| Ели мохнатые, лапы колючие, ёлочный месяц, подвешенный криво… Помнишь – «тепленько, тепленько и ключики»? Кашу сорока-ворона варила, кликала деток, считая по пальчикам: этому – в чашечке, этому – в миске. Сколько же было их – девочек, мальчиков? Сколько осталось – далеких и близких? Влажные радужки, палочки-лучики – хмурится осень, седая до срока. Чудится,  слышится: «ключики, ключики…» - в лапах еловых стрекочет сорока. ***   Антоновна   …и все постепенно сходило на нет - и запах зеленой антоновки, и брошенный на пол торшеровый свет, и юбки старухи Антоновны, не снятые утром с веревки - всегда хвалилась: мол, «ситца не нашего». … и все постепенно сходило на да, а как получилось – не спрашивай. ***   Колька   Трещали небеса.  В припадке дождь колотился сорок дней, и грудой вымокших камней казался город.  «Взятки гладки, чего там», - маялся дичок,  растрепанный, упавший на бок под стук дождя и мелких яблок. Молился Колька-дурачок в привычной темени:  проводку слизала сырость.  Плыл сарай.   И сорок суток Николай, светлея ликом, строил лодку. ***   Анна Ивановна   Бедная Анна Ивановна  (Бедная — это фамилия)  постичь не сумела главного:  каждая женщина — лилия,  даже если при галстуке  и в пиджаке на все пуговки,  и подчиненные: «Здравствуйте», -  слишком учтиво, до буковки. -  «Ан-на И-ва-нов-на», взглядами -  вниз.  До испарины, пота ли  Анна ругается — надо ли?  Надо, чтоб лучше работали!  День пережит — осилили.  В небе луна медная.  «Глупость какая — лилии», -  думает Анна.  Бедная. ***   Джулия   Милая Джулия, это всего лишь игра, всё начинается с вешалки, ей же закончится: дуб – на шкатулку,  яйцо – на глазунью,  игла... Пусть на удачу. Искусны швея и закройщица: платье – змеиная кожа.  Шарман, хороша! Брызжет софитовый день на картонную кровлю. «Что же любовь, - улыбаешься, кутаясь в шарф, – против двойного бифштекса?  Естественно, с кровью». |