадобностью – это уже неважно.  Главное – предал, предал ту, которая сама предавать не умеет. Не дал  собакам Творец этой способности, оставив самым верным и преданным  существом на Земле!   	- Милая, - заговорила я к собаке. – Ну, зачем же ты так? Зачем  самовольно лишаешь себя жизни? Ты думаешь, одну тебя только  предали? Мне ведь тоже предательство хорошо знакомо. А я, вот  видишь, выдержала, живу еще, по важным делам спешила. Если б ты не  стояла, как вкопанная посреди несущихся машин, а на тротуаре на  меня посмотрела, то увидела б, какая я была элегантная, в шляпе, с  прической, с макияжем. А теперь, конечно, я такая же грязная и  жалкая, как и ты. И для тебя уж явно не образец для подражания.    	Собака недоверчиво скосила глаз, а потом вдруг пристально  посмотрела в мои глаза. Я потупилась, и мне пришлось сознаться: 	- Не веришь мне, отчасти ты права. Я тоже после предательства  долго была на грани. Да, это у вас, у собак, не принято предавать, а у  нас, у людей, такое случается сплошь и рядом. А хозяин твой ведь  человек. А у человека оно, предательство, видно, в крови. 	Вот посмотри на этих двуногих, что мимо нас тут снуют, каждого  из них кто-то предал, и почти каждый тоже предал кого-то. 	Так что, голубушка, не одни мы с тобой тут такие. А жить как-то  надо.   	И заговорив о жизни, я наконец-то вспомнила о своем срочном и  важном деле. 	Наверно, до сих пор ждут меня! Знают, что раньше  никогда не подводила. Надо бежать!   	Перевязала носовым платком собаке рану. Почистив салфетками,  которые как нельзя кстати валялись в сумке, себя и пальто, я решила  все-таки попасть на запланированную встречу.    	Погладив собаку по голове, рядом положила несколько штук  печенья. Это все, что было в моей сумке. 	- Ты, если хочешь, подожди меня. Я быстро сбегаю по делам, а  потом, вдруг, и столкуемся с тобой. Может, у меня захочешь доживать  свой век…   	Я побежала, держа под мышкой папку с бумагами. Важное дело  мое разлетелось в пух и прах, но я не очень-то переживала. Перед  искренностью и обнаженностью чувств, чему была свидетелем, все  казалось мелким и ничтожным.    	Потеряв контроль над своим разумом, я опять помчалась к  остановке, где оставила лежащую собаку. Ее не было… 	От этого места прошла три остановки в одну сторону и три – в  другую. Я всматривалась в дорогу и в обочину. Но того, чего больше  всего боялась увидеть – не увидела. От сердца отлегло.   	Опять вернулась к остановке и тут только заметила, что не было не  только собаки, но и печенья. 	Может, будет все-таки жить? 	Мы-то живем… |