Литературный портал "Что хочет автор" на www.litkonkurs.ru, e-mail: izdat@rzn.ru Проект: Новые произведения

Автор: Julia Dobrovolskaya (Юлия Добровольская)Номинация: Просто о жизни

ДЖИП "ЧЕРОКИ 4 Х 4"

      Д Ж И П " Ч Е Р О К И 4 Х 4 "
   
   Повесть.
   
   Каждая счастливая женщина черпает своё счастье в счастливом браке. Каждая несчастливая несчастна из-за отсутствия такового. Всё остальное - детали.
   Счастливая просто живёт. Несчастливая самоутверждается.
   Каждая несчастливая женщина самоутверждается по-своему.
   Одна покупает себе норковую шляпу и нутриевую шубу, чтобы быть, как все. Другая начинает восхождение по карьерной лестнице в строгом деловом костюме, дабы подняться над головами этих самых всех.
   Одна, стиснув зубы, терпит гуляку (пьяницу, бездарность, иждивенца... далее - по списку) мужа, лишь бы не лишиться штампа в паспор¬те в том месте, где он должен стоять у всех. Другая, напротив, разочаровавшись в семейной жизни, бросает вызов обывательскому мнению и с шумом и гордо поднятой головой уходит в свободное пла¬ванье.
   Ни та, ни другая никогда не признáются вам, что им чего-то не хватает в жизни. Но и та, и другая мечтают лишь об одном - о тривиальном семейном счастье, покоящемся на взаимной любви.
   * * *
   Александра Борисовна Листопад самоутверждалась посредством огромного джипа "Чероки 4х4".
   Она просто сказала бы вам: я люблю эту машину. И всё. И это было бы чистейшей правдой.
   Машина была хороша: тёмно-зелёный металлик, блестящие хромированные ручки и бамперы, тонированные стёкла. Внутри стоял запах комфорта, новенького пластика, добротной кожи и дальних увлекательных путешествий. И, конечно, её любимых духов. «Голубка, дочь художника» - так она их называла.
   Александра Борисовна - пока пусть будет просто Саша - отнюдь не считала себя чем-либо обделённой. У неё были замечательные мама с папой, замечательная работа, жила она в замечательном городе, в замечательной, хоть и не слишком большой, двухкомнатной квартире.
   У неё было множество разнообразных интересов помимо работы, и по этой причине не оставалось времени на скуку или какую-то там неудовлетворённость.­ Она занималась большим теннисом - для общей физической нагрузки; она ходила в театры и на кинопоказы - в силу духовной потребности; она осваивала компьютер и французский язык - дабы не атрофировался интеллект, и, будучи убеждённой, что знания не бывают лишними. Ещё она любила порыбачить на зорьке вместе с папой, а потом лепить с мамой пироги из пышного, поющего в руках теста.
   Те недолгие часы, что она проводила в своей городской квартире, скрашивал ей огромный рыжий кот по имени Реджинальд Кеннет Дуайт, псевдоним Элтон Джон, для своих - Реджи, а по-простому - Рыжий.
   С ним у Саши было полное взаимопонимание - никаких обременительных обязательств друг перед другом, никаких обид или претензий. Только самое насущное: один должен не забыть обеспечить другого питанием на день, а другой - постараться не делать пакостей. В частности, пользоваться в определённых нуждах отведёнными местами: спать на своей, а не на хозяйкиной подушке, есть из своей миски, а не с полу или со стола, и запрыгивать на унитаз, а не пристраиваться под ним. Почти каждые выходные Саша ездила к маме с папой и брала с собой Рыжего, где он лениво - по причине насильственно искоренённого мужского начала - дружил с родительской кошкой Плюшкой.
   Да, в её двадцать восемь лет у Саши не было своей семьи. Но это только потому, что к вопросу брака она подходила гораздо серьёзней других. Ну, и ещё этот джип... Словно про неё сказал наш великий сатирик, если перефразировать: вы на троллейбусе, я на джипе - поговорим, коли догоните. Хотя эту ситуацию Саша не моделировала сознательно. Она очень любила свой джип. Любила взирать с высоты его высокой подвески сквозь тёмное стекло на окружающий мир, покорно стелющийся под могучие колёса.
   Она присмотрела его давно, несколько лет тому назад, когда они с папой попали на большой международный автосалон. Оба были весьма неравнодушны к технике, особенно - к красивой технике. Они ходили по стендам автомобилестроительн­ых­ фирм и зачарованно разглядывали в деталях каждый экземпляр. И, без преувеличения, каждый казался им верхом - нет, не инженерной даже мысли - а верхом изящества и дизайнерской дерзости.
   Несколько раз они возвращались к этому сияющему джипу. Она забиралась внутрь и примерялась, как будет управлять им - всё было невероятно удобно.
   Папа, заглядывая через опущенное стекло, сказал: а знаешь, моя птичка, он тебе очень к лицу.
   Он будет моим, сказала тогда Саша.
   И джип стал Сашиным.
   Переднее сиденье справа от неё пока пустовало - в такой серьёзной машине рядом должен быть только серьёзный друг, считала она, а его пока в жизни Саши не появилось. Иногда у неё мелькала мысль: а не подвезти ли до дому своего шефа - хирурга, которому она ассистировала уже почти пять лет? Но он жил всего в трёх кварталах от клиники и, конечно, ходил домой пешком.
   Почему маленькая, хрупкая Саша выбрала себе именно такой - громоздкий и внешне неуклюжий - автомобиль? О, это целая история.
   Только не вздумайте ей рассказывать про какие-то там психологические штучки, она сама вам о них расскажет не хуже. И добавит: но это не про меня, у меня всё гораздо проще.
   
