| УРИЯ ХЕТТЕЯНИН. ВОСЕМЬ ТЕОФАНИЙ.   Теофания первая. Песнь Урии.   "Мы больше не живы, мы - те, кто спустились в шеол. Удел наш - забыть, что мы видели ночи и дни. О, если б Ты только расторг небеса - и сошел! О, если б коснулся Ты гор - и расселись они!   Мой конь без наездника скачет по  хеттской стране, и если Давид меня предал - то кто не предаст? И если прощен его грех, кто вспомянет о мне? Кто снова зажжет свет небес в глубине моих глаз?   Здесь змей - Илуянка, с холодной, как смерть, чешуей. Мне с ним не сразиться - меча не удержит рука. Подняться я смог бы и биться - будь только со мной Твоей колесницы с ковчегом два страшных быка.   Так! Лучше собаке живой, чем убитому льву. Не петь Тебя мертвым, не славить сходящим во ад и в этих краях не явиться Лицу Твоему... Ты - Бог неприступный, Ты - праведен, дивен и свят".   Теофания вторая. Песнь Давида.   День тот – больше тысяч, песнь – выше трона. Пред рабынями рабов –  до хитона! Арфы радугой струна Ноя, Ноя. Хоровод веди – по два и по трое. Бог Израилев, явись скоро, скоро! Се – супруг твой, не стыдись, о Мелхола!..  Шаг быков, как ход светил – скор и ровен. Кто тебя во гробе скрыл, Хеттский воин? …Где Ковчег? И – тьма, и – лед, и – ни шага… Стон предсмертный разберет Ависага. - Где твои умершие? - Не воскресли… Оскудели, кончились песни, песни.   Теофания третья. Родословие по Матфею.   Слышишь – стихии стонут с высей и до глубин? Здесь осаждает город яростный сын Навин. Алая вервь Раавы брошена сквозь проем, колос дщери Моава цел под смертным серпом, юной лозой Вооза, ростком в пустынных краях отрутся Рахили слезы, уймется Иаковль страх. Нет, не сыны Энкиду рвут горизонта круг – Урии и Давиду светлый родился Внук.   Теофания четвертая. Девяносто и девять.   И омоется кровью Давидов иссоп…   Девяносто и девять взирают с высот. Страшный лик  над потоком склонили быки, взрыть способные горы ударом ноги. Омрачается свет в херувимских очах, от тоски ослабели суставы в плечах и колени с хребтами качнулись на миг – перед тем,  как трубящий, неистовый крик, рев, рычанье и вой, истребляя людей, ход светил прекратят, их свергая с путей, как иссушат моря лишь ударом крыла те создания, что с головами орла. Раскроят они перьями-бритвами твердь, перед тем, как придет их черед – умереть…   Девяносто и девять взирают с высот – всякий кедр упадет, как поверженный сноп!   …Колесницу сдержал Обуздателя жест – девяносто и девять не стронулись с мест.   Теофания пятая. Исход.   Ветром бурным ворота срывать- так только Он приходит, спасая, горы круша и кедры ломая -  вниз - к уже не могущим звать, тем, кто вдали - позабыт или брошен, тем, кто вблизи - и смертельно устал... Вниз! - где неслыханно Имя Божие. В ризе  дивней горного льна, Он - сошедший в забвения бездну и испытавший ее до дна - древом Креста - не жезлом железным - Тот же - все Тот же - едина черта, йота едина, Очи - к очам - Вынесет, вызволит - Драхма, - Овча,- Чадо, - Видишь? - Ладоней Его начертанье...   Теофания шестая. Исход.   И ныне – вовек! –  небывало-иное – слова, расколовшие горы надвое – - Идем! Дождем обновится пустыня сухая, и мертвая кожа, и память глухая – - Идем! Зрачок – ко зрачку, и дыханье – к дыханью, за руку – рука разорвет расставанье – - Восстань! Отсюда идем!   Теофания седьмая.   Видишь?  Крылья голубки  прорвали навек  окоём. Слышишь? Имя Его призывают вдвоём и втроём. Он пролился  росой на траву, на пустыню дождём, Он свободен – Он стал посреде,  прободенный копьём. Видишь? Он одолел, и восшел, и воссел со Отцом. Целование мира – о Нём.   Теофания восьмая.   Всё то, что желали – сталось Наоборот, И ветер не пойман в парус, А в нем живет. От полночи до полудня -  Наперекрест – Закаты стремятся утру Наперерез, Сжимать материк не стало Широт кольцо…   Глядятся галактик стаи В Его лицо, А ветер воды тревожит, Силен и тих. Друзья на Него похожи, А Он – на них.   ______   12.03.2009 |