Вода расплывчато падала с причудливого нагромождения скал. В лучах солнца, между заливающейся черно-голубыми пятнами пустотой и основательно поросшей, караванно величественной землей (да, землей) играли жара, влага и зелень. Друг против друга, не обращая, кажется, внимания на разбивающуюся о волосатые шкуры воду, вертелись две человекообразные обезьяны.

Африканец угрюмо смотрел на свое отражение в грубом, чудом родившемся под этим заманчивым водопадом, зеркале, и снова переглядывался с Африканцем. Чудесная каменюга нравилась ему своим блеском и увесистостью. Второй Африканец также с интересом наблюдал за пируэтами солнечных зайчиков, оживлявших на мгновение танцующие брызги, но и с опаской, крайне радостной и беззвучной. Африканец с зеркалом остановился.

Друг против друга в причудливом жарко искрящемся пространстве танцевали две удивительные обезьяны. Под громом воды, шелестом и глухими возгласами их тел могло родиться за мелочью нечто такое... когда Африканец занес над головой переливающийся головокружительными деталями атмосферы предмет... вдруг ему показалось, что он видит...

Солнце, почти уже поднявшееся к вершине неба, и лучи; пронизывающие, пропитывающие незадумчивые деревья, скалы, клубы воды, не опавшие еще по недоразумению; и когда осень - желтые всплески листьев, песка, не накатывающих уже облаков; зимы - мутный коктейль подмороженной голубой-голубой бесконечности; лета, летом, с лета... И снова, но еще выше - пустынная-пустынная неродина, разрывающие по обыкновению дыханием землю вулканы, в стоне счастья прорезающие ее звуком мириады птиц; холмы, коряво нарезанные на плато домики; струйки рыцарей, точки, на такой высоте лишь точки, объединенные сосуществованием; под желтым солнцем, усталостью и нежеланием что-либо предпринять пустотою - руины, не составивших наконец никакого небесного тела точек; новые разрушители; строители, старатели, изучатели; и потом - многокрылая чернота городов, с сотнями тысяч неудивительных, озаряющих, однако, остро и слепо, идеально выдуманных зеркал...

Африканец не продолжает движение. Он садится. Штуковина больше не интересует его. Вода громко падает и зовет.

Приходит стадо и разбивает на нелепое количество частей двух Африканцев. Еще мгновение один из них смотрит назад, бессознательно ищет растаявшую в кипятке соплеменников штуковину. Идет пить. Без...

А все же жалко - потерять что-то блестящее и увесистое!..

Чуждый полдень заканчивается.

 

~18.03.2003