- Давай короче, ты там оденься, и через час на Невском. – услышала я в телефонной трубке голос Шурика. - А чего? – спросила я. - Слушай, я тебе говорю – оделась, вышла из дома, поймала тачку, и через час на Невском. Я не ясно выражаюсь? - Очень ясно, а что, какие-то дела? – спросила я. - Блин, Ася, повторяю для особо одаренных. Ты сейчас одеваешься по погоде. Выходишь. Ловишь такси. И приезжаешь на Невский проспект. Через час я тебя там буду ждать. Теперь усекла? - Да. – сказала я. – А где? - Что где? – нервно переспросил он. - То есть куда? - Что – куда?! - На Невском. - Блин, Ася, что тут непонятного? В ЦДЛ. – он бросил трубку. Откуда мне должно было быть это понятно? И вообще, я Шурика уже полгода не видела. К тому же, «гулять» сегодня я не планировала. А ЦДЛ – Центральный Дом Литератора – это всегда – в честь какой-нибудь премьеры или чьего-нибудь гонорара, до состояния «лицом в один салат упали», потом объезд всех знакомых, безумие до утра, и на следующий день - прощай, голова: килограмм цитрамона и обида на всё человечество за своё убогое существование. Но, так, или иначе, Шурику, веселому, беззаботному моему другу, хорошему актеру, гениальному поэту и еще более гениальному повесе – я была рада всегда. Поэтому, "одевшись по погоде", я поехала. В ЦДЛ за столиком, рассчитаном на четыре персоны, сидело человек тридцать. Они уже, видимо, давно что-то отмечали. Стол был захламлён пустыми бутылками. Никто никого не слушал. Актеры наперебой читали различные монологи из классики. Мой знакомый писатель громко рассказывал какой-то уснувшей у него на плече барышне про свою новую книгу. Тучный человек в красной футболке, с надписью «Жираф» на пузе, с частотой в одну минуту произносил один и тот же тост. Я поздоровалась с теми, кого знала, и поинтересовалась – где Шурик. - Ушёл. – сказал мне кто-то. - Как? Он меня позвал… - удивилась я. – А он вернется? - Не сказал. Я печально опустилась на краешек чьего-то стула, и мне вручили стаканчик с вином: - Ася, выпей, премьеру гуляем. Я даже не стала спрашивать – какую премьеру, - очень уж расстроилась, что нет Шурика. Вырвалась, можно сказать, ради него, а теперь приходится сидеть в этой дикой компании, где ни с кем уже даже поговорить нормально нельзя… Хотя, вскоре Шурик появился. Он был пьян, но очень сосредоточен. Увидев меня, он сказал: - Ася, отойдем, дело есть. Я встала, и мы отсели с ним за пустой столик. - Шурик, - сказала я. – Ты где был-то? - Неважно. – ответил он. – Ася, у меня сегодня возникла одна идея, и ты, как литератор литератора, должна меня понять и поддержать! Они все. – он кивнул на компанию. – Не понимают. Меня. Сегодня. – он вытащил из рюкзака бутылку коньяка и сделал большой глоток, потом кивнул на неё, - Будешь? - Нет, Шурик, чего-то не хочется. - Да я тебя понимаю, сам сюда пришел, только из уважения к Павлику Рябкину. - А кто это? – спросила я. - А я знаю? – грустно произнес он. – Премьера у него, сказали, вот я и не смог отказать. Но мы с тобой сейчас поедем отсюда. - Куда, Шурик? Ты уже пьяный. – проговорила я. - Ася, ты смеешься? Можно подумать, ты меня пьяного не видела. – он ухмыльнулся. – Пошли. По дороге он выдернул из компании актрису Машу Печкину, которая была уже такая наотмечавшаяся, что могла только улыбаться, кое-как идти и не закрывать глаза; и того самого «Жирафа» в красной футболке. Мы вышли на улицу. - Короче. – сказал Шурик. – Сейчас мы поедем к одному супер-человеку. Я уже со вчерашнего дня его вспоминаю. Сегодня почти не спал - так воспоминания душу заполонили. - А что за человек? – поинтересовалась я. - О! – воскликнул Шурик. – Поэт! Ты лучше, чем его стихи, стихов и не слышала никогда, и не услышишь. Жаль, я наизусть не помню…только вот один, но он коротенький…. «Летят по небу небесные грабли, Под ними – по тучам – точеные сабли, А ниже, почти у земли, - журавли.» – продекламировал он. – Каково? - Ну, оригинально. – пожала плечами я. - Гениально! Ты не понимаешь. Ладно. Надо ехать. – сказал Шурик, вышел на обочину, и вытянул руку. – Сейчас поймаем тарантас, и через десять минут у него. - А как его зовут? - Евгений