   
   * * *
   Сашин папа работал в крупном пригородном хозяйстве главным агрономом, мама - фельдшером в местной больнице. У них был небольшой добротный двухэтажный дом с садом и огородом. Всё это Саша любила с детства - и дом, и сад, и огород, и холмы с полями и лесами, окружавшие посёлок со всех сторон.
   Она любила маму и папу. Но с папой у Саши были особенные отношения - настоящая мужская дружба. Ничего не было для Саши желаннее, чем проводить всё своё свободное время вместе с папой. А поскольку у папы всегда было много работы, то время это они и проводили на его работе.
   Хозяйство папино было очень большим. Чтобы везде успевать, он ездил на машине, которую называл забавным словом "джип". Это был почти обычный "газик", только колёса у него были чуть крупнее, и сидел он на них чуть выше, отчего и казался больше. У джипа был откидной верх, и Саша любила, когда встречный ветер трепал её волосы, и приходилось повышать голос в разговоре с папой - всё это было так... так необычно, так здорово, так по-взрослому.
   Когда Саша закончила седьмой класс, папа решил научить её управлять своим джипом - разумеется, втайне от мамы. Но учить Сашу не пришлось - папа посадил её за руль, сказал, что нужно сделать, Саша сделала и поехала. Как ни в чём ни бывало - словно она умела управлять машиной всегда. С тех пор папа доверял ей свой джип в любых самых дальних маршрутах - он сидел рядом, справа от своей дочери, и только подсказывал направление.
   В поездках они много говорили. Говорили о жизни: о папиной работе и о Сашиной школе, о друзьях, о мечтах. Но больше всего Саша любила слушать папины рассказы о прошлом: о его детстве, юности, о том, как он встретился с мамой, и как они полюбили друг друга.
   
   * * *
   Hодился Сашин папа перед самой войной на Кубани. Помнит он себя лет с трёх-четырёх, когда уже был воспитанником детдома: много детей и несколько взрослых, постоянно указывающих, что делать и куда идти, всегда хочется есть и не понятно - что это и для чего они здесь.
   Позже мальчику объяснили, что идёт война, что он ехал с мамой "в эвакуацию", что поезд разбомбили, и мама умерла от ран, не приходя в себя. Поскольку никакой поклажи с ней не было, то и документов не оказалось - вероятно, всё пропало в огне. Ни отыскать родных, ни установить даты рождения не удалось, потому что от их деревни ничего не осталось, а из уцелевших под бомбёжкой поезда никто не знал о мальчике и его маме, кроме того, что были они из Владимировки.
   На маечке мальчика было вышито: "Боря" - и больше ничего. Никто даже не знал, его ли это маечка, а стало быть - его ли это имя. Но мудрить не стали, дали ему имя Боря, отчество Владимирович, а фамилию подсказала природа: была тихая солнечная осень, с деревьев падали неиссякаемым потоком золотые листья, устилая двор школы, в которой расположился импровизированный приют для эвакуированных и осиротевших детей.
   
   Слушая этот рассказ, Саша крепилась, как взрослая, но если в одиночестве ей хотелось иногда поплакать, она рисовала в своём богатом воображении картины папиного детства и, обливаясь горючими слезами, начинала жалеть его - выросшего без ласковой и красивой, как у неё, мамы, без доброго и сильного, как у неё, папы. Жалела она и всех остальных детей, хоть и представить себе по-настоящему не могла, как это так: есть ребёнок, а мамы с папой у него нет, хочется кушать, а кушать нечего. Она оплакивала всех сирот на свете, но больше всего - маленького мальчика по имени Боря Листопад.
   
