"Бэмби". Пародия.
   
   Если бы вы знали своё будущее, хотелось бы вам попасть в него? Именно над этим вопросом задумалась молодая Лань, выйдя из знаменитого берлинского зоопарка. Её копытца вклеились в расплавленный августовским солнцем асфальт. Испарявшаяся смола тревожила ноздри, вызывая чувство тревоги-так тревожит ноздри молодого волка запах немолодого человека.
   Молодая лань создавала впечатление полной неподвижности, и оленёнок рядом с ней стоял так же неподвижно, подняв огромные глаза к небу, выжженному жаром белому немецкому небу. Но неподвижная внешне, внутри лань просто закипала. Она была оптимисткой, и психика её сейчас пыталась справиться с тяжелейшей травмой, нанесённой смотрителем.
   
   - Знаете, в древности вашего Бэмби, назвали бы потерявшим душу и наверняка проводили бы обряды по возвращению назад в лес, - смотритель протёр очки и вздохнул.
   
   И это было правдой, глаза маленького оленёнка Бэмби, были пустыми, они не отражали ни чувств, ни эмоций. Он никогда не видел настоящего леса. За все четыре года его жизни в зоопарке в них не промелькнула живая мысль. Даже цвет не отражали они, ни серые, ни черные, как будто потусторонний туман навсегда поселился в них.
   Протест Лани достиг своего пика, когда отделяя копытца от асфальта, она двинулась вперёд по улице, по большей степени это было произвольным движением нах остен.
   
   - Душа просто не вселилась, у вашего Бэмби вообще отсутствует душа, - Лань оглянулась. Как оказалась возле нее эта старушка с плакатом, поддерживающим Партию Зелёных? Лань извинилась и убрала переднюю ногу с зеленого кусочка земли, который по размеру был не больше фундамента памятника Кайзеру Вильгельму.
   
   - На, вот возьми, - бабушка поднесла к морде Лани пучок кинзы. Лань помяла губами листочек растения и ноздри ее затрепетали, как в детстве, когда она таскала кинзу с огорода бабушки Тамилы и стоя за сараем, медленно жевала ее, листочек за листочком.
   -Я могу помочь тебе призвать душу оленёнка, ежели не боишься.
   
   Скрипучая дверь пропустила их и, скрипнув, опять закрылась, оставив в полной темноте. Пахло не кошками, не плесенью, нет, это был странный запах, Лань никогда не бывала в России, но в тот момент ей показалось, что так пахнет именно там, аромат древности почудился ей.
    Дом обернулся вокруг нее непокорной массой лестниц, комнат и залов. Дом рассыпался зеркалами, каминами и коврами, как роскошные волосы юной женщины. Но дом не был юн, хотя держался из последних сил не желая сдаваться неумолимому времени, как и его единственный обитатель, тяжело опирающийся на палку бывший столичный мэр Юрий Лужков.
   Лужков стоял у окна, он смотрел на детей играющих внизу в московском парке, он не желал уходить, жизнь держала его россыпью детского смеха, теплом маленьких детских ладоней.
   
   - Послушайте, вы должны мне помочь, хотя я не знаю, как сказать…,-Лань замолчала.
   - Не напрягайся, твой Бэмби проснётся, когда ему исполнится пять лет, с ним всё будет хорошо. Я отвезу вас в Англию,-ответил Лужков и, взамахнув рукой, растворился в дрожащем воздухе.
   
   Пятилетие Бэмби отмечали на зелёной английской лужайке большого загородного дома Елены Батуриной. Елена собрала своих друзей, купила торт и свечи, хотя она понимала, что Лань с Бэмби вряд ли оценят её старания и вряд ли поймут к чему вся эта суета. Но произошло кое - что, кое - что странное, непостижимое, произошло вселение души. И вот как оно было.
   
   Гости, как водится, пили спиртные напитки, закусывали салатами и прочей закуской. И, как водится, забыли о главном герое дня, одарив его подарками, на которые сам Бэмби, даже не обратил внимание. Он пасся на лужайке и смотрел в окно, находящееся как раз напротив. Возле окна сидел Роман Абрамович, пальцы его беспокойно крутили ножку бокала с шампанским. Взгляд его то и дело натыкался на морду Бэмби. Чуда не происходило, да признаться, Абрамович его и не ждал, а события десятилетней давности давно отошли в область фантазий. Медленно, исподволь, наступили сумерки. Батурина внесла торт, на котором имениннику полагалось задуть свечи. Пять свечей, пять лет. Конечно, гости, старые друзья дома, прекрасно знали, что Бэмби не понимает речи, но пара рюмок коньяка, да пара тройка бокалов шампанского, сделали свое дело. И кто - то из гостей, потом уже никто и не вспомнил, кто именно это был, сказал, точнее, прокричал оленёнку:
   
   - Бэмби, дуй, задувай свечи, так, что бы все разом, давай.
   
   Бэмби подошёл к торту, дунул и задул все свечи. На лужайке наступила тишина. Затаив дыханье, Лань следила за преображением морды оленёнка, за тем, как пустота покинула его глаза, и эти глаза навсегда обрели свой цвет, вишневый, почти черный. Глянув в упор на Романа Аркадьевича, Бэмби произнёс голосом Бориса Березовского:
   
   -А за Сибнефть ответишь, Рома!
   
   На глазах у изумленной Лани, из рожек Бэмби потек свет, целыми золотыми потоками, заполняя лужайку, и пространство за ней.
   Если вы будете иметь возможность взглянуть сверху на то место, где был город Лондон, вы не увидите его. Вы увидите шар золотого цвета, если вы опуститесь ниже, тишина наполнит вас, и, растворяясь, вы увидите в ясном свете беглых российских олигархов, их семьи и глаза, вишневые глаза их детей, полные тишины.
   
   P.S.В настоящей работе в значительной степени сохранена пунктуация оригинала.