| К старости Незаметно время набегает, К старости, толкая пап и мам. Жизни этой страшная нагайка, Сводит нас,  детей всегда с ума.   Дедушкой и бабушкой, конечно, Папы, мамы к финишу придут, С возрастом у них поникнут плечи,  Дрожь коварная коснется рук.   Только неизменно будет сердце, Биться ради дорогих детей. Даже думаю, в объятьях смерти Не уйдет оно спокойно в тень.   Знаю, что родительские чувства От природы очень горячи, Был и я таким  кусочком чуда И успел все это получить.   Сам дожил легко до первых внуков И теперь мой каждый день благой, Повторяя лепет первых звуков, Укрепляет с ними  берег свой.   По душе пришлась мне должность деда, В откровенном мире малышей, Радостью — грядущее продето, Старость закатилась, словно в щель.   В пустыне    В зените солнце роковое, День распалило  добела: Терял я силы от безводья А взоры застилала мгла.   Одна маячила надежда На зыбких волнах  миража. Все чаще закрывались вежды, И мысли плавила жара.   Иссохло горло, а на тело, Так, беспощадно, не часок: Свои вонзало солнце стрелы, Что падать, стал я на песок.   Душа моя пеклась…. Не стыла В котле небесного огня, А пасть пылающей пустыни, Мечтала проглотить меня.   Тут показалось пред глазами, Что всколыхнулся  горизонт… Блеснув последними слезами, Я принял  инстинктивно зов.   Собрав, оставшиеся силы, Придав,  уверенность в себе, Походкой шаткой, торопливо Дошел,  к  спасительной воде.   Костер тополиного пуха   Земля в тополином пухе, Вот новые хлопья летят, Один зацепившись  за ухо, На миг отвлекает мой взгляд.   Несу осторожно пушинку, Но все ж он срывается в путь, Садится на коврик пушистый, Свою,  раскрывая  мне суть…   Храня и дальше пытливость, К ковру пуховому иду, А ветер шальной переливом, На нем собирает волну.   Затем взъерошившись, с силой Швыряет  уложенный пух, А к вечеру весь отбесившись Он замер и силой потух.   А дети смеясь, для забавы Ковер пуховой подожгли, Тут с криком набросились бабы… Но, правда, огонь был на миг. |