Все боги мёртвы, мы не принесём
Венков олив Палладе нашей дольше,
Дитя Деметры жертв не просит больше,
И в полдень с пастухами мы поём,
Что умер Пан, и в празднестве своём
В прибежище глухом и в отдаленье
Гилас уже ручьёв не слышит пенье,
Пан мёртв, а сын Марии стал царём.
Но, может быть, на острове одном
Воспоминанья горький плод жуя,
Лежит божок, упрятан в асфодель,
Ах! если так, летим, Любовь, скорей
От взора гневного... Нет, стой, здесь вижу я:
Листва волнуется: немного подождём.
THE Gods are dead: no longer do we bring
To grey-eyed Pallas crowns of olive-leaves!
Demeter’s child no more hath tithe of sheaves,
And in the noon the careless shepherds sing,
For Pan is dead, and all the wantoning
By secret glade and devious haunt is o’er:
Young Hylas seeks the water-springs no more;
Great Pan is dead, and Mary’s Son is King.
And yet—perchance in this sea-trancèd isle,
Chewing the bitter fruit of memory,
Some God lies hidden in the asphodel.
Ah Love! if such there be then it were well
For us to fly his anger: nay, but see
The leaves are stirring: let us watch a-while.
|
|