Семь месяцев!

Я уже давно успокоился и перестал её искать. Что поделаешь, ещё в первые месяца полтора были найдены и перерыты все существующие базы данных, прочёсан интернет. Ничего, как в воду канула!

Звали её Рита Стеклова, хотя откуда мне было знать, настоящее ли это имя? Может, придумала на ходу, когда мы знакомились? Потому я и не смог её разыскать? После безрезультатных звонков и хождений по адресам подобные мысли часто приходили мне в голову.

Мы встречались всего неделю, поэтому её нестандартное, так скажем, поведение утомить не успело, и своей неожиданностью даже нравилось, кроме, пожалуй, последнего раза. Тогда мне показалось – ну перебор, ни фига уже не забавно совсем.

Кстати, не знаю почему, но, несмотря на все её странности, я ни разу не предположил, что она сумасшедшая – ни пока мы встречались, ни потом, когда искал её. Думал: да ладно, каждый развеивает скуку как может, многие играют в то, что они особенные и всё у них необычно... Мысль, что Рита не в себе, возникла у меня только недавно, через полгода после её исчезновения, когда я наткнулся на письмо.

Конверт обнаружился случайно, в нижнем ящике стола. Сюда я годами сваливал бумажки, карточки и документы, которые не представляли для меня большого интереса, но могли когда-нибудь пригодиться. И вот пару недель назад настал такой момент: мне понадобилось отыскать визитку одного давнего знакомого, и я принялся копаться в этой куче хлама. Долго там рылся, но нужная карточка всё не попадалась, и в конце концов я в ярости вытащил ящик и вытряхнул все, что в нем хранилось, на пол. Конверт упал последним, видно, лежал на самом дне.

«Петли. История моей «болезни». Это писала Рита – я помнил её почерк по записке, которую она как-то мне оставляла.

В конверте лежало несколько листов печатного текста.

К тому времени я уже и не надеялся, что сумею о ней что-нибудь разузнать, и вдруг – это письмо! причём оставленное вполне в духе Риты: в столе, в самой глубине ящика, где я и за сто лет мог его так и не обнаружить!

В послании слишком много личных признаний, так что приводить его я буду кусками:

 

 

Правда – согласился я, когда читал, – зато ты единственная, кто может поступать «не вполне конгруэнтно»! Такие выкрутасы со словами Рита и раньше иногда проделывала, что ещё раз подтверждало: это писала она.

 

 

Естественно, я помнил, что ж я – совсем склеротик?

Это было в апреле. Как всегда в четверть седьмого вечера я вышел из офиса и направился к своему «форду». Из окон дома напротив били нестерпимо яркие блики. После спокойного рассеянного света офисных ламп блеск весеннего солнца казался ослепительным, и я зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел ее – стройную, коротко стриженую шатенку в джинсах и кожаной курточке, плотно охватывавшей фигуру. Она шла ко мне, улыбаясь тепло и радостно, как старому другу. Мои губы невольно растянулись в ответной улыбке, в то время как в мозгу происходило быстрое сканирование образов всех знакомых женщин. Но никто так и не вспомнился.

Наверное, обозналась, подумал я и сел в машину, наблюдая за девушкой. Она подошла и, все так же приветливо улыбаясь, дёрнула правую переднюю дверцу. Пожав плечами, я открыл машину. Секунда – и девушка приземлилась на пассажирское сидение.

– Привет, дорогой, – сказала она и чмокнула меня прямо в губы.

Я вытаращился на нее в изумлении. Девушка чуть нахмурилась и замерла. Она больше не улыбалась, и в ее больших серых глазах появился испуг. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, а потом она очень тихо, на грани слышимости, произнесла:

– Ты... – она конвульсивно сглотнула. – Вы не узнаете меня? Мы что, не знакомы?

– По-моему, нет.

Она закрыла лицо руками и откинулась на спинку сидения. Плечи ее задрожали.

«О, черт! – скривился я. – Только этого не хватало». Вот чего не выношу, так это женских слёз! Тем более у незнакомой девицы – фиг поймешь, что с этим делать?