Матрасов! – громко произнес Шурик, и тут остановилось такси. - А где он живет? – спросила я, когда Шурик открывал дверцу. - Погоди, - ответил он и заглянул в машину. - Маша, но куда мы едем, не знаешь? – спросила я у Печкиной. Та только криво улыбнулась. Я поглядела на «Жирафа»: - Вы Евгения Матрасова не знаете? - Нет. – толстяк отрицательно мотнул головой. – А что? Тут из машины выглянул Шурик и махнул нам: - Айда! Через несколько мгновений мы уже ехали. - Это не сегодняшние мои грёзы – это мечта всей моей жизни исполнится! – говорил Шурик. – Евгений Матрасов! Вы представить не можете… Эх…Я вот еще вспомнил… «Кажется мне что лечу я в Америку – с радостью, с водкой и с новым лимериком. Рядом сидит молодая жена: не совершенна, но и не лишена!» – он обернулся с переднего сидения. – Круто? - Ничего так. – ответил «Жираф», пытаясь вызволить Машу Печкину, которая как-то умудрилась застрять между ним и дверцей, хотя изначально сидела в центре. Как она переместилась, я не заметила. - Где здесь? – мрачно спросил таксист, когда мы повернули на Казанскую улицу. Шурик внимательно поглядел в темноту через стекло и проговорил: - А вы знаете, пожалуй, вот тут! Машина остановилась, Шурик со словами «Сдачи не надо!» выпрыгнул на улицу, я ждала, пока «Жираф» вынесет на руках Машу Печкину, тут таксист крикнул вслед моему дорогому другу: - Прости, парень, давай о сдаче говорить, когда ты мне деньги дашь, а? - А я не дал? – заглянул в салон Шурик. – Странно. Ведь должен был дать… - он поглядел на меня. – Ася, у тебя есть деньги? - Сколько? – вздохнула я, и поняла, что сегодня буду разорена. У Шурика деньги водились чрезвычайно редко. Вернее, они у него заводились, но он тут же их изводил, моментально, стремительно, легко и непринуждённо. - Сто. – ответил таксист. Я расплатилась. К тому времени толстяк уже выволок Машу Печкину на воздух, и я тоже покинула машину. - Ты, Ася, не обижайся за стольник – всё окупится! – похлопал меня по плечу Шурик. – Такой человек, как Евгений Матрасов – бесценен! - Куда идти? – глухим голосом поинтересовался «Жираф», недовольно поглядывая на Машу Печкину, которая болталась у него подмышкой. - За мной! – провозгласил Шурик, и, подогревшись парой глотков коньяка, устремился в темный двор. - Вот тут, за поворотом, он занимает подвал и бельэтаж: великий человек маленькую площадь жилья иметь не может! – Шурик повернул за угол, но вернулся раньше, чем мы успели ринуться за ним. - Нету. – он привалился к стене и грустно поглядел на небо. - Что случилось? – заволновалась я. - Нету Евгения Матрасова. - Чего, помер? – спросил «Жираф». Маша Печкина во сне заплакала. - Дурак ты. – зыркнул на него Шурик. - Такие люди не умирают! Просто он переехал, видимо…Но я могу показать, где он жил! Пойдемте, друзья! Мы пошли за ним, и вскоре оказались возле темного подвала, забитого мощной решеткой, на которой висела табличка «не входить». - Видите!? – указал Шурик на табличку. – Не входить! Никто не может входить туда, где ступала нога такого человека! Вот здесь, широко, и в то же время, узко, жил гений нашей современности, поэт Евгений Матрасов! Толстяк плюхнул Машу Печкину на лавочку, достал из кармана бутылку водки, открыл ее и протянул Шурику: - За поэтов. - Нет, не за поэтов, а за поэта – за Евгения Матрасова! – проговорил Шурик и выпил. - Шурик. – сказала я. – А теперь куда? - Дальше. – ответил он. - К кому-то в гости? Шурик, но уже поздно, и Печкина, вон, - спит уже… Он меня перебил: - Наше «поздно» начнется сегодня только в том случае, если мы не найдем Евгения Матрасова. Тогда - и начнется, и закончится всё. Во всяком случае, для меня. – он выпил еще водки. – Толстый, поднимай Печкину, поедем. - Но куда? – не унималась я. Мне ужасно хотелось плюнуть на все и приютиться на лавочке рядом с Машей. - К нему! - Но он же переехал… - я смотрела на Шурика с мольбой о пощаде, но он не видел ничего вокруг себя…Честно говоря, таким одержимым я его наблюдала впервые. – А Ленка твоя? - Ленка моя – лучшая женщина на свете! – ответил он. – Но при чем тут она? Так, всё, берите Печкину, и за мной, я пока тачку поймаю. Шурик ринулся