Не думаю что это стоит выставлять, но пусть будет в дневнике. Тем более с таким названием :-)))

 

ДНЕВНИК МУЗЫ.

 

Полдень.

Бужу своего Поэта. Не просыпается. Прибегла к крайнему средству – начала нашептывать ему строчки, способные поднять даже мертвого поэта и посадить его за работу. Не помогло. В полном отчаянии вспомнила еще об одном, чисто человеческом способе: вылила не Поэта пять стаканов холодной воды. Поэт перевернулся на другой бок и захрапел. Пребывая в ярости, повела себя глупо – попыталась разбудить его пощечиной. Поэт открыл один мутный глаз, посмотрел на меня, и, назвав Сарой, попросил, когда буду уходить, не забыть закрыть дверь... Кто такая Сара???

 

2 часа дня.

Не просыпается. Не знаю что делать – давно пора работать! Как я покажусь на Парнасе, не выполнив на сегодня свою норму? Неужели эта кровать трех ножках (вместо четвертой - сопка книг, кажется греков) может быть такой удобной???

 

6 часов вечера.

Проснулся. Умылся и поел. Но все рано чем-то недоволен. Кажется, мной. Ненавязчиво подталкиваю его к столу – не идет, и с тоской во взоре косится на покинутую кровать. Пригрозила, что выброшу кровать в окошко. Сел, наконец, за стол. Я почти обрадовалась, когда увидела что он уже начал что-то писать – даже не дождавшись меня! – а потом увидела, что он на все лады и разным почерком пишет «Сара»... О, Гадес, какая может быть Сара, если рядом я?

 

8 часов вечера.

Сидели и дулись друг на друга – я за Сару, а он... после того как я на него накричала, по-моему, тоже за нее. Наконец нам обоим это надоело. Мне – первой. У меня конечно тоже нервы, но работа есть работа. И он это понял и начал прислушиваться к тому, что я говорю. Сначала нехотя, потом, кажется, распробовал вкус тех строчек, которые я ему сегодня принесла. И начал писать. Были исписаны до коротеньких огрызков шесть карандашей, пол усеяли клочки и комки бумаги, один раз Поэт попытался засунуть в точилку вместо карандаша свой палец... Хорошо, что чернил в этом доме отродясь не водилось... В конце концов, я поняла, что только мешаю Поэту, и тихо улеглась на кровать, отдохнуть. Задремала под бормотание Поэта. Кажется, он, наконец, счастлив. И я тоже.

 

10 часов вечера.

Проснулась от того, что кто-то меня тормошит. Поэт, конечно, кому же еще? «Эй, ты чего?» Ну, нормально? Сам проспал половину суток, а мне и вечером прилечь нельзя! «Мне помощь нужна!» Ага, так и знала! Или помощь или кровать, которую я заняла... Стоит ли рассчитывать на иную благодарность бедной Музе? В следующий раз попрошу Зевса приставить меня к прозаику, говорят они не такие приставучие и ужасно вежливые.

 

2 часа ночи.

Поэт закончил свою Поэму, с моей помощью, конечно. Читал вслух. Мне понравилось, особенно сам Поэт, взъерошенный с горящим взором, вдохновенным лицом… В этот момент я была готова простить ему все! Потом он что-то подписал на первом листе поэмы. Я считала ее законченной и совершенной, но мало ли... Подошла посмотреть. «Посвящается Саре» Папа Зевс и мама Гармония! И тут эта Сара! Кто она, наконец, такая?

 

5 часов утра.

Поэт куда-то ушел. Бросил меня после всего, что между нами было и еще будет! Нет, точно уйду к прозаику! Проплакала полночи. Так же нельзя! Муза тоже женщина! У Музы тоже есть сердце! Хотела бросить в огонь поэму, но в этом доме нет очага. Уйду, не стану дожидаться, пока он вернется. Хватит уже!

 

8 утра.

Кто-то постучался в дверь, потом в замке повернулся ключ. Женщина. Старая, с ведром, тряпкой и сеткой на голове. Это что, нынче такая мода??? Я готова была ее убить – просто потому что первой подвернулась по руку. Увидев меня и ухом не повела. «Уборка комнат, - говорит, - освободите помещение!» Оказывается можно злиться еще сильнее, чем до этого! Я шагнула к ней, угрожающе улыбаясь. «А вы, случаем, не Сара?» - вот зачем я это спросила? От одного звука мерзкого имения меня корежит! «А вам какое дело? – спрашивает, - я тут убираться пришла, а не знакомится со всякими...» Всякими! Это меня – Музу! Оскорбленная, я выбежала вон. Все! Ничего не осталось, все отняли! Я думала, что хорошая Муза - и вот меня выставили – сначала из жизни, а потом и из «помещения»! Нет мне места на этой земле! Уйду! Да не к прозаику, а насовсем!