Я не придумал ничего лучше, чем сказать:

– Слушайте, девушка, зачем плакать? Ну, не знакомы мы, и что? Это ж легко поправимо! Меня зовут Сергей, а вас?

Тут она вдруг бросилась мне на шею и, не дав опомниться, быстро заговорила:

– Извини, я знала, что это когда-нибудь произойдет, не может не произойти, просто не думала, что это случится так скоро! Я старалась, правда, изо всех сил старалась, подготовить себя к этому, чтобы не раскиснуть, но, но... – она замолчала и, отпустив мою шею, взялась за ручку дверцы. – Я сейчас уйду, – левой рукой она, как ребенок, размазывала по лицу снова и снова набегавшие слезы. – Прости...те меня... за вторжение...

И в этот момент на меня буквально обрушилось дежавю. Оно было сильным до одури, я и не знал, что такое бывает. Ее облик, жесты, голос – всё показалось настолько знакомым – прямо дух захватывало!

– Подождите! – Я закрыл машину, чтобы не дать ей выйти. – В чем, вообще, дело? Объясните!

– Не могу, – сдавленно сказала она и вновь разрыдалась, окончательно взвинтив мои и без того уже натянутые нервы.

– Ну хватит! – взревел я, стукнув руками по рулю. – Прекратите! Какого чёрта вы тут истерики устраиваете? Возьмите себя в руки! Расскажите, что случилось.

– Не могу, я же вам сказала! – выкрикнула она.

Дежавю сменилось раздражением, как бывает, когда изо всех сил пытаешься вспомнить нечто очень важное, но никак не получается.

– Слушайте, девушка, вы меня уже просто за... замучили!

– Да. Извините, – вяло сказала она. – Я понимаю – ворвалась к вам сюда, фамильничаю.

«Фамильничаю»? – это что, вместо «фамильярничаю»? Жесть! Я молча уставился на девушку. Утончённые черты лица, интеллигентный вид, да и взгляд далеко не дурочки! Ну нет, не была она настолько безграмотной, я это точно знал (всё то же дежавю, чтоб его!) Неужели она могла так оговориться и не заметить?

Моё наглое разглядывание её, что удивительно, совершенно не смущало. Она явно передумала выходить из машины и, пару раз шмыгнув носом, затихла, а потом откуда-то из-под мышки – вроде там у неё была маленькая дамская сумочка, достала зеркальце и салфетку. Я отвернулся к окну, и на меня вновь нахлынуло ощущение, что все это уже со мной было когда-то, да так сильно, что даже закружилась голова.

Резко повернувшись к девушке, я сказал:

– Знаете, теперь я уже не уверен, что никогда раньше вас не видел... Как вас зовут?

– Рита. Рита Стеклова. И это твоя первая встреча со мной.

Фу, ёлы-палы, что это она о себе возомнила? Я хотел ответить какой-нибудь колкостью, но увидел в её глазах столько неподдельной муки, что передумал. Нет, понял я, она не выпендривается, не подчеркивает собственную важность, она имеет в виду что-то совсем, совсем другое! Мне стало жутко интересно, что именно. Да и сама Рита, несмотря на зарёванное лицо, выглядела очень симпатично. Красотка, можно сказать.

И я предложил, решив тоже перейти на «ты»:

– А давай поедем куда-нибудь?

– Куда?

– Тут есть неподалеку неплохое кафе. Посидим, выпьем за знакомство.

– Ты же за рулем!

– Ну, я выпью безалкогольный коктейль «Облом гаишника», а ты чего-нибудь покрепче.

– Нет, одна я пить не хочу, так что поехали лучше к тебе.

«Ох, не фига себе! – развеселился я про себя. – Ну и ну! Прямо – быка за рога!»

– А ты знаешь, что у меня дома жена и двое детей?

Рита прыснула:

– Нет у тебя никакой жены!

– Ты так в этом уверена?

– Абсолютно.

Я хмыкнул, завел машину и стал выруливать со стоянки.