из скверика на улицу, мы с «Жирафом» стали расталкивать Машу. - Послушай, - сказала я толстяку, - Мне кажется, Шурик чего-то не того… - Чего не того? – спросил он, взвалив миниатюрную Печкину на плечо. - Ну, что-то он то ли пьяный уже… - Все мы пьяные уже. – заметил толстый и пошел из скверика. На улице Шурик успел поймать машину, и сидел в ней. Когда мы втроем втиснулись на заднее сиденье, он мне сразу сказал: - Ася, двести приготовь. - А почему так много? – удивилась я. – Мы что, далеко поедем? - Далеко не поедем. – Шурик повернулся ко мне. – Но покататься придется. – он снова отвернулся. – Водила, трогай. Я смотрела сквозь окно на ночной Питер, который был полон людей и шума, как днем, у меня на коленях храпела Печкина, а рядом с ней, уткнувшись лицом в затылок Шурика, – «Жираф». - Стоп-машина! – наконец скомандовал Шурик, и такси остановилось возле небольшого, пятиэтажного дома. – Вылезаем! Я расплатилась с шофером, растормошила толстяка, потом снова ждала – когда он вытащит на воздух Печкину, и выкарабкалась сама. - Значит так. – встретил нас заговорческим тоном Шурик. – Он живет где-то тут. Я примерно знаю подъезд, очень примерно – этаж, и совсем не знаю квартиры. Поэтому будем искать. План такой. Ставим Печкину, звоним, сами прячемся. Открывают дверь, она спрашивает Евгения Матрасова – ну, а там по ходу контекста. - Шур. – сказал «Жираф». – А Печкина не сможет. - Как это не сможет! – возмутился Шурик. – Печкина, ты сможешь? Маша, не открывая глаз, кивнула. - Действительно, Шурик, давай лучше тогда уж я. – покосилась я на Машу. - Нет, Ася, прости, но ты не актриса. Если что, сымитировать не сможешь. - А что сымитировать? – спросила я. - А все, что придется. Ладно. – Шурик поглядел на дом. – Пойдемте,вон, в тот подъезд. Я шла и глядела на Печкину, которую тащил толстяк. Если бы она и смогла что-нибудь сейчас сымитировать, то только пьяную в усмерть Машу Печкину… Хотя, не моё дело. Шурик затеял – сам пусть и разбирается. Мы поднялись на второй этаж. Там было три квартиры. Шурик посмотрел на каждую дверь по очереди, и указал на левую: - Думаю, здесь. «Жираф» прислонил Печкину к дверному косяку так, чтобы она сразу не упала, Шурик позвонил, и мы быстренько поднялись на этаж выше. Оттуда было видна вся сцена: дверь открыла заспанная женщина в бигуди, и тут же в ее объятья упала Маша. - Что это такое? – взвизгнула женщина. – Безобразие! – оторопев, женщина продолжала держать Печкину. На ее визг прибежала маленькая старушка: - Ой, батюшки, ночью жмуриков подкладывают!!! – заголосила она. Услышав эти слова, женщина с ужасом посмотрела на то, что держит в руках, закатила глаза, и с тихим стоном брякнулась в обморок, вместе с Печкиной. Старушка нагнулась над телами и стала нравоучительно говорить: - А ты, Зинаида, не падай, это тебе намек! Говорила я - не бери ты кредиты в этом ужасном банке! Это же мафия. Вот они сегодня тебе эту покойницу подложили, - небось, тоже девка с ними дело имела, - а завтра они тебя мне подложат!!! Тут внезапно зашевелилась Печкина, встала, и не открывая глаз, протянула к бабке пустую руку: - Вам телеграмма… Та перекрестилась: - Батюшки святы…Зинаида! Вставай! Привидение! Женщина в бигуди села и посмотрела на качающуюся Машу: - Мама, по-моему, она живая… - Получите, распишитесь… - с трудом проговорила Печкина. - Шурик. – шепнула я. – Мне кажется, она плохо имитирует. - Да, - кивнул он. – Да и квартира не та: в следующую толстого пошлем. - Я не пойду. – замотал головой «Жираф». - Пойдешь. – ответил Шурик. – Кто, если не ты? Толстяк нахмурился. Тем временем, Зинаида встала, и они с бабкой рассматривали Печкину. - Мама, по-моему она просто пьяная. – сказала женщина. - Нет, дочь, тут не всё так просто. – ответила ей бабка, взяла Машу за руку, выглянула из квартиры, осмотрелась по сторонам, и, затащив Печкину внутрь, захлопнула дверь. - Шурик! – сказала я. – Пойдем за Машей! - Да ничего с ней не будет. – махнул рукой он. – Она в общаге живет, а тут ее спать уложат, утром она им почитает что-нибудь из Чехова, накормят, - я Печкину знаю, ей – не впервой. Всё будет тип-топ…Ну, если милицию