| С тихим всплеском вёсел, закатился день, Надвигался берег, превращаясь в тень,
 Лунная дорожка в дрожи той реки,
 Зажигала в душах, наших, огоньки.
 
 В сумерках осенних слышен каждый звук,
 То ли - скрип уключин, то ли - сердца стук.
 Будто хор Господень, пение цикад,
 Те минуты счастья - наш бесценный клад.
 
 Мы спешим увидеть мир у наших ног,
 Позади сомненья, полные тревог,
 Подгоняя лодку, мы плывём от них,
 В мир, который создан лишь для нас двоих.
 
 Забытое
 Хрустальный звон, в вечерней тишине,
 Игривый луч осеннего заката,
 Купаясь и искрясь в моем вине,
 Напомнил мне, забытое когда-то.
 
 Вечерний сумрак солнце торопил,
 Спеша залезть поглубже в мою душу,
 Но лучик, что надежду подарил,
 Был юным, и по-детски непослушен.
 
 И мне почудилось в той призрачной дали,
 Где тлел закат, уныло догорая,
 Что будто там, на том краю земли,
 Увидел свет потерянного рая.
 
 *  *  *
 Приснился мне сон: ты в дивном убранстве...
 Приснился мне сон: ты в дивном убранстве
 Блистала вовсю, на придворном балу,
 Вокруг офицеры, да баловни счастья,
 Кто вышел в чины, хоть достаточно глуп.
 
 Сверкала в бриллиантах, твоя диадема.
 Их блеск ослеплял, но затмить он не мог,
 Такой красоты, от Парижа до Вены,
 Не встретить нигде, и свидетель- сам Бог.
 
 Гремела мазурка, оркестр надрывался,
 Казалось, что сходит с ума белый свет.
 А юный корнет, так по-детски прижался,
 В любовном порыве мальчишеских лет.
 
 А тучи все ниже, и грома раскаты,
 Уже раздаются невдалеке.
 И скоро всё то, что было нам свято,
 Затопит в кровавой народной реке.
 
 Террор ураганом пройдет по России
 Свинца не жалея для верных сердец.
 И сколько бы Господа вы не просили,
 Для всех уготован терновый венец.
 
 А вы веселитесь, транжиря минуты,
 Блаженны, не зная, что вам предстоит.
 В Советской России не будет приюта,
 Такой у истории страшный вердикт.
 
 Соседка
 Глаз твоих блеск, как лунный всплеск,
 Тенистый парк, укромная беседка,
 И нежность губ и сладость пут,
 Все позади, моя прелестная соседка.
 
 Пытливый ум, и шалость дум,
 И блеск росы, и свежесть южной ночи,
 И наши сны, как дар весны,
 Где даже воздух чист и непорочен.
 
 Наивный взор и страстный вздор,
 И крик совы и скрип столетней ели,
 И дивный миг, что вдруг возник,
 В манящей близости такой желанной цели.
 
 Ушедших лет неясный след,
 Давно укутан дымкой увядания,
 И все грустней, что нам уж с ней
 Не повторить тех сладостных свиданий.
 
 *  *  *
 Под ногами шуршит недовольный, встревоженный лист,
 И вокруг не души, свежий воздух прозрачен и чист.
 Лишь луна полным диском, сквозь голые ветви нам льстит,
 Что нас ждет кто-то дома, кто любит нас, и все простит.
 
 И все чаще, мой ангел-хранитель приходит во сне,
 Обещает, что скоро закончатся все мои муки,
 И вернусь я домой, ну - не к осени, так - по весне,
 И обнимут меня после долгой и дальней разлуки.
 
 Я тотчас просыпаюсь,и вижу, что все как и прежде,
 Только воздух ночной, будто нитью звенящей прошит,
 Легкий лучик, еще не погасшей, наивной надежды,
 Угольком согревает потемки заблудшей души.
 
 Как хочу я успеть к тому, самому главному дню,
 Что так свят был и вечен в той жизни - далекой, вчерашней,
 Чтоб обнять свой очаг, прикоснуться к родному огню,
 И поднять свой бокал, и растаять в заботах домашних.
 
 Здесь нашли мы свой верный, надежный приют,
 Легкомысленно бросив, что Родиной с детства зовется,
 И пусть fado во всех кабаках так отменно поют,
 Мне ж милее мотив, что над нашей Отчизною льется.
 
 Все, чего не хватает сегодня с тобою нам тут,
 Завтра мы обретем, возвратившись на наши просторы,
 Пусть нас ждет там не пряник, а самый безжалостный кнут,
 Лучше жить под крыльцом, чем всю жизнь простоять в коридорах.
 
 
 *  *  *
 Мне позавидовал бы сам сеньор Дали,
 За то, что не был ею он обласкан.
 Её портрет писал я в светлых красках,
 Но, очевидно, тени подвели.
 
 Мазок к мазку ложился на картину,
 Но, толь пейзаж мой вышел слишком скучен,
 Или художник плохо был обучен,
 Что превратился вымысел в рутину.
 
 Я денег не жалел на кисти и эстамп,
 Я заказал роскошнейшую раму,
 Создал цветов невиданную гамму,
 А получился только серый штамп.
 
 Я дал ей то, что недоступно многим,
 Ей, не скрываясь душу преподнёс,
 Она ж смеялась, искренно, до слёз,
 Назвав меня ничтожным и убогим.
 
 Она ушла, и множество моделей,
 Заполнило мой опустевший мир,
 Как вороньё слетается на пир,
 Нахально, не скрывая своих целей.
 
 Я променял высокое исскуство,
 На яркую дешёвую мазню,
 Как часто мы, мышиную возню,
 Предпочитаем искреннему чувству.
 |