– Слушай, а может, ты телепатка?

– Телепатка? А как это?

Разве можно не знать про телепатию? – не поверил я, медля с ответом.

– А-а, – воскликнула тем временем Рита, – поняла! Это как телесенсия! Считываю чужие мысли и знания, да?

Я молча кивнул, в очередной раз совершенно сбитый с толку.

 

Утром я проснулся и сразу понял: Рита ушла.

Выскочив в коридор, я увидел, что в ванной комнате горит свет, и резко распахнул дверь. Никого. Только капельки воды на зеркале, да влажное полотенце, брошенное на бортике ванны.

Я смотрел на это полотенце, и в груди закручивался холодный твердый узел. «Телефон! Ты даже не спросил у нее телефон! Болван!» Я принялся лихорадочно припоминать, не обмолвилась ли вчера Рита о том, где живет, где работает... вдруг вскользь что-нибудь сказала... Нет. Ничего такого.

«Ну, нет и нет! – разозлился я на себя. – С чего это ты так задёргался? Обычное случайное знакомство, подумаешь. Один раз переспали, а ты уже как свинья на верёвке. Да положить на это и... стоп! Записка! Может, она оставила записку?»

В комнате на журнальном столике пусто. В прихожей на полочке под зеркалом – тоже. Кухня?

Ура! На столе белел листок. Я схватил его и поднес ближе к глазам, потому что свет я не включил, а рассвет только занимался.

«Ты еще меня увидишь».

Опять по-дурацки напыщенная фраза, но я уже начал привыкать, и на этот раз меня почти не покоробило.

Чуть ниже подпись: «Целую, Рита».

Блин, Рита! Ну что тебе стоило ниже черкнуть свой телефон, как все люди делают, или рука у тебя отвалится?

С минуту я тупо стоял, глядя на записку, словно ждал, что там всё-таки проступит номер Ритиного мобильника, потом бросил бумажку на стол и включил свет.

И только тогда заметил, что в кухне царит идеальный порядок: вымытая посуда аккуратно расставлена на сушке, раковина блистает чистотой. Я заглянул в холодильник: колбаса, сыр и ветчина, оставшиеся после ужина, заботливо упакованы в пищевую пленку, о существовании которой я и не помнил никогда, не то чтобы пользоваться ею. Обычно я сваливал все остатки в одну большую тарелку, сверху прихлопывал другой, и запихивал это сооружение в холодильник. Где Рита умудрилась отыскать плёнку?

Дальнейшая инспекция удивила меня еще сильнее. Салат и жареная картошка были сложены в пластиковые контейнеры с плотными крышками. Кажется, когда-то набор этих контейнеров мне подарила мама, а я сунул его в кладовку и больше никогда оттуда не доставал. Как Рита могла самостоятельно его обнаружить?

Меня вдруг охватило чувство нереальности происходящего. Может, все это сон? Я с силой потер руками щеки и посмотрел на часы: 5:02. Ё-моё, ну и рань! Выходит, Рита ушла посреди ночи. Зачем? Что, нельзя было до утра подождать? Чушь какая-то!

 

 

Вот опять: «ой-ой» вместо «йо-йо»!

 

…ты думал, у меня плохо с головой, я многое забываю и поэтому так себя веду.

 

Вообще-то я больше склонялся к мысли, что это часть игры.

 

 

Ну, да. Было такое – совсем непонятное, это правда.

Например, однажды, она делала салат и сильно порезала палец. Кровь так и лилась, пока мы не заклеили порез. Рита, видно, вообще часто ранилась, потому что еще вчера этот несчастный палец был так же обмотан пластырем. То есть не успел зажить, как она его снова полоснула по тому же месту. Рана казалась глубокой, однако, когда мы увиделись на следующий день, никакого пластыря на пальце уже не было, а от пореза не осталось и следа.

Это удивляло, причём неприятно.

Вроде бы что плохого – зажило как на собаке, радоваться надо, а у меня – мурашки. Холодные такие, противные... Я спрашиваю Риту, куда делся порез, а в голове будто кто-то шепчет: «А хочешь ли ты это знать?»

