За завтраком руководитель делегации объявил всем, что сегодня день свободный, а потому порекомендовал познакомиться с городом, ибо другого времени уже не будет. Березин вздохнул про себя – он, как переводчик, нужен был всегда и редко в поездках выпадало счастье освободиться от обязанностей, быть предоставленным самому себе. Но выяснилось, что в этот раз подфартило – он тоже мог отдыхать, а про всякий случай руководство оставляло другого переводчика -  Малахова, у которого от известия об этом сделался несчастный вид.   И Березин отправился в пригород – посмотреть знаменитый памятник Битвы народов. От Лейпцига туда надо было ехать на  автобусе.    Гигантское сооружение, поражающее мощью своих каменных колонн, барельефов, статуй, символических фигур из гранитопорфира. Тут попытка выразить силу и размах исторического сражения, изменившего судьбу наполеоновской Европы, при помощи каменных глыб, как будто не людьми сложенных, а самой природой. Высота памятника –91 метр, а внутренняя часть – 68 метров. Он строился пятнадцать лет и был открыт 18 октября 1913 года, в честь столетия со дня победы над войсками Наполеона.   Дожидаясь автобуса, который отвезет его обратно в город, Березин обратил внимание на торговца мелочами, в каскетке и белом халате, с лотком перекинутым через плечо. Это был уже пожилой человек с обрюзгшим лицом и мешками под глазами, но тщательно выбритый, одетый, с крайней аккуратностью и, судя по прямой и спокойной позе, еще довольно крепкий и бодрый. Покупателей у него не было и Березин просто почувствовал тайное желание торговца, чтобы Березин подошел к нему. Он подошел, купил открытку с видом памятника и , расплачиваясь, почему-то спросил:    -Вы давно здесь торгуете?   Тот ответил охотно и четко:   -Шесть лет и четыре месяца. Как вышел на пенсию – лоток на плечо. – И, видимо, считая нужным объяснить, почему он не довольствуется пенсией, продолжил: - Кило масла – десять марок. Костюм – двести марок. Пара ботинок зимних – тридцать марок…   Автобуса что-то еще не было видно и Березин рассеянно спросил старика:    -Вы уроженец Лейпцига?   -О, да! Я живу здесь шестьдесят шесть лет. Пятнадцатого июня будет шестьдесят семь.   -Значит, вы были здесь, когда сооружали памятник?   -Так точно. Тысяча девятьсот тринадцатый год. Масло стоило две марки, а мясо первый сорт – три марки.   Березин не обратил внимания на эту новую справку о ценах и продолжил задавать вопросы:   -В тридцать втором, тридцать третьем вы тоже жили здесь?   -О, да! Тридцать второй, декабрь – Гитлер рейхсканцлер…   -Вы помните? Но тогда вы должны помнить и пожар рейхстага, и суд над Димитровым – он ведь состоялся здесь, в Лейпциге?   Старик охотно подтверждает:   -Георгий Димитров, болгарин. Февраль тридцать третьего. Кило масла еще стоило шесть марок, но уже через два-три месяца цена подскочила до восьми…   Березин попытался вернуть его к тому, что его интересовало:   -Может быть вы даже видели Димитрова?   -Да, я стоял в толпе на площади у здания трибунала, их привезли в закрытой автомашине. Их было трое – остальные двое тоже болгары. Я помню, как их выводили по одному из машины…   -Неужели вы все помните?   Он ответил твердо:    -Помню. У меня хорошая  память.   -Расскажите!   -Что?   -Расскажите, как они выглядели. И как вела себя толпа. Что говорили люди?   -Люди молчали. Я был молод, легковерен и думал, что при Гитлере дела пойдут лучше. Но уже к весне цены подскочили на десять процентов. Свинина на целых пятнадцать процентов. Даже хлеб стал дороже, булочка уже пять пфеннигов…   -Погодите, - сказал Березин с досадой, - меня интересует другое…   Но старик даже не обратил внимания на его слова, настолько он был во власти своих воспоминаний.   -В тридцать третьем, - продолжал он с прежним упорством, - масло подскочило на десять процентов. В тридцать четвертом – еще на десять. Но денег стало больше. Ладно. Однако наступил тридцать шестой: масло – еще две марки, мясо…   Березин уже не слушал и смотрел на него пораженный. По лицу старика нельзя было сказать, что он чревоугодник. И все же он весь в мире воспоминаний о ценах на масло, мясо, яйца. Похоже на то, что всю жизнь он думал только об этих ценах, и они застряли в его мозгу крепко навсегда.    Он не путается в них, он предельно точен.   Березин ошалело оглянулся. На дворе середина семидесятых годов…И он понял, ничего другого от этого старика не добиться. Не война и фашизм, не миллионы убитых и замученных, не исторический процесс над Димитровым и даже не бедствия, впоследствии обрушившиеся на его родной город, - бомбежки, пожары, страх, - нет, все это прошло, не задев, в сущности, его души. В его памяти прошлое сохранилось лишь в виде длинного списка цен, менявшихся каждый год: масло - столько-то марок,   мясо – столько-то…Прейскурант продуктовой лавочки – вот сокровище, накопленное в драгоценном сосуде этой долгой человеческой жизни…   Уже в автобусе по дороге в город, Березин отчетливо понял, как приходит фашизм…  |