Бабуле моей героической посвящается «Один в поле воин... если он по-русски скроен!» - А вот и я! - раздался задорный голос и к нам вышла Клавдия Георгиевна, в военном костюме "под иголочку". - Бабуля, какая же ты красивая! У тебя вся грудь в орденах и медалях! Баба Клава крутилась перед зеркалом, а увидела что я готовлю микрофон, как-то серьезно на меня посмотрела. Я в это время работала на радио и теперь готовила репортаж "Наши герои", в преддверии праздника Победы. Подумала, прежде всего, о моей героической бабуле. - Ну, что, родная, начнём? Бабуля не спешно и молча переоделась. Бережно повесила костюм с наградами в шкаф и села на край дивана, подложив руки под себя. «Как девочка», - отметила я. - Воспоминания эти болезненны, - начала она, не поднимая головы. - Войну не перескажешь... Вспомню лишь один эпизод. - Бабуль, если хочешь, я тебе валерьянку приготовлю? - Приготовь, - усмехнулась она, - но только себе! А мы – поколение, прошедшее войну, люди крепкие! Бабушка подняла голову и я увидела, как изменилось выражение её глаз. Словно перед ними уже поплыли кадры тех событий. - Была я санитаркой на 35 батарее города Севастополя. Девочек моих: Раю – трёх лет и Валечку, которой едва исполнился годик доверила бабушке Полине. 35 ая боевая батарея уже была захвачена. Корабли ушли и не вернулись за людьми. Британские бомбардировщики, которых также ждали люди – улетели. Помощи ждать было неоткуда. Всех, кого успели, отправили к партизанам. Партизаны определили меня санитаркой в госпиталь. Бабушка встала, походила вдоль дивана и пересела на стул. Будучи далеко в своих мыслях, она смотрела через открытый балкон на крепкое дерево – орех. Он поднялся высоко и стоял в гордом одиночестве. Здороваясь, протягивал свои лапы через балкон. - Я не могла покинуть госпиталь ни на минуту, - продолжала баба Клава, - хоть и ныло сердце о детях. Не хватало санитарок, врачей, бинтов, медикаментов, воды, еды... Из обезболивающих был один лишь медицинский спирт. Госпиталь напоминал одну кроваточащую рану. Со всех сторон слышались стоны и постоянные просьбы о помощи: «Сестричка, помоги!» Мы с товарками научились работать быстро. Кого перевязать, кому водички принести, кого покормить. Кто-то остаётся с раненными, а кому-то ассистировать на операции. Часто, оставаясь сутками без сна и еды, падали в обморок и врачи, и санитарки. Везде и всюду констатация смерти, смрад разлагающихся тел. К этому невозможно привыкнуть, невозможно смириться. Дрожащими руками закрывали глаза уходящим героям, думая о том, что где- то их ждут матери, сёстры, жёны, дети... А кто-то скажет: «Отмучился, бедовый». В очередной раз слышу: «Сестрёнка, помоги!» Не могу сразу прийти, занята с другими. А раненные всё прибывают и прибывают. "Откуда ты родом, сестричка? - превозмагая боль при перевязке, спрашивает солдатик. "Из Балаклавы, братишка". «Сестрёнка...», - слышу я со всех сторон. Один голос прозвучал для меня как необъяснимо–родное эхо... Руки вытираю в пропитанный кровью передник и иду на голос. Сквозь окровавленную повязку на меня смотрят глаза... отца. Бабуля закрыла лицо руками и горько всхлипнула. Я вскочила и быстро принесла ей стакан воды. Руку с водой она отвела. Я крепко обняла её и так мы просидели довольно долго. Пока она не успокоилась. Моя Клавдия Георгиевна освободилась от объятий и направилась к столу. Продолжила, собирая на стол еду: «Поляков Георгий прибыл вместе с новыми раненными и мучился от боли. Наша встреча, казалось, влила в него новые силы. А мне дала такой стимул, надежду, веру! Вот она Жизнь! Живой отец рядом, значит всё уже будет хорошо!" О том, что в госпитале лежит отец «нашей Клавочки», стало известно всем и люди ходили на него посмотреть. Он стал для всех символом надежды и окончания войны. В госпитале лежали раненные сослуживцы с тридцать пятой батареи и также пришли познакомиться с Георгием. Один из них сказал отцу: «Вы даже не представляете, какую дочь вырастили!» Другой