Ну, хотел я или нет, а узнать всё равно не удалось: Рита только отшучивалась, типа: «Пластырь, наложенный любящей рукой, творит настоящие чудеса» и тому подобная ерунда.

А в другой раз она появилась с длинными до плеч волосами, хотя еще вчера носила короткую стрижку. Нет, я знал конечно, что женщинам в салонах приклеивают дополнительные пряди, но чтобы так?! Это же точно были её родные волосы – я и видел, и чувствовал во время нашей близости. В общем, я не выдержал и спросил, как такое возможно. Но, как обычно, без толку. Рита засмеялась и заявила, что мужчине не положено знать секреты женской красоты.

 

 

Вот тут-то я впервые и подумал, что Рита «того», и удивился, почему такое не приходило мне в голову раньше. Ведь это многое объясняет.

Что если она заранее оставила мне письмо, потому что чувствовала, что болезнь прогрессирует? Вдруг Рита лежит сейчас где-нибудь в клинике и не дает о себе знать, потому что напрочь забыла о моем существовании?

Может быть, в ту (седьмую по счету) встречу, после которой Рита исчезла, она ничуть не играла, а действительно меня не узнала?

Мы виделись всего неделю, правда, каждый день. Место встречи, как говорится, изменить нельзя: оно всегда было одним и тем же – автомобильная стоянка возле моего офиса. Даже в субботу и воскресенье я приезжал туда к четверти седьмого вечера.

Когда я вышел с работы на следующий день после нашего первого свидания, я вновь увидел ее возле своей машины и, признаюсь честно, дико обрадовался. У меня будто камень с души свалился, и естественно, первое, что я сделал после того, как мы расцеловались и сели в машину, это потребовал у нее номер мобильника и домашнего телефона.

И – словно по роже получил.

Мало того, что она под какими-то дебильными предлогами (типа: домашний сломался; мобильник только что украли) отказалась мне дать свои телефоны, так ещё и мой номер даже не спросила. То есть сама звонить она тоже не собиралась.

– Что, и на работе у тебя телефона нет? – мрачно осведомился я, уже точно зная, что она скажет.

– Нет... – Рита потупилась и закусила губу.

Я ничего не ответил, чувствуя, как во мне нарастает бешенство. Зачем так бездарно врать? Если не хочешь продолжать отношения, то чего тогда припёрлась?! Что за бред? Мне жутко хотелось вытолкать Риту из машины, и я еле сдерживался, надеясь, что она сама догадается выйти. Но она не догадывалась.

В салоне повисло молчание, такое напряжённое, что казалось: откроешь рот – и в него долбанёт молния.

Однако это, во-видимому, касалось только моего рта, потому что Рита смогла заговорить совершенно спокойно:

– Сереж, ну, пожалуйста, не обижайся. Так получилось! Я не виновата, честное слово! Ну, перестань дуться! Давай не будем полагаться на телефон, а условимся так: я каждый день буду ждать тебя здесь, на этом месте, в это же самое время, а?

Удивительно, какой необъяснимой властью она надо мной обладала: секунду назад я был готов взорваться, заорать на Риту, даже обложить нецензурно, а после её тихих слов неожиданно остыл и ответил, только слегка повысив голос:

– Я не понимаю, почему мы не можем обменяться телефонами? Что за чушь? А если у меня возникнут такие обстоятельства, что я не смогу быть тут в четверть седьмого? Как я тебе сообщу об этом?

– Ничего страшного, не надо сообщать. Я просто подожду полчасика и уйду. И мы увидимся на следующий день... – Она обхватила руками мою голову, развернула к себе и заглянула в глаза. – Ну, Сережа, миленький, давай так! Иначе ничего не получится... Ну, так нужно, понимаешь? Просто поверь мне. Пожалуйста...

