| XV     Коты! Коты! Одних лишь вас пою!   О, этот хвост, о, этот мех и уши,   Не смог бы Бог придумать зверя лучше,   Призвав всю бездну мудрости свою!     О, этот цвет - то рыжий, то седой,   То как смола, то как снега под вечер,   И взгляд глубокий, будто человечий,   Проникнутый бездонной красотой.     Как лапок мягких ненавязчив шаг,   Прикосновенье меха так несмело,   Так грациозно, гибко ваше тело -   Взглянул, и нет потерь и передряг.     Мой милый котик, признаюсь, любя, -   "Люблю котов, но более - ТЕБЯ!"       I     Коты, коты! Одних лишь вас пою!   Про что еще, простите, петь поэту?   Про сталь клинка, про смерть, про пистолеты,    Про ночи в мае, про свою семью?!     Все эти темы вязнут на зубах,   Скребут в гортани и с ушей свисают.   Опять про них? Терпенья не хватает,   Без сожаленья все повергну в прах.     Я напишу лишь то, о чем хочу.   И сразу строки побежали стаей,   Каламбуря и рифмами блистая.   Я их как нить волшебную кручу.     Пишу и в буквы вкладываю душу:   "О, этот хвост, о, этот мех и уши..!"       II     О, этот хвост, о, этот мех и уши!   Увижу их, и трепет в голове,   Как будто солнце встало в синеве,    Дышу с трудом и словно бы придушен.     Все восхищенье вызовет в момент:   Хвост делает загадочные знаки,   То к миру шаг, иль то сигнал атаки,   Решаю, как последний президент.     Нет лишней здесь детали никакой.   Длина усов священно безусловна,   А шерсть на ощупь так приятна, словно,   И создана, чтоб я ласкал рукой.     Пусть не фырчат священники-чинуши,   Не смог бы Бог придумать зверя лучше.       III     Не смог бы Бог придумать зверя лучше,   Когда бы даже дьявола привлек.   Загадочен сей маленький зверек,    Других зверей стремительней и круче.     Архангелов и херувимов сонм,   Приправленный для верности чертями,   Совместно мысля или же частями,   От истощенья впал бы в тяжкий сон,     Пытаясь что-то БОЛЕЕ кота   Скроить по новой из крови и плоти.   Теперь два слова о моей работе -    Я продолжаю, отомкнув уста,     Подобно нитям строчку к строчке шью,   Призвав всю бездну мудрости свою.       IV     Призвав всю бездну мудрости свою,   Склоняюсь перед нежной мягкой лапой   Я на колено и снимаю шляпу,   Поскольку уважаю и люблю     От ушек и до кончика хвоста   Котов, котят, но, втрое больше, кошек.   Не вижу их и двигаюсь, заброшен,   Как будто жизнь – пустая суета.     Но стоит им дорогу пересечь,   Как мир мгновенно сможет измениться,   Зажечься, закружиться, заискриться..   Усталость мигом сваливает с плеч.     Блистает мир, как будто мех густой,   О, этот цвет, то рыжий, то седой!       V     О, этот цвет, то рыжий, то седой,   То дымчатый, то пятна, то полоски.   Рельефный цвет, изменчивый, не плоский,   Искрится то весельем, то бедой.     В нем каждый то, что хочет различит:   Движенья, речи, запахи и звуки,   Вот вздрогнули изгибом легким руки   А этот цвет, как кажется, горчит…     Для знатока не меньше, чем музей,   Кошачий мех содержит меж шерстинок.   Там мириады линий и картинок.   Там Вавилон, Афины, Колизей.     Струится мех под пальцами, расцвечен,   То как смола, то как снега под вечер.       VI     То как смола, то как снега под вечер,   То как огонь, а то как глыба льда, -   Так бьется настроение кота.   Сейчас он злобен, а сейчас беспечен.     Вот бегает по полу за клубком,   А вот застыл пред норкою мышиной,   Как море чуткий, зоркий, нерушимый.   А вот шипит, оскалясь, пред врагом -     Соседской маломерною болонкой.   Теперь отвлекся, смотрит на меня,   О плинтус коготком едва звеня,   Прозрачным, как янтарь, кривым и тонким.     Весь- идеал, в нем нет противоречий,   И взгляд глубокий, будто человечий.       VII     И взгляд глубокий, будто человечий,   Как вызов нам несет кошачий род,   В нем наводненье, голод, недород,   Предвестье войн, грозы, чумы, увечий     Встречали вавилонские жрецы   И фараоны древнего Египта.   