Мой дневник
 March95 [13.11.2006 18:58] |
А. Каа-Александров. *** Любить по-русски, любить по-прусски... Я прусь, услышав Прокрустов хруст, Расширив узкий коллектор гузки. Любая грубость - отчасти грусть. Не гнусь - не гнусный. Хусейн - не Гусман И пусть в искусстве безвкусный груздь. Усталость - сгусток двух уст. И х.. с ним, С Хусейном. Трусость - вот это груз. Назвавшись груздем, я еду в Усмань , Всё остальное - и грусть, и Русь. *** Начинала казаться смешной, Или - просто казаться В переулках просторных, длиной В два квартальных абзаца. Перемеривши всё - от шагов Оставалось стучанье, Будто в тлеющем эхе его Наши встречи случайней. Тишина привыкала к ногтю, Каждый звук поцарапан, И привычный дождливый ноктюрн Выживал - концентратом... Как варенье, текли облака, И, как с пальца облизан, Мягкий дождь чуть горчил и - стекал По углам и карнизам. Как пружины, шатались дома - До того однобоко, Что, казалось, дрожащая тьма Выбивалась из окон. Так, в осенний укутавшись плюш, И тобой - забываем, Я бежал в отражениях луж За костлявым трамваем. |
| March95 [07.09.2006 15:03] |
Ольга Бешенковская. * * * А кто-то всё еще рожает, Хоть всё в России дорожает, Всё, кроме жизни... Страшно жить... Цена дыханию - копейка... И счастлив более калека, Не уготованный служить: Слепцу не выдадут винтовку, Хромой не выстрелит в литовку, Во всяком случае - пока... Есть вещий знак в болезни сына: Не посягнет на армянина Его окрепшая рука... Присяду тихо к изголовью: Господь больной наполнил кровью Твои тропинки, чтобы мне Сквозь слезы радоваться втайне: Ты не палач в Афганистане, Ты не прислужник Сатане... Ты не патрон в чужой обойме, Ты не обрубок в яме бойне И сколько нам снегов и снов Прольется - примем без обиды... Благословенны инвалиды В стране, крестовой до основ... * * * Я в белый коридор ступила, шелестя, Отметив на ходу, что здесь не мел, а мрамор… Один порыв — туда, где сын — еще дитя, Второй — туда, где ждут, обнявшись, папа с мамой. Вот так бы и застыть: ни взад — и ни вперед… На этой высоте — дыханье с перехватом… Невидимый другим пронзительный полет, Где чувствуешь себя смертельно виноватым. * * * Все будет так же, как при мне, хотя меня уже не будет: щербинка эта на луне и суетящиеся люди. И золотое Рождество с его цинизмом, китчем, сказкой, и детской правды торжество в тетрадке, названной “раскраской”. Мы наполняем трафарет беспечной зеленью надежды. Шальной прибой, полночный бред, зимы веселые одежды. И вдруг в предчувствии конца печаль под сердцем шелохнется. И от Небесного отца лицо к земному обернется. Какой отчаянный бедлам трудов и дней, беспутно ленных… И сердце рвется пополам на Здесь и Там, на две Вселенных… |
| March95 [03.09.2006 23:49] |
Светлана Горшунова. * * * Глядя на бабушку, я понимаю, что старость - это не так уж страшно. Это - любовь, которой, как туфли, малы слова. В мире притихшем, привычном, пионно-ромашном - Грань единения с небом - и мастерства. Это когда так сильно пахнет сирень - должно быть, в последний раз. Это когда так много яблок в саду - должно быть, к беде, кто знает? Это когда бродячие кошки о ноги трутся, не сводят глаз, Птицы едят с руки, понимают язык и не улетают. Это - почти предчувствие, неизбежность немыслимой новой встречи С тем, чьи глаза на снимке говорят с тобой из других миров, С тем, до кого неизвестно сколько осталось ещё шагов, Но их набор теперь, по крайней мере, уже конечен. Это - улыбка мамы, совсем живая, так близко-близко... - Мамочка, милая, как там вы все? Как ты? Сны - ото всех сокрытая переписка С теми, кто нас встречает из темноты. Июнь 2000 Как я скучаю врозь с тобой, Никто не знает - даже ветер При мне стихает над