не вызовут…. - Я не пойду. – мрачно проговорил «Жираф», глядя перед собой. - Толстый, ну ты же у нас - артист с большой буквы! Ты –то точно сможешь! – похлопал его по пухлому плечу Шурик. - Не смогу. – всё так же упрямо произнес «Жираф». - Хорошо. – Шурик обиженно раздул ноздри. – Я пойду сам. Только учтите, если я найду Матрасова, вас с ним знакомить не буду! – он резко встал, спустился на второй этаж и позвонил в среднюю квартиру. Дверь долго не открывали, потом на пороге нарисовался долговязый тип с пышной шевелюрой: - Кого вам? И вообще, вы на время смотрели? - Мне Евгения! – сказал Шурик. - Женю, что ли? – зевнул тип. – Ну, проходите, только они уже спать легли. За Шуриком закрылась дверь. Я поглядела на «Жирафа»: - Может, пойдем, Печкину вызволим пока? - Да не… - махнул рукой тот. – Шурик прав, она уже там храпака давит, наверное. Да ты за нее не бойся – она так привыкла уже. Недавно мне говорила, что ей даже типа по приколу просыпаться неизвестно где. Пьющая она. - Да я знаю… Шурика не было минут двадцать, потом дверь открылась, он вышел на лестничную клетку, постоял мгновение, и ринулся вниз, на улицу. Мы с толстяком устремились за ним. Шурик бежал вдоль дома. Толстяк побежал за ним, кое-как догнал, приостановил. Тут подлетела и я: - Шурик, что такое? – спросила я. - Это не тот Евгений. Это… У них… - он еле сдерживал слезы.. – У этих людей...Компьютер оказался. Чтоб его. Я долго им про Матрасова рассказывал, а они включили компьютер, что-то там нажали, какой-то поисковитель… - Поисковик. – поправил его «Жираф». - Да какая разница! – Шурик опустился на асфальт, и закрыл лицо руками. - И что? – взволнованно спросила я. – Что дальше, Шурочка? - Что дальше… - он достал из рюкзака коньяк и отпил. – Посмотрели – говорят – нет такого Матрасова в природе! Я говорю – как же нет? - А они? - А они – если в поиско.. - …вике. – помог ему толстый. - Да. Говорят, если там нет, то значит и на свете не имеется! Я им отвечаю – люди добрые – как же так не имеется? Это же просто компьютер, железо, а тут – человек живой, стихи… А они спросили какие стихи – я прочел им, ну, то, что помнил, а они опять на что-то там нажали и говорят – стихов таких тоже в природе нету… - Шурик всхлипнул. – Я говорю: у меня книжка его в детстве была. И стихи в ней были…А они… - он разрыдался. - Что они? – я уже сама готова была заплакать – так стало жалко Шурика. - А они говорят – раз в Интернете нет, значит нигде нет, и что нормальные люди уже книжки не читают, потому что в компьютере можно прочесть всё…Так это что же получается? Значит, уже и мечты быть не может, если ее нет в компьютере? И мы все с вами тоже в природе отсутствуем, если в этом…. - Поисковике… - мрачно проговорил «Жираф». - Да…нас нет если, да? - Шурик. – я помогла ему подняться. – Ну прекрати, эти уж компьютеры...У нас с тобой и нету их, и не надо, и завтра мы пойдем в библиотеку, и найдем там книжку твоего Матрасова… - Нет, - сказал Шурик. – Не пойдем мы никуда. Это была моя мечта, пусть мечтой и остается – я буду думать об этом великом человеке, проговаривать его строчки, буду представлять, как я сижу с ним за одним столиком в кафе и болтаю о разной чепухе… - Шур.. – молвил Толстый. – А ты вообще зачем сюда приезжал, именно сюда? - А почему нет? Откуда мне знать, где он живет? Я подумал – а вдруг здесь, а оказалось… - он вытер глаза рукавом. – Ладно, пойдемте за Печкиной, а то эти странные женщины еще зажарят ее и съедят! – и он загоготал своим густым низким смехом. А я смотрела на него и думала – какая радость, что у меня, у нас, у всех, есть такие вот друзья, живые, настоящие, существующие в природе, и с такими разными прекрасными мечтами. В эту ночь я окончательно поняла что для счастья нужно так мало, но при этом внутри должно быть так много! И еще я поняла, что обязательно пойду в библиотеку, и найду там книгу Евгения Матрасова. Даже если мне придется рыться в архивах месяц! Что такое книга по сравнению с тем, какой чудесный мир – сам того не замечая, естественно и просто дарил нам Шурик? Я встала на цыпочки, чмокнула его в щеку и тихо сказала: - Спасибо... |