   Когда Боря подрос и окончил школу отличником с единственной четвёркой в аттестате по пению, его отправили в одну из столиц Советского Союза, в большой красивый город, учиться в институте на агронома. Так он захотел.
   Он жил в общежитии, учился и работал ночным сторожем на стройке. А строек в то время было великое множество: город, как и всю страну, отстраивали почти заново после войны.
   Однажды в библиотеке Боря познакомился с девушкой, и она ему очень понравилась. Девушка не слишком горячо отвечала на его ухаживания, объясняя свою сдержанность тем, что ждёт из армии жениха.
   Для Бори это было святым, и он предложил девушке дружбу, всяческую помощь и защиту ровно до тех пор, пока не вернётся её возлюбленный. Девушка приняла его благородное предложение, и они стали друзьями. Они вместе занимались в библиотеке - девушка училась на фельдшера - ходили в кино и на танцы в парк. Часто они уезжали в выходной за город на целый день, прихватив термос с чаем и бутерброды, бродили по полям, по лесам, наслаждались природой и говорили обо всём, что приходило на ум, что волновало их глубокие и чуткие души.
   Прошло время, возвратился из армии девушкин жених, и Боря не без сожаления отошёл в сторону. Он стал больше работать, и углублённей изучать свои любимые предметы, чтобы иметь как можно меньше свободного времени.
   Потом он блестяще защитил диплом агронома и получил распределение в новое опытное хозяйство в пригороде столицы. Там ему предоставили и скромное жильё: часть дома, состоящую из комнаты и маленькой кухоньки, разделённых печкой. Что особенно понравилось новому жильцу, так это наличие у печи второй топки - со стороны комнаты. По вечерам перед сном, он садился у приоткрытой дверцы, смотрел на догорающий огонь и вспоминал свою бывшую подругу. Он думал о том, как здорово было бы сидеть здесь вместе с ней, разговаривать или молчать, или читать друг другу понравившиеся книги. Но теперь у неё своя семья, а значит, нечего и думать о ней. И он укладывался спать. Но всё равно думал и думал о замечательной девушке, с которой когда-то ему было так хорошо, так легко, так интересно.
   Осенью пришла повестка в армию. Боря долго боролся с собой, но всё же решился и отыскал ту, которую никак не мог забыть - осторожно, чтобы не помешать её семейному счастью. Оказалось, что она всё ещё не вышла замуж за своего жениха, а по какой причине, не объяснила. Она обещала ответить Боре, если он захочет написать ей письмо по старой дружбе, и дала адрес своей тёти.
   Боря написал. Девушка ответила.
   Боря писал ей почти каждый день. Девушка отвечала одним письмом на несколько Бориных - по мере получения их от своей тёти, удивлявшейся такому обилию корреспонденции.
   Боря описывал в подробностях службу на Камчатке, красоты этого далёкого сурового края, а девушка писала ему о своей работе и о том, как строится и хорошеет их город. И ни слова о женихе и отношениях с ним - что, честно говоря, очень устраивало старшего сержанта, а потом и лейтенанта срочной службы пограничных войск. Порой он даже забывал о существовании ещё кого-то в жизни своей подруги - правда, не настолько, чтобы написать ей о своей любви.
   Да, он любил её. Любил давно - и столь же верно и без сомнений, сколь тайно и безнадёжно.
   Три года прошли незаметно, хоть и без отпусков. Боря вернулся в ставший своим, родным и любимым город, но девушки в нём не было. Перед самым его возвращением она написала, что должна уехать на несколько месяцев - куда и зачем, не сообщила, добавив только: "я тебя найду".
   Борис Владимирович сразу приступил к работе и ушёл в неё с головой, потому что собирался посвятить ей всю свою жизнь и все свои силы.
   
   Настала зима. Красивая, мягкая и пушистая - не то, что пронизывающие холода с колючими океанскими ветрами. Поскольку зимой в полях и садах работы почти не было, Боря, скучая по природе, по её каждодневно переменчивым красотам, уходил в воскресенье на лыжах - куда глаза глядят.
   Однажды, возвращаясь уже в потёмках, он увидел, что в его окошке горит свет. Он очень удивился и прибавил шагу. Все невообразимые сюрпризы, которые промелькнули в его голове, не могли сравниться с тем, что он увидел, перешагнув порог.
   На его тахте, застеленной казённым серым одеялом, сидела она - его давний друг, его любимая девушка. Её пышные золотистые волосы спадали с плеч и были похожи на летнее солнце.
   Девушка смотрела на него снизу вверх - немного испуганно?.. Скорее, растерянно.
   
