«За… за… за Кондратием будешь . Ты же выше.» - довольно рассмеялся он. Уперев сапог в подбородок, он производил жалкую картину. Но мы остались лежать и до невозможности напрягали свой слух, чтобы не пропустить ни одного его звука. «Рассказываю», - вдруг бухнул он. – «Ка-ра-пуз. В рыло дам! А ну его…» Расстояние между нами все сокращалось и мы с трудом удерживали свои головы на картинах. Из-под моего Ван Гога кто-то захрапел, но я продолжал быть немым и циклоп это заметил. Он тихо подошел и сел мне на живот. Мой лоб покрылся потом. Из носа побежала ручьем кровь, и я стал ее жадно пить. Я высовывал раздраженный язык, чтобы ни одна капелька не скатилась мимо рта. Но скоро язык высох и стал сильно болеть от этой работы; иногда его брала судорога. Но моя жажда была сильнее, и я глотал уже скудные ручейки крови из моего истощенного тела. Циклоп уже сидел на моем хребте и сквозь кожу касался пола. Вся моя нижняя часть онемела, и я превратился в глотку, язык и нос. Иногда у меня случались приступы тошноты, и я с трудом справлялся с ними. Мои глазные яблоки высохли, и все тело затекло…

 

Вдруг я понял, что циклоп стоит и смотрит на меня. Меня начало рвать кровью. Циклоп все также продолжал стоять и смотреть на меня, весь в моей кровавой ванне. Я уже не видел его, так как мои глаза были залиты кровью и засохли, но я чувствовал, что он где–то рядом – такой же молчаливый и ничего непонимающий.