 

Я не то чтобы поверил, просто не стал давить на нее, подыграл вроде как. Потому что, с другой стороны, это даже заводило, и каждый рабочий день заканчивался лёгким выбросом адреналина: придёт – не придёт? Бывало, она опаздывала, и тогда я сидел в машине и ругался, обзывая её разными словами за то, что втянула меня в эту свою идиотскую игру без контактных данных, и думал: явится – душу вытрясу, но когда видел, как она бежит через стоянку, вся моя ярость отчего-то улетучивалась.

Говорю же, верёвки она из меня вить могла!

Однако то, что я соглашался на её условия, не значило, что я не пытался самостоятельно выяснить, где живет Рита и почему устраивает из этого такую великую тайну. Она уходила под утро, и в один из дней я решил, что на этот раз спать не буду, а тихо выйду и прослежу за ней.

Набузовавшись кофе так, словно собирался ночью пробежать марафонскую дистанцию, я был уверен, что ничто не заставит меня заснуть, но, увы!

Невероятно, но факт – я всё равно отключился, причем даже не понял как, а когда очнулся, Риты уже не было. Часы показывали, что прошло всего несколько минут, и я выскочил из дома, надеясь застать её выходящей из двора, ну, или, может, увидеть задницу отъезжающего такси, но улица была совершенно пуста. Обежав все близлежащие дворы, я вернулся в квартиру, где проклятый кофеин заставил меня до утра таращился в телевизор.

Следующим вечером я пытал Риту с пристрастием, но она опять увиливала от ответа, прибегая к таким запрещённым приёмам, как например, заткнуть мне рот поцелуем, а потом сделать так, что становилось не до разговоров.

В результате я так и не выяснил ничего, в очередной раз наблюдая, как она, что называется, путается в показаниях. Прикидывалась Рита, или действительно не помнила вчерашний день, я тогда так и не понял, но не стал зацикливаться на этом, видно привык уже к её странностям, апофеозом которых без сомнения стала наша седьмая, последняя, встреча.

Как всегда, в шесть пятнадцать я вышел из офиса и направился к машине, ожидая найти там Риту. Обнаружив, что ее нет, я стал смотреть по сторонам и вдруг увидел, как она идет по проспекту, удаляясь от стоянки. Я бросился за ней и, догнав, ухватил за локоть. Она вскрикнула и обернулась.

– Рита!

В ее глазах застыл такой неподдельный испуг, что я просто обалдел, но руки ее не выпустил:

– Рита, ты чего?

– Вы меня знаете? – Ее испуг сменился интересом.

– Ну, хватит! Не надо, не шути так...

Я смотрел в её глаза, ждал, что там вот-вот вспыхнут смешинки и выдадут её с головой. И тогда она прыснет и сознается, что это розыгрыш. Но лицо её оставалось естественно серьёзным, она явно о чём-то раздумывала и спустя пару минут сказала, будто отвечая на собственные мысли:

– Ах, вот оно что! Мы с вами уже знакомы, да?

– Да ладно, Рит, кончай придуриваться, – не слишком уверенно потребовал я.

Неужели она на самом деле меня не узнаёт? В груди родился неприятный холодок. Я отпустил ее локоть.

Рита не ответила, внимательно меня разглядывая и, похоже, что-то вспоминая. Я молча следил за выражением ее лица. Сначала оно было очень сосредоточенным, но постепенно напряжение исчезло, взгляд потеплел.

– Может... пойдем в машину? – предложил я.

Она как-то неопределенно качнула головой и взяла меня под руку. Мы молча направились к стоянке. Когда до нее осталось несколько метров, Рита вдруг высвободила свою руку и быстро прошла вперед между машинами.

– Вот эта? – она остановилась возле моего «форда», указывая на него рукой.

Я только кивнул, уже не зная, что и думать.

Потом, дома, всё вроде бы нормализовалось, но далеко не сразу. Как-то она уж очень плохо ориентировалась в квартире, словно действительно была здесь впервые, а когда убирала со стола, спросила, нет ли у меня пищевой пленки и каких-нибудь емкостей, чтобы сложить продукты. Я со вздохом распахнул дверцы шкафа, куда она вчера сама все это и сложила...