   Боря не мог сказать ни слова. Он боялся спугнуть хрупкую мечту, вдруг впорхнувшую в его душу - нелепую, словно яркая бабочка среди снегопада - мечту о том, что девушка пришла к нему... пришла навсегда. Он просто стоял и смотрел на неё, смотрел на дивную зимнюю предновогоднюю сказку, стараясь запомнить каждую деталь, каждый звук.
   Было тепло и уютно в его аскетической комнатке - трещал огонь в печи, пустое обычно пространство не было сейчас пустым, и это было так неожиданно и так приятно. Хотелось, чтобы всё осталось так навсегда - пусть даже он никогда не узнает, что привело сюда его любимую, просто пусть она будет...
   
   Девушка поднялась и подошла близко-близко. Он перестал дышать. Она тронула его холодную щёку тёплой ладонью.
   - Замёрз? - Спросила она.
   Он молчал. Она всё ещё была ему другом, и сейчас Боре было от этого особенно тяжело.
   Он ничего не понимал. Зачем она пришла - проведать? А может, пригласить, наконец, на свою свадьбу?
   - Почему ты молчишь? Ты не рад меня видеть? - Сказала она очень просто, как в давние-давние времена.
   - Рад. - Сказал он чужим голосом.
   - Что-то не очень-то заметно! - Сказала она смеясь.
   И вдруг осеклась и изменилась в лице.
   - Я люблю тебя и не могу без тебя жить. Но ты можешь меня выгнать, если тебе это не нужно. - Выпалила она и опустила лицо.
   
   К Боре вернулась жизнь, вернулось дыхание - и от этого даже закружилась голова. Только миг он не знал, что делать. А потом прижал к себе девушку - крепко-крепко - и удивился, какая она тоненькая и хрупкая: ведь он никогда прежде не прикасался к ней.
   
   В этом месте Саша непременно перебивала папу:
   - Как ты прижал её к себе?
   - Крепко-крепко. - Говорил папа, словно не понимая, к чему клонит Саша.
   - Нет, ты покажи! - Говорила она.
   Тогда папа останавливал свой джип и легонько обнимал дочку.
   - Это не крепко! - Возмущалась Саша.
   Папа чуть сжимал свои объятия.
   - Ещё! Ещё! - Восклицала она, пока папа не стискивал её так, что она начинала пищать от боли и восторга.
   
   Они расписались на следующий же день в поселковом совете и стали жить да поживать, да радоваться жизни, друг другу и своей любви. Они поначалу даже не замечали, что у них нет детей - так им было хорошо вдвоём.
   Закончив работу, они встречались, как в тот памятный воскресный зимний вечер - словно после многолетней разлуки. А отпуска проводили с рюкзаками за плечами то в Карпатах, то на Кавказе, то в Крыму, а то на Байкале.
   Но однажды случилось невероятное: большой и крепкий мужчина, каким был Сашин папа, впервые в жизни испугался до полусмерти.
   
   Как-то летней ночью он проснулся от грохота. Не обнаружив никого рядом, он кинулся в прихожую и увидел там свою любимую жену лежащей на полу с кружкой в руке.
   Он бросился к ней, перенёс на постель и принялся тормошить и звать её по имени. Он так кричал, что прибежали соседи по дому - как были, в исподнем. Соседка оттолкнула папу и стала брызгать водой на бледное лицо молодой женщины и хлопать её по щекам. Когда та открыла глаза, папа снова кинулся к ней, но соседка опять оттолкнула его, а сосед увёл на крыльцо. Через некоторое время вышла и соседка. Она дала папе хорошего шлепка, еле дотянувшись до его затылка, и сказала, смеясь: иди, муженёк перепуганный!
   Любимая лежала, сияя немного усталой и смущённой улыбкой. Папа прижался к ней.
   Что с тобой, моя милая? - спросил он.
   Отгадай, сказала она.
   Ты переутомилась? - догадался папа.
   Какой же ты глупый! - сказала она - у нас будет ребёнок.
   Не может быть! - сформулировал папа очень умно, а главное - оригинально, свои чувства.
   
   В конце февраля на свет должен был появиться Санька, папин товарищ, с которым они вот уже девять месяцев водили тесную дружбу.
   Всё так и получилось за одним небольшим исключением - у этого товарища не оказалось...
   Одним словом, девочку назвали Сашей.
   Вот такая была папина история.
   А дальше начиналась история девочки Саши.
   
