Под лишайниками картавыми пышет жадный горячий ветер, Я слагаю баллады тихие из подручных своих молитв. Буря бьется подбитой птицею, ищет новую жертву. Стрелами Прорывается снег распаренный через толщу густых небес. Задувает мне вьюга в легкие, бьет по ребрам и душит всполохом, За звездою моей полярною загораются облака. Кто бы знал, что вьюны покорные прорастают корнями-бронхами, Я дышу до агоний пляшущих. Разгоралась моя зола от сгоревших пустынных отблесков, от заблудшей корявой памяти. Мне хотелось бы тихой поступью подойти и достать звезду. Электрический ток в артерии. Буря плакала по-цыганскому. Струны медные скрипки северной затянули меня ко дну. Кровь застыла, лилась ошметками, тело билось в немой проекции, Настоящие танцы севера мелодичнее и быстрей. Мне хотелось бы разрыдаться бы в бесконечной метели-вечности, Но замёрзнуть в тебе отчаянно, Север, все-таки веселей. На сугробах, на снежных насыпях, я лежал, разрываем ветрами. Хохотала метель-завистница, я смеялся тебе назло. Осыпаются губы инеем, задыхался под километрами, А в душе моей билось волнами запотевшее серебро. Пальцы зябкие просят холода, чтоб застыла внутри акация. Мне вьюны бились в ребра горькие, мне хотелось бы их достать. Холод кости ломал, морозною застывала роса, и пальцами Прорывала пурга коварная психоделику* в небесах. Замерзаю зимой контуженой, на сугробе, звездою сломленный. Где-то слева рыдает айсбергом, солью треплется океан. Я смеялся, и снег назойливый забивался к вьюнам под ребрами. Мне пурге и метели северной не хотелось сказать: «прощай». * - Северное сияние. |