ПОЛЕ ПАМЯТИ ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ Уже тускнеет гранью Гранит могильных плит, А все открыта рана, А все она болит. Давайте шапки снимем, Минуту постоим, Побудем сердцем с ними И поклонимся им: Тем, кто четырехгранным, Прославленным штыком Броню Гудериана Царапал с матюгом! Тем, кто днепровской поймой, Зарыв лихих ребят, С овчарками не пойман, Шел через фронт, в штрафбат. Тем, кто под Сталинградом Хрипел «Держись, сынки», Был не убит снарядом, Но умер от цинги. И им, сынкам, державшим В сорок втором году Огромную державу, Попавшую в беду. АВГУСТ 41-ГО Как под прожекторным лучом! В обмотках молодые боги Со скатками через плечо Они шагали по дороге. На запад шли. Не отступали. На смертный бой. За отчий кров. И им дорогу уступали Гурты недоеных коров. А мы стояли на обочине, Пока не скроет поворот, И, пацаны, мы знали точно, Что этот пропылённый взвод Дойдет, примкнет штыки отточенные, И все – как быть должно! – пойдет: Лихая конница помчится (как смерч!.. как полая вода!..) И суждено чему случиться, Того не будет. Никогда. Не будет ни эвакуации, Ни бомб, летящих как во сне, Ни из сухих цветков акации Лепешек в голод по весне. Не будет серых похоронок С внезапным криком ножевым, И дед не будет похоронен, И брат останется живым. И горечь счастья Сталинграда Не выжжет в жизни страшный след. И не пойдёт искать награда Отца за тридцать девять лет... ...А по дорогам шли машины, Ползли телеги, гнали скот, И пыль садилась на морщины, Состарив скорбно детский рот. И как скирда в колхозном поле, На стыке ночи и зари, Не дотянув до Гуляй-Поля, Горел снижаясь ТБ-3. НИЩИЙ Нога отрезана по пах, Рука отрезана по локоть. Сивухой и мочой пропах, А взгляд – как у больного Блока. В треухе тускло светят медь И одинокий пятнадцатик (их бы с десяток заиметь), А день вовсю пошел темнеть, А век кончается – двадцатый. Под стадный рёв автомобильный Во всём постыдно изобильный Уходит век, уходит век – Век суперменов и калек. Век Циолковского и Ленина, Запевный век эпохи звёздной, Век стриженого поколения, В века ушедшего повзводно... А он, парнишка с Балахты, Он ведь не прятался в кусты. Его с войны вернули в тыл Две свежих культи и костыль. Победный май в разливе винном... Они ж совсем не алкаши, Им просто всем разрывом минным Оторвало кусок души. Кусок души – в земле сырой, С ногою той, с рукою той, Гуляй, парнишка холостой, Гуляй, защитник и герой! Костыль в руке – геройства знак, А на груди – медалей звяк. У пацанов горят глаза, Как буквы той медали: «ЗА...» (за Сталинград, за Минск, за Брест И – польский – «милитари» крест). Давно растаял дым войны, Повырастали пацаны, И поле памяти дней тех Вспахало время, как лемех, Забвенья кругом очертя Голодные очередя, Тряпьём заткнутое стекло, Печурки краткое тепло И мать – при свете каганца, С письмом последним от отца. Повырастали пацаны, Настали дни другой цены. Но вдруг прорвётся, как нарыв, Из той, доджинсовой поры: Слепой танкист в районном парке Водку пьёт с безногой санитаркой! ............... Умчались годы к Гончим Псам, Природа жмётся к полюсам, Младенец тянется к иксам... ...Да понимаю я и сам! – Что выбрал случай нетипичный, Что у соседа, например, Имеется гараж кирпичный И «запорожец» с буквой эр. Что память чтим мы, есть указ: И у прилавков и у касс Висят слова любви сыновней... Что каждый нравственно готов Добавить в текст (с указом новым) Святую строчку и про вдов... А он – сидит. А век уходит, Уносит жизни цель и смысл, А в голове – в двоичном коде – В сетях нейронных бьётся мысль: «Ещё б... беляночек...с пяток... И взять...бутылочку...культурно…». Возле киоска «Спортлото» Курится жертвенная урна. Струится «жигулей» поток, Рекламный отблеск звёзды тушит. Безрукий и безногий Блок Для нас у века просит души. 1981 – 1985 КАРЕЛЬСКИЙ ПЕРЕШЕЕК На Карельском перешейке - Из гриль-баров вопли шейка! То ли шерпы, то ли шейхи Целят линзами в народ, То ли шерпы, то ли шейхи Поворачивают шеи, Переводит им чего-то Переводчик-полиглот. А ещё на перешейке есть места захоронений Для погибших в наступленьях и скончавшихся от ран. Возле Финского залива, задыхаясь от волненья, Ищет церковь с колокольней фронтовик и ветеран: – Как же так, где колокольня, где здесь церковь с колокольней, Где здесь церковь с колокольней у залива на виду? Мы здесь шли в 39-м, по заливу, чтоб окольней, Мимо дотов, мимо дзотов по заливу шли, по льду! Ну а ОН с той колокольни, бьёт из пушки, с колокольни, Ну а ОН – из пулемётов, ну а ОН – прожектора... От снарядов, от разрывов лёд на льдины был расколот, Ну а мы – на этих льдинах, облепив как мошкара. И ещё четыре года огневого ледохода. Эти скалы, эти льдины до сих пор в глазах рябят. Сколько их за три захода здесь оставила пехота – На Карельском перешейке – замечательных ребят… ...На Карельском перешейке – То ли шерпы, то ли шейхи, Переводит им чего-то Переводчик- полиглот. Ну, а мы – без перевода, Ну, а нам и так понятно: На Карельском перешейке сколько наших полегло!.. 1986 |