   * * *
   В жизни каждого человека есть момент, с которого ведётся отсчёт той самой его истории, которую он знает и помнит без чужих подсказок.
   В Сашиной жизни это был страшный момент. И если бы не любовь мамы и папы к своей дочке, не их мудрость - не известно, какой след мог бы оставить он в её душе.
   Однажды ночью маленькую Сашу что-то разбудило. Не долго думая, она пошлёпала босыми ножонками к маме с папой, как делала это и прежде.
   На пороге спальни она замерла, увидев жуткую картину: мама лежала с запрокинутой головой, цепляясь обеими руками за блестящие прутья широкой кровати, и стонала, а папа, схватив маму за плечи, пытался перегрызть ей горло.
   Саша оцепенела от ужаса.
   Сколько времени прошло, пока папа случайно не заметил её, неизвестно. Когда он вскочил с постели и прижал к себе маленькую дочь, та дрожала. Она не издала ни звука, а папа качал её на руках, приговаривая: птичка моя, не дрожи, я сейчас тебя согрею. Он положил Сашу между собой и мамой, и оба принялись нежно разговаривать с ней и целовать её испуганное личико.
   Почувствовав, что опасность миновала, Саша немного успокоилась.
   Тогда папа спросил: тебя что-то испугало, малышка моя?
   Она сказала: зачем ты грыз маму?
   Я не грыз, засмеялся папа, я целовал, вот так - и он осторожно стал целовать мамино плечо, потом грудь, потом шею.
   Саша внимательно следила - не станет ли от этого больно маме. Нет, мама улыбалась и гладила папины волосы.
   А почему же мама вырывалась? - спросила Саша.
   Потому что она хотела меня перебороть, чтобы тоже поцеловать, правда, мама? - сказал папа.
   Правда, сказала мама и поцеловала папу.
   А почему же ты меня так не целуешь, как маму? - спросила Саша.
   М-м-м... - замялся папа - потому что так целуются только взрослые.
   
   Саша заснула умиротворённая под покровом переплетённых родительских рук.
   А через несколько дней, встречая папу на пороге и по своему обыкновению повиснув у него на шее, она вдруг прижалась губами к его уху и зашептала: а когда я вырасту, ты поцелуешь меня так?
   Как? - спросил папа.
   Ну ТАК, сказала Саша, как маму.
   А-а! - понял папа и засмеялся - конечно, обязательно!
   И Саша стала ждать, когда же она станет взрослой.
   Прошло время, девочка превратилась в девушку - тоненькую, стройную, с золотыми, как у мамы, волосами и зелёными, как у папы, глазами.
   
   Настала пора, когда на неё стали заглядываться и мальчики-ровесники, и взрослые юноши. Но только одному из них суждено было удостоиться взаимности.
   Случилось это, когда Саша окончила восьмой класс, а её избранник - десятый. Тем летом дочка гораздо меньше времени, чем прежде, проводила со своим папой в его джипе.
   А осенью юношу провожали в армию.
   Играл оркестр поселкового клуба, светило вечернее солнце, и автобус с новобранцами удалялся по обсаженной тополями дороге.
   Когда Саша возвращалась домой, держась за папину руку, и едва сдерживалась, чтобы не заплакать от грусти и одиночества, папа вдруг остановился, повернул к себе дочь, приподнял за подбородок её печальное лицо и сказал: не обижайся, моя птичка, но у твоего избранника никудышное рукопожатие, пусть послужит, станет мужчиной, тогда посмотрим. Саша не обиделась - она очень любила папу и верила ему.
   Через год избранник приехал в отпуск и привёз с собой из Литвы, где служил, жену. Он оставил её у своих родителей и поехал дослуживать, даже не заглянув к Саше. Вскоре его жена родила мальчика, и новоиспечённого папашу отпустили на несколько дней взглянуть на ребёнка. И снова он не появился даже близко с Сашиным домом.
   Папа успокаивал Сашу и говорил, что избранник её - не мужчина, а выходить замуж за НЕМУЖЧИН категорически не рекомендуется; она должна радоваться, что так рано раскрылась его непорядочная сущность, и что это ещё не всё.
   Саша погоревала, но скоро поняла: папа прав - её счастье, что она не успела стать женой предателя. А те горячие поцелуи - на солнечной лесной поляне перед расставанием на два года - она простила и себе и ему.
   Она взгромоздилась на папин джип и смотрела на всё происходящее свысока. И ещё она сказала себе: или как у мамы с папой, или никак.
   