Невой, Как при чужих стихают дети. И вся мирская тишина Меня казнит своим молчаньем, Хоть в том и есть моя вина, Что я сдержала обещанье. Авг 1997 * * * ВАЛДАЙСКИЕ БАРАНКИ "Ой, гляди, собьёт подковы Дальняя дорога! Здравствуй, барин чернобровый! Задержись немного. Нынче в воздухе тревога, Тучи спозаранок. Ой, нельзя тебе в дорогу Без моих баранок! Что ты колокол качаешь, Не взглянувши в святцы? Али сам не обучаешь Девок целоваться? Аль не приглянулась глазу Чем-то валдаянка? Аль не пробовал ни разу Поцелуй-баранку?" И протягивает губки В хлебное колечко. Под пушистым полушубком Цокает сердечко. И саму бросает в краску, Обливает жаром. "- Рубль - штука, десять - связка. Поцелуй - задаром!" Август 2000 * * * Золотое солнце жмурится - Ослепили купола. Володимирская улица Распахнула два крыла, Протолкалась меж прохожими - И помчалась вниз бегом! И каштановые пёрышки Разметались за углом. Мы с тобой впервые в Киеве. Мне становится теплей От левобережных, ивами Обжигающих аллей. Фонари, брусчатка, лестницы, Рыжих листьев мишура... Володимирова крестница, Выхожу я из Днепра. А над Лаврой по-домашнему Опускают темноту. И горит окно монашее, В эту жизнь впуская - ту. И кивают нам, взираючи Из иного бытия, Володимир, Ярославичи - Все Киянские князья. Октябрь 1998 * * * А лес вдоль Ярославского шоссе Болеет астмой. (Или малокровьем?) Больные сосны ищут изголовья И клонятся к проезжей полосе. Худые ветки, впалые глаза. Лбы пышут жаром на машины наши. И нехороший, с присвистами, кашель. И даже форточку открыть нельзя! А по ночам, когда - когда-нибудь - Целебен станет воздух над дорогой, Они вдыхают сколько могут много, В изъеденную выхлопами грудь. И силятся друг друга рассмешить: Мол, перейдём в разряд икон и фресок! И укрывают слабенький подлесок, Который только начинает жить... Февраль 1999 * * * А у нас в граде Китеже Солнце падает с крыш. Под каштаном навытяжку - Ты, нахохлясь, стоишь. И стесняешься краски, Не сходящей со лба. Ах, как хочется с ласкою Мне глядеть на тебя! А у нас в граде Китеже Строят Храм у межи. И я знаю, что выдержат Всё твои чертежи - Все пожары и бедствия, Бремя войн и оков. Будет Храм этот действовать До скончанья веков! А у нас в граде Китеже Лето пробует кисть. Все дома - посмотрите же! - У воды собрались. И морочу лукаво я Нашу местную знать. Так с тобою мы плаваем - Никому не догнать! А у нас в граде Китеже Стыдно спать в час ночной! Лунным светом и битью шит Будет оберег твой. Будет, мягкий и кожаный, Он с тобой заодно. Что-то нынче тревожное Ветры дуют в окно. Что-то птицы печальное Нам кричат с родника. И такая прощальная Мной владеет тоска! И каштаны навытяжку Уж роняют листву. Я зачем-то из Китежа Уезжаю в Москву. И теперь зимы белые Всё поют мне, звеня, Что ни Китежа не было. Ни тебя. Ни меня. * * * Не плачь, я не умру. Я буду жить с тобою, Нелепыми стихами говоря. И только тело станет - не земное, Оно теперь - дожди, снега, заря, Апрелевых ветров прикосновенье, Высокой птицы реющий полет... Не плачь, не плачь, посмертное рожденье Не так уж мало радостей дает. Я молнией пронизываю грозы, Лучом играю с книгой на столе. Не плачь, мой сильный! Видеть твои слезы Я не умела даже на земле |
| March95 [20.04.2006 19:50] |
В этот час гений садится писать стихи. В этот час сто талантов садятся писать стихи. В этот час тыща профессионалов садятся писать стихи. В этот час миллион одиноких девиц садятся писать стихи. В этот час десять миллионов влюбленных юнцов садятся писать стихи. В результате одного грандиозного мероприятия Рождается одно стихотворение. Или гений, зачеркнув написанное, Отправляется в гости. Давид Самойлов, из сборника "Стихотворения" |
Закрыть
