Я лелею в ладонях обломки спички, Ветер с воем стучится ко мне в окно. Просыпаться в шесть тридцать – уже привычка, И не спрятаться, и не залечь на дно. По ту сторону мира бушует вьюга, Я сижу в тишине, а в душе – весна. И что может спасти от разлуки с другом, Как не книга, ведущая в небеса? Мне, шагая по лестницам ровных строчек, Подниматься в поющие облака, Замирать осторожно на месте точек – И срываться орлицею свысока. Мне – сплетать воедино твои виденья, Растолковывать их золотой узор, Мне – скользить за тобой невесомой тенью, Незаметно на свой восходя костёр. Мне – кружиться одной в танце белой вьюги, Выводить на стекле силуэты слов И немного совсем ослаблять подпруги Большеглазым коням из других миров, Утопать в синеве и звенеть ветрами, Возрождаться клинком или лирой петь, Растворившись во тьме, прорастать цветами. А тебе остаётся гореть, гореть... Я сжимаю в ладонях обломки спички, За спиной истлевает постылый мир. Просыпаться в шесть тридцать – уже привычка, Хоть и свержен последний давно кумир. Если снова в душе застонало пламя, Значит, время прощаться пришло почти. Мне пора становиться под чьё-то знамя. Обещаю вернуться, но ты не жди. Потому что мне с хрустом ломают кости Те слова, что не сказаны и не мной. Потому что во мне нет ни капли злости На того, кто... а впрочем... ты лучше спой. О ветрах и закатах, о поле маковом, О Хароне, купившем себе свирель, И пусть песня твоя станет самой знаковой Среди тех, что случалось услышать мне. Пусть травой зарастает тропа заветная, Ураганом легенды уносит прочь. Увлекает меня голубой каретою В непроглядную, гордую, злую ночь. |