   Потом приехали родители литовской жены и забрали дочь домой. А после - в свой срок - вернулся со службы бывший возлюбленный Саши.
   Саша к тому времени окончила школу и, не пройдя по конкурсу в медицинский институт, работала у мамы в фельдшерском пункте и готовилась к новому поступлению.
   Бывший возлюбленный принялся обивать Сашин порог, убеждая её, что любил и любит только Сашу, что случилась ошибка, что теперь он разведён и, стало быть, свободен, и предлагает Саше быть его женой.
   Саша только однажды соизволила выслушать его, на что ответила: ты должен понимать, что между нами всё было кончено в тот момент, когда ты прикоснулся к другой, даже если я этого и не знала. Такие вещи понятны без объяснений, добавила она, а если непонятны, то их и не объяснять. И нажала на газ папиной новенькой ярко-васильковой "нивы", почти такой же большой и высокой, как отправленный на пенсию джип.
   Летом Саша поступила в медицинское училище, окончила его и стала хирургической сестрой.
   Вот так. Вот откуда ноги растут у тёмно-зелёного джипа "Чероки 4Х4".
   
   * * *
   Хотя никакого тёмно-зелёного джипа в действительности у Саши нет. Где хирургической сестре - даже если она работает в самой серьёзной косметической клинике - взять двадцать семь с половиной тысяч условных единиц? В своей жизни ей довелось подержать в руках ровно полторы тысячи таковых. Тогда мама с папой выкупали вторую комнату в квартире умершей тётушки - той самой, что была почтальоном у двух молодых влюблённых - чтобы их дочь жила там одна, без соседей.
   И всё-таки, он есть - этот "Чероки"...
   Впрочем, если вы запутались, прочтите всё с самого начала.
   Можно продолжать?
   
   * * *
   Однажды в отделении пластической хирургии что-то праздновали - то ли удачную операцию, то ли чьи-то именины. Был предвыходной день, поздняя весна, светило солнце, пели птицы - словом, жизнь была прекрасна и без этого не слишком выдающегося повода.
   Саша... пардон, Александра Борисовна Листопад, сидела напротив своего шефа - главного хирурга отделения, Антона Яновича Ли, симпатичного мужчины тридцати трёх лет, по венам которого текла на четверть корейская кровь.
   Болтая о том о сём, Саша, Александра Борисовна, заговорила с кем-то о прелестях утренней рыбалки на озере Мичиган - так они с папой называли самое крупное из озёр, расположенных в двадцати с лишним километрах от её родного посёлка - и о тонкостях таковой, связанных с ветром, облачностью и прочими погодными обстоятельствами. Она отметила, что Антон Янович стал прислушиваться к её рассказу, но не придала этому большого значения - в конце концов, каждый волен выбирать себе оратора или собеседника в подобного рода компаниях.
   Веселье закончилось, и все стали расходиться. На улице, когда, сказав всем "пока, приятных выходных", Саша захлопнула дверцу джипа и готова уже была повернуть ключ зажигания, её окликнули:
   - Александра Борисовна!
   - Да? - Она приспустила тёмное стекло.
   Шеф сделал несколько шагов по направлению к ней.
   - Скажите, Вы и вправду любите утреннюю рыбалку?
   - Люблю. - Сказала Саша. - А что? - Добавила она после некоторой паузы, за которой ничего не последовало.
   - А Вы не согласились бы составить мне компанию?
   - М-м-м... Интересное предложение. - Она глянула на шефа. - Когда?
   - Послезавтра.
   - Можно.
   Они договорились, что в воскресенье, в четыре утра Антон Янович заедет за Александрой Борисовной, чтобы к шести быть на месте.
   
   * * *
   Клёв был отменным, как в плохом кино. Они наловили дюжины две окуней, щурёнка и одну большую щуку.
   К полудню в котелке булькала уха. Заправляла ею Саша, хотя шеф сказал, что только из врождённой деликатности отдаёт ей это право. Саша сказала, что в таком случае пользуется этим правом в первый и последний раз и ничуть не сомневается в кулинарных способностях своего шефа.
   Она снимала первую пробу, когда шелковистая прядь волос выскользнула из-за спины и едва не упала в котелок. Антон Янович вовремя подхватил её и отправил на место - за плечо, на спину.
   Шеф расхваливал уху. Как Саше показалось - вполне искренне.
   Поплавав в ещё не слишком тёплой воде озера, позагорав и доев остатки ухи, они возвращались на закате домой.
   Вдали, в низине показался посёлок, в котором прошло детство Саши, и она сказала:
   - Вон мой дом, третий слева, под красной крышей.
   Шеф очень удивился: он ничего не знал о своей ассистентке, можно сказать, правой руке.
   - Хотите, заедем? Мама с папой будут очень рады. - Сказала Саша.
   - А если в следующий раз?
   - А что, будет и следующий раз?
   - Вы разочарованы нынешним?
   - Отнюдь. - Сказала Саша.
   Уставшая, она легла спать, но заснуть не могла.
   Реджинальд Кеннет Дуайт, натрескавшись свежей озёрной рыбы, спал без задних ног под боком у хозяйки и вяло удивлялся, будучи потревожен очередным толчком: ну что это ей не спится?
   
