| - Спишь, старуха? – спросил старик. - Не, не сплю, - ответила та, переворачиваясь на бок. - А чё так? Ты ж вроде чай для сна пила, а всё одно не спишь…  - Не спится чёй-то. Поспала чудок и не спится больше, - пробормотала  старуха и села на кровати.  - Мож чё болит? Мож таблетку каку  дать? – спросил старик. - Да не, не надо. На кой мне таблетка? Отраву енту хлебать. Сердце чёй- то болит. Как подумаю, что Ивановна - и та в город к сыну Мишке  подалась – жуть берёт. Как же мы с тобой зимовать-то будем? Тимофеича  дочка забрала, Евдакимовну внуки увезли. Мы с тобой вдвоём на ентом  планте остались. А как заметёт и машина не проедет? А как фершал и тот  не смогёт до нас дойтить? Может зря отказались в дом для стариков ехать? Сильный порывистый ветер с силой бросил в маленькие окошки колючий  снег. Он с треском застучал по заиндевелому стеклу, с шумом осыпался  вниз. Третий день мело без остановки. Старик устал бороться со снегом.  Сегодня он уже не выходил на улицу. Летом ему  проще было – тепло,  река рядом, рыбалка почти каждый день. И старухе было  веселей –  яблок, ягод собрала – компот готов. Курицу старик зарубил – суп к обеду.  Рыбки дед наловил – уху сварит, или просто рыбки пожарит. Дачники  всегда хлебушка свежего привезут… А зимой лишний раз не выйдешь. Пока тулуп, шапку, валенки натянешь –  устал уж. Вот и думай, как зимовать. Одинокие соседи давно в райцентр, в  дом престарелых зовут. Так как же дом родной бросить? А куры? А кот? Ветер опять злобно засвистел, завыл в трубе. Кот Васька лениво зевнул,  потянулся и развалился на печи. - Чай избушку теперь по окна замело, как тогда, в позапрошлу  зиму… -  рассуждала старуха. – Хорошо тогда к Ивановне Мишка, сынок ейный  приехал, откапал нас. Ты-то теперь вряд справишься. А если не выйдем из  избы? А если дверь совсем привалит? Оставлял ведь нам Мишка телехвон.  Говорила тебе – возьми, возьми, небось сообразил бы, как позвонить, каку  кнопку нажать…  А то: «Не оставляй, не надо, всё одно не смогём  дозвониться» - в сердцах передразнила старуха старика. - Так сама бы и брала. Чаго ш ты не взяла? Ты видала, сколько на ём  кнопок? Сам чёрт не разберёт, на каку жать. Сроду не дозвонишься! Да  ешо его в ток встрамлять надо, шоб работал. Не углядишь – совсем  потухнет. Да за им пригляд, как за малым ребятёнком нужён. - А чаго табе ишо зимой делать? Вот и глядел бы за им, изучал. - Ты чёли рехнулась, старуха. На кой мне его изучать? Мне и без него дел  полно. Снег отгресть, избу протопить. А сколь подготовки к зиме сделал –  дрова в сени натаскал, шоб не выходить лишний раз на улицу, травки все  сушёные в сени из сарая перенёс, в кадки воды натаскал, вчарась курам  зерна насыпал – дня  три можно не ходить. - А как же яйца? А вдруг кака кура снесётся? – спохватилась старуха. – А  то ведь сами и поклюют. - Нехай клюют, у нас ишо много в сенях. - Ну, нехай клюют. -  Старуха повернулась на другой бок. - Полежать ишо  надо, чёй-то мы рано вскочили. Небось, ночь ишо на дворе… - Полежи, полежи, старуха. Всё одно не разберёшь – рано или поздно.  Темень теперь всё время. Мальца развидница и опять сумрак окна  застилат, - рассуждал старик. Долго лежали молча. Каждый думал о своём. В тёмные окошки несмело  заглянул рассвет. В избе посветлело. Старик лежал напротив старухи. Их  кровати всегда стояли рядом. А когда года три назад старуха захворала,  кровати раздвинули в разные стороны, чтоб было удобно ухаживать. Так и  остались они стоять по разные стороны комнатки. Долго тогда старуха  хворала. Старик сам суп, уху варил, отваром её поил. Соседка Ивановна  помогала ухаживать. А как к ней сын Мишка с ребятнёй приехал -  полегчало старухе. Ребятишки каждый день к старикам бегали, гостинцы  им носили, истории разные рассказывали. С каждым их приходом дом  оживал, наполнялся детским смехом. Ребятишки как будто жизнь в него  вдыхали. Так потихоньку и поднялась старуха за лето. А старик грешным  делом думал – помрёт. Долго тогда уговаривал  соседский Мишка  стариков, чтоб поехали они в город зимовать в дом престарелых. Обещал  приезжать проведывать вместе с Ивановной. Не решились они. Жалко  было дом бросать?  А чего его жалеть-то? Печку жалко? Утварь старую?  Так  это-то добро не жалко. А вот могилку сына… - Нет, нельзя ехать, – твёрдо сказала старуха. – Весна придёт, Коленька  ждать нас будет. А мы возьми и не приди. Чего ш он подумат? Зимы  старики испугались – бросили меня. Старуха замолчала. Горькая слеза скатилась на подушку.  - А помнишь, каким он был, единственна кровинушка наша? Помнишь,  как кошку Соньку с дерева сымать полез, когда её собаки туда загнали?  Ведь был мал мала меньше, сам высоты боялся, а ради животины залез на  саму макушку. И снял Соньку. А как котят её топить не дал – помнишь?  Всех пристроил! Я тогда удивлялась – как же енто у его получилось?  А  Маришку – помнишь, как из речки вытащил? Чуть не потопла она тогда… А  ведь любили они друг друга. Как любили… Кака пара была бы… Старуха замолчала… И вдруг громко, во весь голос, закричала. В унисон  её крику ещё сильнее взвыл северный ветер в старой покосившейся трубе,  а в маленькие окошки отчаянно забарабанили колючие снежинки.  Старуха, испугавшись своего крика, так же внезапно замолчала. Старик встал с кровати. Он ни разу не перебил старуху, ничего не  добавил. Тяжёлой шаркающей походкой подошёл к окну, посмотрел куда- то вдаль через промёрзшее окно. Ясно всплыл в памяти тот день, когда  привезли Николая из Афганистана. Вся деревня собралась. Крик стоял  истошный – бабы, девки  голосили, мужики зубами скрежетали, не  сдерживая слёз.  Маришка, невеста Колюшкина, страшно вспомнить… Украдкой смахнув слезу, старик сказал: - Неча голосить, старуха, – сколь  лет-то прошло…  Не один наш Колюшка  тогда молодым в сыру землю лёг… Эх, война проклятая… - слёзы всё  сильнее и сильнее застилали глаза старика, голос дрожал. – Не нарушай  его покой. Нехай спит спокойно. До весны дотянем – могилку поправим, к  обелиску цветы снесём. Куда ж нам ехать от сына-то? Старик пошёл к печке, поставил чайник. - Вставай, старуха, чайку похлебам. Пойду шо ли мяты с сеней принесу… |