подхватил: «Да, да! Она считай в рубашке родилась, наша героиня! Хрупкая, маленькая девушка... Одна спасла всех нас! А было это перед отступлением... Из репортажа "Наши герои" "Тридцать пятая героическая батарея имела колоссальное стратегическое значение. Она входила в состав 1го гвардейского артдивизиона. И её мощная система была предназначена для отражения нападения противника с суши. Немцы называли её «Максим Горький». Генерал – полковник немецкой армии Эрих фон Манштейн сказал, что никогда в течении Второй Мировой войны у вермахта не было таких потерь в технике и в стратегическом оружии. Десятки бомбардировщиков наносили удары по батарее, пытаясь, хоть временно заставить её замолчать. Ежедневно немецкая авиация сбрасывала на Севастополь около 4000 бомб в сутки. Людей, обороняющих батарею готовили к эвакуации. Положение было критическим. Кончились боеприпасы и продовольствие. Потери оказались огромными и не поддавались учёту. Эвакуация войск и раненных была задачей практически не выполнимой." "Как-то «просочились» наши умельцы и перенесли по эстафете полевую кухню". - Сказал солдат, важно щурясь. - "Наша Клавочка, маленькая, юркая, перебежками и ползком добралась до пункта раздачи провизии и взвалила себе на спину рюкзак. А в нём бадьи с супом и водой. Осталось несколько метров, чтобы доползти до наших, как в неё начал стрелять снайпер. К счастью, она смогла спрятаться за большой камень, что был на её пути. Она совсем уже зарылась в сухую, потрескавшуюся землю. Лицо было всё в крови от мелких камешков. Не чувствовала ни рук, ни ног, а он всё стрелял. Пробил фляги с едой. Вода струилась по онемевшему телу. И когда хотела немного пошевелить затёкшей рукой, снайпер попал ей в угол шинели. Она невольно, по - бабьи вскрикнула и фашист понял, что это женщина. В нём проснулся азарт и он уже был занят только тем, чтобы её добить." - Солдат всё говорил, - вставила бабушка, - а я вспоминаю как, врастая в землю, мысленно писала письмо мужу. «Дорогой мой Серёженька! Как ты, родной мой, где ты? Сюда письма давно не доходят. Надеюсь и верю всем любящим сердцем, что ты жив! Девочки наши: Раечка и Валечка такие славные! Раечке три годика, а она смотрит, как взрослая. Валюша начала было говорить и ходить, но с началом бомбёжек замолчала и теперь только ползает. Серёженька, меня обстреливает снайпер. Я уже лицо втопала в землю и тела не чувствую. Если зацепит ногу, то на «троих» доберусь до деток... Если руку порвёт – обидно будет, как одной рукой работать-то? Плечо шинели разрешетил уже, гад! Только бы не в голову и не в живот... Если ты жив, Серёженька, забери деток у бабы Поли. Она в Симферополе живёт. Ты должен помнить её дворик. Серёженька, душа моя разрывается при мысли о тебе! Неужто мне не знать больше руки твоей горячей и нежной... губ твоих страстных, любящих? Выживи! Христом Богом молю тебя, Серёженька! Выживи!» - Боже мой, милостивый! Даю тебе обещание! Если дашь мне выжить, то проживу 100 лет и ещё рожу троих - пятерых! Из репортажа "Наши герои" В ночь на 1 июля, в помещениях 35ой батареи началось последнее заседание Военного совета флота и Приморской армии. Людей начали эвакуировать на Кавказ. - Ровно сутки держал её немец под прицелом. – продолжал солдат. А за это время мы смогли многих наших эвакуировать! А потом и снайпера этого вычислили и прикончили. Вот и выходит, что одна хрупкая девушка спасла целую батарею!" - Заключил раненный, смотря с гордостью на Клаву. - А отец смотрел с такой нежностью и болью.... - улыбнулась бабуля, смахивая слезу. Она прожила 95 лет, не дожив до семидесятой годовщины Великой Победы всего несколько дней... Вырастила шестерых прекрасных детей. И мы - её внуки и правнуки очень гордимся ею! Из репортажа "Наши герои" "... В Мемориальном Комплексе героической 35ой батареи, выписаны имена защитников. Там вы найдёте имя медсестры Поляковой К. Г. НИКТО НЕ ЗАБЫТ! НИЧТО НЕ ЗАБЫТО!" | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