   А Саша вспоминала прошедший день. Главным образом, своего шефа, который предстал перед ней совсем другим, неизвестным доселе человеком: остроумным собеседником и надёжным спутником. И ещё - как это ни странно – она впервые увидела в нём мужчину. Да, мужчину – ведущего автомобиль или рубящего дрова, рассекающего мощным брассом водную гладь, или со спиннингом в руках и азартно сверкающими глазами.
   А это нечто совсем иное, нежели то, к чему она привыкла: голубой халат, шапочка, маска. И только высокий гладкий лоб и глаза за очками, да ещё длинные чуткие пальцы в латексных перчатках.
   Она даже разглядела признаки растворённого в его существе Востока: пленительный рисунок чётко вылепленного рта и едва заметный медовый оттенок кожи.
   У него красивый тембр голоса. Почему она раньше этого не замечала?
   Что-то ещё не давало покоя. Что?..
   Ах, да... Она вспомнила, как он поймал падающую прядь волос, и, отправляя её на место, ненароком задел рукой шею, плечо, лопатку...
   Саша тронула след его пальцев. Её ударило током, в голове поплыло. Она переждала и повторила касание - реакция была та же. Это был не след, это была зияющая рана.
   
   "Я на плече своём ношу клеймо..." - сложилось у Саши в голове.
   Она продолжала ворочаться и пыталась заснуть: завтра сложная операция на лице гордости страны - примы музыкального театра...
   "И эта адская печать мне не даёт покоя..."
   Мало того, что много швов... ой, каламбур получился...
   "Там нервы обнажённые сплелись в комок..."
   ...так ещё желательно, чтобы поскорее зажило...
   "Где кожу выжег ты своей беспечною рукою".
   ...у неё юбилейные концерты на носу.
   "Мне тело гибкое своё приятно ощущать..."
   Кстати, а что там у неё с носом?..
   "И лишь плечо саднит и ноет рваной раной..."
   Кажется, нос не трогаем...
   "Как тяжела касанья твоего печать!.."
   Подбородок второй удаляем...
   "Но я молю: клейми меня опять!.."
   Шею режем...
   "Я эти муки ада назову нирваной".
   
   Уже на рассвете она забылась на пару часов.
   
   
   
   
   * * *
   После обычной ежедневной "планёрки" шеф сказал:
   - Александра Борисовна, зайдите, пожалуйста, ко мне через минуту.
   Саша отсчитала ровно шестьдесят секунд, глядя в окно, и постучала в дверь кабинета с табличкой "Главный хирург отделения пластической хирургии, такой-то".
   Услышав "войдите!", она вошла.
   Главный хирург сидел за столом, сосредоточенно рассматривая свои переплетённые пальцы.
   - Присаживайтесь, Александра Борисовна.
   - Спасибо, Антон Янович.
   Пауза.
   Антон Янович поднял на Александру Борисовну свои на четверть корейские глаза. Глаза как-то необычно блестели. И еще ассистентка заметила тёмные полукружья под ними.
   - У нас ответственная операция... - Произнёс Антон Янович.
   - Да, Антон Янович. - Сказала Александра Борисовна, пока не понимая, к чему это: ведь всё уже только что обсудили.
   - А я не спал всю ночь... - Продолжил он, не отводя взгляда.
   Если он сейчас предложит провести операцию вместо него, что в последнее время бывало не редко, подумала Саша, мне придётся признаться ему в том же... И опустила глаза.
   - По Вашей милости, между прочим. - Добавил шеф.
   Саша удивлённо посмотрела на него.
   - Я не мог заснуть, потому что думал о Вас.
   Саша прикрыла лицо - она сейчас рассмеётся.
   - Больше того, я НЕ ХОТЕЛ засыпать, чтобы продолжать думать о Вас.
   Она снова посмотрела на шефа.
   Шеф встал.
   Саша тоже поднялась.
   Он обогнул стол и подошёл к ней близко-близко.
   - Что прикажете делать? - Спросил шеф.
   - В этом месте... - Саша улыбнулась, - в этом месте мой будущий папа крепко-крепко прижал к себе мою будущую маму.
   Шеф коротко хохотнул, запрокинув голову - о, как же Саше нравилась эта его диковатая манера! - а потом прижал к себе Александру Борисовну.
   - Так? - Спросил он.
   - Не совсем...
   - Так? - Он сжал объятия.
   Александра Борисовна пискнула, и в этот самый момент на пороге кабинета появилась старшая сестра предоперационной палаты с весьма озабоченным лицом, которое не замедлило вытянуться и преобразиться в недоумённое.
   Антон Янович - и Саша это отметила - не дёрнулся, не отпрянул, а тихо сказал, повернувшись к сестре:
   - Я сейчас выйду.
   Сестра ретировалась, а он посмотрел на Сашу.
   - А что было потом? - Спросил он.
   - Отгадайте с трёх раз.
   Но он не стал гадать, а просто поцеловал её в губы. Саша ответила на поцелуй.
   