 

На следующий день, поразмыслив над ситуацией, я решил: всё, баста. Я должен с Ритой серьёзно поговорить и сделаю это обязательно. Больше она у меня не отвертится. Я, конечно, не стану её ни в чем обвинять или заявлять, что ей пора обратиться к врачу, но откровенности потребую! Надо ж разобраться, что все-таки происходит, я ведь ей не чужой человек?

В офисе меня попытались загрузить сверхурочной работой, но я забил болт и ровно в шесть десять был на стоянке, полный решимости поставить все точки над ё и ещё не зная, какой облом меня ждёт.

Целых две недели я каждый божий день часами просиживал в машине возле офиса – но всё зря: она так больше и не появилась.

 

 

Во, ещё одно диковинное словечко!

 

 

Прочитав такое, трудно отделаться от мыслей о психическом заболевании, хотя в глубине души я всё-таки отказывался верить, что Рита безумна. Вспоминал нашу близость, её голос, улыбку, глаза... и думал: ну нет, не могла она быть сумасшедшей!

Или... мне просто не хотелось признаваться себе в том, что меня окрутила шизофреничка?

Что ж, может быть и так, но в одном я совершенно уверен: её чувства ко мне были искренними, а остальное... да хрен с ним, с остальным, подумал я тогда, – это же просто антураж, игра. Какая, в сущности, разница, что стало причиной этой игры: воображение, желание приключений или особенности её мышления?

 

 

И всё же...

 

Да, Рита, подумал я, дочитав письмо, я тоже тебя любил. Но не сказал тебе этого.

Не потому что не успел... Даже если б мы целый год встречались, не факт, что я решился бы. А вот пропала ты, и – пожалуйста, я тебе в любви признаюсь, что за фигня? Почему я здесь, а ты в своём Рябинске – чем бы он ни был – чистой фантазией или реальным местом с придуманным тобой названием? Зачем всё так по-дурацки?

Ритино послание я нашёл пару недель назад, когда давно уже испробовал все способы её разыскать и смирился с тем, что она исчезла – ведь прошло больше, чем полгода! Читать письмо было всё равно, что ковырять ссадину, которая почти зажила, но в то же время это оказалось приятно. Было и больно и сладко одновременно.

После того, как я вскрыл конверт, меня стали постоянно донимать мысли о Рите, что к концу второй недели достало уже просто конкретно! Я прекрасно понимал, что никогда её не увижу, но моей памяти было на это плевать – каждый день она выносила мне мозг, не давая ни работать нормально, ни отдыхать.

А сегодня всё внезапно прояснилось!

Это случилось в парке, куда меня занесло совершенно случайно. Чтобы отвлечься от Риты, чей образ с самого утра бился мне в башку, словно шмель в стекло, я позвонил Мишке и договорился с ним выпить пивка. Он предложил сходить в паб где-то рядом с его домом, уверил, что там просто супер, и я поехал в его район. Только вышел из метро, как запел мой мобильник. Это звонил Мишка – сказал, что не сможет подойти – матери стало плохо.

Обратно в метро сразу не хотелось, паб искать и сидеть там в одиночку тоже настроения не было, поэтому я зашёл в первый попавшийся продуктовый магазин, купил бутылку пива и пошёл бродить по окрестностям, пока не забрёл в парк.

Я бы никогда не обратил внимания на этот тополь, если бы не крупная, ушастая кочка, прилепившаяся к стволу примерно в метре от земли. Я подошёл ближе и обомлел: плотные ряды настоящих, крепких и мясистых, вешенок. Самые поздние и ужасно вкусные грибы, а у меня ни ножика, ни пакета!

В груди так сильно захолонуло, словно я нашёл не грибы, а золотые слитки, за которые меня прямо сейчас и пристрелят.

Пока я, задыхаясь, выбирался с земли на дорогу, сердце продолжало бухать, как молот, пугая неожиданными проблемами со здоровьем. Однако стоило встать на твёрдый асфальт, как всё нормализовалось, и я тут же об этом забыл.