Под взглядами котов вступали в битву    И шли на казнь их деды и отцы.     Но, наблюдая ужасы людей,   Они всегда сидели где-то рядом,   Едва взирая равнодушным взглядом   На беды мира с высоты своей.     О, этот взор, надменный и простой,   Проникнутый бездонной красотой!       VIII     Проникнутый бездонной красотой,   Весь этот мир от корня до вершины,   Вселенские безликие пружины   Влекут сквозь космос странный и пустой.     А красота таится между строк   Запуганная, белая, немая.   Бурлит борьба от края и до края,   Ее поток безудержен, широк,     Что, кажется, бессмысленна судьба.   Заряжен пистолет, блестят патроны,   Курок звенит натянутый, взведенный,   Как жилка жизни тонкая слаба!     Но вспомни, вдруг, и разожми кулак,   Как лапок мягких ненавязчив шаг.       IX     Как лапок мягких ненавязчив шаг!   Он вкрадчив, нерешителен, но все же,   Спешит ко мне, и дрожь бежит по коже.   Как он войдет? - я предвкушаю, - Как?     В величье славы, с мышью на зубах?   А, может, скромно прошмыгнет у двери?   Надуется, как сказочные звери?   Подпрыгнет, кувырнется, так что - АХ?!     И вот, явленье - входит серый кот,   Не Ганнибал, но и не смерд с прошеньем,   Спокоен, собран, полон самомненья.   Скорее! Ну, когда же подойдет?!     Всё - рядом, и сейчас начнется дело -    Прикосновенье меха так несмело…       X     Прикосновенье меха так несмело,   Когда потрется кошка о ладонь,   Что, кажется, ее попробуй, тронь,   Враз удалиться в дальние пределы,     Исчезнет, раствориться в пустоте   Прекрасное и дивное созданье.   Так волновался в первое свиданье,   Когда, дрожа, как чайник на плите,     Картавя и грассируя немножко,    Коверкая язык родной и речь,   Пытаясь хоть на миг Её привлечь,   "Как будто бы перед прыжком у кошки, -     Я комплимент промямлил неумело, -   Так грациозно, гибко Ваше тело!"       XI     Так грациозно, гибко Ваше тело,   Искать сравненья - бесполезный ход.   Нет ничего красивее, чем кот,   Хоть шерсть его, быть может, поредела,     Усы поникли, взгляд уже не тот,   В движениях не видно прежней прыти.   "Состарился! - промолвит глупый зритель, -   Пора сдыхать!" Безмозглый идиот!!!     Ведь до сих пор твориться волшебство,   Когда котяра роется в буфете   Иль лег в полоску света на паркете,   Не понимаешь, что произошло,     Но чувствуешь, хоть непонятно как, -    Взглянул, и нет потерь и передряг.       XII     Взглянул, и нет потерь и передряг,   Сидишь ли Ты за книгой на диване,   А, может, уплываешь вдаль по ванне,   Иль "Бейлис" пьешь в компании гуляк.     Когда обидой отдых омрачен,   И Ты лежишь в обнимку с Мышью Синей,   То вспоминай не юг и край дельфиний,   Где рядом я, но будто не причем.     А лучше помни, я из тех котов,   Которые царапают случайно,    Но для того, чтоб разогнать печаль, я   Вину до капли искупить готов.     Всегда бываю я не прав, грубя,   Мой милый котик, признаюсь, любя.       XIII     Мой милый котик, признаюсь, любя,   Что всяк другой на целом белом свете   В сравнении с Тобою незаметен,   А разная дурная болтовня      О "сильных мира" - это все не важно,   Пока могу Тебя я потрепать,   Щипнуть, толкнуть, слега поцеловать   Представить, что легонечко поглажу.     Конечно, кошки симпатичны мне,   Но за сонет признаюсь я вторично   (Что для поэта, каюсь, неприлично,   Но не гореть за ложь же на огне!)     Играй оркестр, тромбоня и трубя, -    Люблю котов, но более - ТЕБЯ!!!       XIV     Люблю котов, но более - ТЕБЯ!   И все на этом, и поставим точку.   Зачем марать убогие листочки,   В задумчивости что-то теребя?     Но Ты ведь тоже из породы сей,   Не сомневайся - это факт научный   (Как и другой - подержанный и скучный -   Родней тебе придется Моисей).     Уж если воспевать животный мир,   То лишь коты достойны вдохновенья,   Всех остальных отброшу без сомненья -    В моих глазах один стоит кумир!     И эти я закончу песнь свою.   Коты! Коты! Одних лишь вас пою!!! |