Посреди грозных скал и мелькающих молний,
Вместе с алым рассветом угас светоч мой.
Птица вдруг перестала быть странницей вольной.
Ворон едко кричал: «Знай, теперь ты изгой!
Садом мертвых гортензий зови теперь душу».
Черный ворон премудрый смотрел мне в глаза.
«Дом твой там, где в объятиях сливается (слушай!)
Смерть и плачи живущих, испитых до дна.
Яркий свет будешь видеть сквозь призму столетий,
Через тысячи стекол различных времен,
Но не думай напрасно, совсем не аскет ты,
Не для этого ты был опять извлечен».
Он устало взглянул в глубину моих глаз,
Вопрошая безмолвно о чем-то меня.
Не дождавшись ответа, продолжил рассказ:
«Бойся только (запомни) дневного огня!»
Я стоял, ошалелый, не зная, что делать.
Ворон крикнул мне что-то и начал взлетать.
Я ведь даже не знал, что мне надо изведать.
Я совсем не хотел, но пришлось узнавать…
|
|