Ладно, подумал я, грибы можно наломать руками, а пакет купить в ближайшем магазине. Главное – место запомнить.

И вот тут это случилось. Едва я перевёл взгляд с грибного тополя на другие деревья, как на самой границе поля зрения ярко вспыхнул красно-оранжевый свет!

Да, цвет оказался другим, но в остальном все было точно так, как в Ритином письме: толстый, старый тополь, сияние, видимое только боковым зрением, сильное волнение возле ствола (а я-то, дурак, подумал, что это из-за вешенок)!

Уже стемнело, но я, само собой, не удержался и коснулся места свечения. Дёрнуло и правда так, что чуть башка не оторвалась, а в следующий миг я уже стоял в каком-то лесу. Здесь тоже был поздний вечер или даже ночь, но без всякого, как в Московском парке, освещения. Пришлось оставаться на месте, пока проход не утянул меня обратно, блуждать ночью по неизвестному лесу без фонарика и компаса было бы полной дуростью.

Вернувшись в Москву, я вышел из парка, взял такси и поехал домой. Теперь сижу, долблю по клавишам, потому что всё равно не усну, вот и придумал себе занятие в ожидании утра.

Завтра я снова отправлюсь в иной мир! Хочется верить, что в тот самый, с Московом вместо Москвы, Рябинском (вместо Рыбинска?), небольшим отличием в некоторых словах и противоположным ходом времени. И я верю. Потому что сияние оранжевое! Контраст! Я проверил в интернете: в цветовом круге оранжевый цвет расположен как раз напротив голубого.

Крайно! – сказала бы Рита, это их вариант нашего «круто».

И ещё. Завтра исполняется ровно семь месяцев с того дня, как она исчезла, что, думаю, неспроста – петель-то тоже было семь!

Надеюсь, лес, куда я попал, находится недалеко от Ритиного города или даже это вообще окраина Рябинска, завтра при свете дня всё станет ясно.

Почему я ей не поверил? Ведь были же и объективные странности, были! Волосы, за сутки выросшие сантиметров на двадцать, бесследно исчезнувший порез. Я это своими глазами видел, и все равно даже мысли не допускал, что в письме – чистая правда. Выходит, «дрякнутый» я, а не она.

Ох, ёлки! Как подумаю, что теперь смогу разыскать и увидеть Риту, так просто башню сносит!

Главное, чтобы времени хватило! Сколько петель даст мне переход? Сколько продержится мой старый тополь? Грибы – это всегда смертный приговор дереву.

Светает уже. Пора заканчивать с писаниной и заниматься делом.

Я должен не только разыскать Риту, но и найти способ остаться в её мире.

Шансы на это есть, я чувствую.

Вот прямо сейчас мне пришла в голову мысль, что мои петли, отмотанные в Ритином времени, могут стать противодействием её петлям, и тогда наш общий счёт обнулится. Я пока не понял, что конкретно нужно для этого сделать, но думаю, что разберусь.

Мы выйдем в исходную точку и откуда уже начнём двигаться по времени вместе, в одну и ту же сторону.

Да, так и будет, я чувствую! Дежавю, чёрт возьми!

 

***

 

– Чего это ты там читаешь?

– Да вот текстовый файл попался. Создан неделю назад и больше не изменялся. Какие-то Серёги Ливнева записки. Он, знаешь, вчера забегал: странный такой был, возбуждённый! Сунул мне эту флешку и говорит: «Тут собран неплохой софт, возьми, пригодится». Я удивился: «С чего это ты вдруг?» А он: «Да я завтра уезжаю. Насовсем» – «Как? Куда?» – «Далеко, Мишка! – хлопнул меня по плечу и засмеялся. – Так далеко, что буду совершенно недоступен», после чего умчался быстрее, чем я успел поинтересоваться: куда же это в наше время можно так уехать, чтобы без связи остаться?

– Может, просто говорить не хочет?

– Не знаю... Но софт на флешке действительно стоящий.

– А текст?

– Текст только открыл. Сейчас прочтем, чего это он тут пишет.