   Операцию перенесли на следующий день - у примы поднялась температура. Возможно, это спасло её лицо от некоторых вполне вероятных непредвиденностей.
   
   * * *
   В следующую субботу Саша с Антоном снова отправились на рыбалку. И снова им повезло с уловом.
   В обратный путь они тронулись пораньше, чтобы заехать к Сашиным родителям - угостить их свежей рыбой и познакомиться.
   
   Саша вошла в гараж. Папа что-то сверлил на настольном станке и не слышал, как хлопнула дверь.
   - Па! - Крикнула с порога Саша.
   Папа не слышал.
   Саша свистнула в два пальца.
   Папа обернулся, увидел дочь, обрадовался и отключил станок. Саша с разбегу бросилась ему на шею - она всё ещё была маленькой девочкой рядом со своим могучим папой - и уткнулась в неё лицом.
   - Сашок! Не предупредила... Я так рад...
   - Па, я не одна. - Она подняла глаза, в которых папа сразу же прочитал всё-всё, что произошло в жизни его дочки за последние несколько дней.
   - Кто он? - Строго спросил папа.
   - Он тебе понравится!
   - А тебе он нравится?
   - Да... очень. - И Саша снова спрятала лицо.
   Папа взял её за подбородок.
   - И что, он уже целовал ТАК мою птичку? А?
   - Папка, ну тебя!..
   Хохоча, в обнимку, они вывалились из невысокой гаражной калитки.
   - Папа, это Антон Янович. Антон, это Борис Владимирович.
   Папа протянул руку Антону. Саша знала - сейчас будет вынесен приговор.
   Антон не опустил глаз под пристальным папиным взглядом.
   У мамы, как всегда по выходным, были пироги. За столом было так же хорошо и весело, словно гость - вовсе и не гость, а давний друг, с которым все знакомы сто лет.
   
   Прощаясь с дочкой, папа шепнул ей на ушко:
   - Сегодня ночью я немножко всплакну.
   - Почему, па? - Удивилась Саша.
   - Потому что это - настоящий мужчина. - Папа кивнул в сторону Антона. - У него настоящее мужское рукопожатие.
   - Но почему же тогда?..
   - Потому что теперь моя птичка будет щебетать на другой груди. - И папа крепко прижал её к себе, а Саше показалось, что он не станет дожидаться ночи.
   Она поцеловала папу в мягкую колючую, немного постаревшую щёку и сказала:
   - Тебя должно утешать, что фамилия у меня останется твоя... только чуть-чуть подрезанная.
   И они засмеялись.
   
   * * *
   На свадьбу папа подарил дочери автомобиль её мечты.
   Конечно, у него тоже не было двадцати семи с половиной тысяч долларов, но у него было золотое сердце и такие же золотые руки.
   Примерно полгода назад приятелю Бориса Владимировича, занимающемуся автобизнесом, удалось-таки выполнить его давний заказ и пригнать из-за границы слегка помятый джип, купленный там за бесценок. Папа пристроил его в пустующий соседский гараж - чтобы дочка не увидела раньше времени - и с усердием и любовью приводил его в надлежащий вид и состояние, намереваясь сделать ей подарок на Новый двухтысячный Год. Он очень хотел, чтобы номер машины был "2000" и даже готов был на дополнительные расходы по этой статье. Но такого номера в Городской Автоинспекции не нашлось, зато нашёлся номер "7228" - год рождения и приближающийся возраст Саши, что и означало год двухтысячный.
   Вручая дочке, онемевшей перед сияющим тёмно-зелёным перламутровым "Чероки", ключи, папа сказал:
   - Хорошо, что мне не удалось раздобыть эту машину раньше.
   - Почему? - Спросила Саша.
   - Боюсь, с высоты его сиденья и из-за его тёмных стёкол ты могла бы не разглядеть такого замечательного парня, как Антон.
   * * *

Дата публикации: