Сухие желтые листья падали на асфальт. Дождя не было, но лужи после вчерашнего еще не высохли на дорогах. Было холодно, не смотря на робкое солнце, все чаще и чаще вылезавшее из-за туч. Он много раз представлял, как войдет в ее дом и скажет, что все еще любит ее. Сегодня он скажет ей это. Это был его день. День встречи.
Дом стоял за прочной изгородью из плотных зарослей ивы и каштана. Человек стоял и просто смотрел не в силах преодолеть разделяющее их пространство. Сергей боялся предстоящей встречи. Глухая боль, так прочно позабытая на задворках сознания, вновь давала о себе знать. Слеза пробежала по небритой щеке. Это был его день. День прощения.
Наверное, губы еще помнили ее поцелуи. Плотно сжатые, не в силах прошептать ни слова любви, они все еще помнили. Губы, потерявшие свой природный красный цвет, побледневшие от многолетнего одиночества, все еще помнили и сохраняли теплоту ее дыхания. Зная наверняка, свои чувства, человек был готов встретить то, от чего бежал много лет назад. Это был его день. День надежды.
Вздохнув, и поправив широкополую шляпу, он шагнул в плотный ряд из невысокой ивы и попал в маленький неухоженный дворик. Противный скрип заставил его содрогнуться и съежиться от холода проникающего глубоко под самое сердце. Сергей повернулся на звук и увидел старые поржавевшие качели, с протяжным свистом качающиеся над землей. Маленькая девочка сидела на них, с грустным взглядом уставившись в одну точку на голубом, застывшем от напряжения, небе. На вид ей было всего девять лет. Печальное и красивое лицо напомнило ему Алену. Наверное, это была ее дочь…ее дочь…чья то маленькая дочка. Алина.
Он подошел к качелям и осторожно остановил их ритмичное покачивание. Девочка с равнодушием окинула его взглядом, не поворачивая головы, и снова уставилась в небо.
- Здравствуй, девочка.
Она не отвечала.
- Твоя мама дома…Алена дома…она ведь тут живет? – голос его предательски задрожал.
Ни слова в ответ.
Руки сами потянулись к качелям и плавно потянули их на себя. Медленно и не торопливо Сергей двигал качели взад и вперед, а маленькая девочка продолжала смотреть в небо. С тоскою скрипели ржавые петли, но ребенок, казалось, не обращала на это внимание, предаваясь собственным мыслям и совсем не обращая внимания на стоящего поодаль человека. А Сергей продолжал качать ее, погрузившись в собственные воспоминания.
- Это случилось таким же промозглым утром в такую же холодную осень – пятнадцать лет назад, когда мы были молоды и глупы и еще не знали забот и тягостей жизни. Этим утром я встретил Алену, на таких же качелях, только разве что те были не такие скрипучие… Это случилось так давно, что я уже позабыл сам миг счастья, лишь приторно-сладкий вкус от ее губ продолжает будоражить ум и биться сердце сильнее. Тогда это была всего лишь игра. Мы подражали сами себе в будущем, имитируя чувства и не осознавая всего до конца. Тогда это была всего лишь игра, всего лишь… Меня забрали в армию в тот год, но она пообещала ждать меня. Два года я был уверен, что когда вернусь, Алена и не вспомнит меня. Но я ошибался. Она ждала и помнила. Она сохраняла себя лишь только для одного мгновения – когда я вернусь и смогу прикоснуться к ее губам. Двенадцать лет назад. Я вспоминаю все как сон – это лучшее время, что у нас было. Я все позабыл – настолько сейчас это кажется нереальным и далеким. Воспоминание – это все, что у меня осталось. Память и забвение. А еще любовь, старая и неизлечимая.
Качели скрипели со злостью и болью. Сергей тихо плакал, но девочка продолжала игнорировать его присутствие – небо и тучи казались ей важнее всего происходящего.
- Два года мы прожили вместе. Знаешь, она хотела ребенка. Дочку. Думала назвать ее Алиной. Я тогда работал грузчиком в порту. Мне снилось море и корабли, уходящие вдаль. Они звали меня с собой – в долгое плавание. Но я же любил ее, я так любил… А она так хотела ребенка, так хотела дочку…Но кто теперь может знать, хотел ли этого я? Быть может и да… В такую же осень мы вспоминали нашу первую встречу и мечтали как на белой террасе будем нянчиться с доченькой, как вместе будем проводить вечера и в полной тишине наблюдать все закаты, начиная с первого от ее рождения, как я построю ей маленькие качели, где она будет с утра до вечера ловить ветер золотистыми прядками мягких волос…совсем как у Алены.
Сергей смотрел на девочку, но та была вовсе не белокурой, какой он видел ее в мечтах – напротив темной и смугловатой. А качели стонали с плачем и отчаяньем.
- Мы думали о будущем, но оно так и не наступало. Это было сложно видеть, как временами она сдавалась и плакала в холодные ночи. Невыносимо смотреть на слезы и чужую боль. Особенно той, которую любишь. Я же любил ее, так сильно любил… А далекие причалы и белые корабли так и звали меня в одинокие бессонные ночи. Мы стали словно чужие. Невыносимо чужие друг для друга. Мне было тяжело от того, что я ничем не могу помочь ей. Я струсил. Я сбежал. Но я ведь любил ее, правда любил…
Кричали качели с надеждой, печалью… Солнце снова вышло из-за туч и девочка, щурясь, перевела взгляд на пожелтевшую террасу дома. Сергей плакал.
- Я отправился в плаванье вслед за мечтой, бросив ее одну, даже не предупредив. Просто однажды утром проснулся, встал и ушел…как мне казалось не навсегда. Любил ли я ее тогда, как люблю сейчас? Все эти одиннадцать лет нашей разлуки я размышляю об этом и не могу найти оправданий моим поступкам, моей черствости и эгоизму. Это не просто, но я себя совсем не оправдываю.., а, быть может, наоборот стараюсь оправдать. Почему я не вернулся раньше? Я тоже много думал об этом. Я боялся. Не знаю чего больше: увидеть ненависть в ее глазах или счастье, которое предназначено уже не мне. Я очень боялся, но продолжал любить и помнить. Однажды, я думал, вернусь туда, откуда все началось, чтобы вернуться и никогда не расставаться.
Качели одиноко стонали о потерянном и не сбывшемся. Девочка впервые повернулась к нему и посмотрела в его глаза, полные слез.
- Понимаешь, я вернулся, потому что люблю ее, потому что все это время не мог ее забыть… Я больше так не смогу, жить в одиночестве и без нее – она нужна мне как свет мотыльку. Я люблю ее. Я вернулся и надеюсь, что она поймет меня. Надеюсь на прощение. Я люблю ее. Так много времени прошло…ах судьба и моя трусость…все ушло…все кануло безвозвратно, но я то…я то все еще не забыл…Я ведь люблю…Я вернулся, чтобы все исправить, чтобы сказать ей как я люблю ее, чтобы все изменить…изменить судьбу…потому что люблю ее!..
Он много раз представлял, как войдет в ее дом и скажет, что все еще любит ее.
Качели…Качели…Качели…Судьба.
Она смотрела на него с печалью и укоризной в глазах.
Девочка не плакала - просто смотрела.
Она вскочила с качелей и впервые за все время заговорила:
- Мама умерла год назад и этого уже не изменить…
Девочка убежала и исчезла в зарослях ивы…
Он повернулся и пошел прочь…
Алина…
И лишь одинокие качели с протяжным свистом и скрипом уродливой тенью двигались по земле…
|
|