 

8:30 утра.

Сижу на скамейке, реву. Поэт вернулся. Прошел мимо, словно и не заметил. Заревела еще громче, от обиды. Кто-то тронул меня за плечо. «Эй, ты его?! – прямо как этот проклятый Поэт! «Ничего! – сквозь рыдания произношу я, стыд-то какой, уже перед людьми не могу сдержаться! - Совсем-совсем ничего!» «Тебя кто-то обидел?» Посмотрела, кто ко мне пристает. Девушка, молоденькая и очень хорошенькая, рыженькая такая. Почему-то сразу стало себя жалко... Я тоже красивая, но вот никогда у меня не было таких красивых волос... «Поэт обидел!» - отвечаю, а слезы текут, текут... завтра возле этой скамейки вырастут ландыши. Или эдельвейсы? А какая мне теперь разница! Хоть ядовитый плющ! «Так, - девушка берет меня за руку. - Ну-ка пошли!» Мне уже настолько все равно, что я позволяю себя вести. И куда же она меня приводит? В комнату к Поэту, который бессовестно дрыхнет в кровати. Девушка не стала тратить ни слова, ни воду. Она ударила пяткой по стопе книжек, заменяющей ножку. Стопка рассыпалась, роняя кровать. Поэт вскочил как ошпаренный. Увидев девушку, сначала покраснел, потом позеленел, потом опять покраснел и постарался этак незаметненько поправить измятый выходной костюм, в котором спал вместо пижамы. «Ты зачем ее обидел?» - спрашивает рыженькая. Поэт смотрит на нее невинными глазами. На меня не смотрит вообще. Надеюсь это потому, что ему стыдно. «Я не обижал...» - бормочет. «Посмотри ей в глаза!» Смотрит... Никогда не видела, чтобы он вот так краснел – начиная от кончиков ушей и ниже. Наверное, у него покраснели даже пятки... Нет, он все таки обормот, но это мой обормот. «Все ясно, - говорит рыженькая. Запускает руку в карман костюма Поэта и достает две мятые купюры, (вот некогда этого не понимала – деньги из бумаги!) - отлично, зелень еще есть. Ближайший магазин через улицу. Чтобы через пятнадцать минут был тут. С тортом и шампанским, - сморит на меня, - и с цветами. Мы ждем!» Поэт убежал...

 

8:46 утра.

Вернулся. «Опоздал на целую минуту, - неодобрительно качает головой рыженькая - все это время мы мило беседовали сидя за столиком. Это замечательная девушка, не только красивая, но и умная, и она очень-очень хорошо понимает меня! - ну ладно. Теперь проси у нее прощения!»

О, Зевс, ты бы это видел! Поэт бухнулся на колени, хотя девушка ничего такого ему не приказывала! Неужели я все-таки дорога ему, неужели он ценит меня?!! «Прости, - говорит. Как ребенок! Все Творцы немножко дети... – Я больше не буду...» Ну, точно дитя... Мама говорила, что это как-то связано – чем больше в Творце от ребенка, тем лучше и легче он творит. «Сара, не сердись», - говорит он, и берет рыжую за руку... Зевс, так это и есть Сара???

 

Полдень... кажется...

Я больше не злюсь на Сару. Она оказалась чудесной девушкой достойной не поэмы, а даже и нескольких... А на Поэта злиться – себе дороже, так вообще без работы останешься. Ну и шампанское оказалось вкусным. Правда его было мало и пришлось посылать Поэта в магазин дважды... или трижды? Не помню. Пускай побегает мой Поэт...ик… не все же ему днем спать.... кого развезло? Меня??? Да меня нектаром и то не споить! А нектар, это – о-о-о! Что? Попробовать? Да запросто! Сейчас только крылья надену... это левое или правое?.. Завтра? Ну, завтра так завтра. Ты только не уходи, ладно? Он тебя любит, вон поэму посвятил. Меня? А что я... Я же просто Муза. А любовь – это сила, ее даже сам Зевс боится. Ну ладно, я все-таки полетела. Поэма закончена, шампанское выпито... и зачем вам теперь нужна Муза? Вам бы Амура сюда прислать. А впрочем, вам и без Амура хорошо...

 

6 августа 2009 г., 2 часа ночи.