Памяти историка Анатолия Столбунова
Тяжелораненых Клювоносые добивают.Такой закон в этом племени. Чужих, упавших в пределах своей земли, Клювоносые добивают сразу же после боя. Соплеменникам, прежде чем проколоть сердце специально заточенным костяным клинком, дают пожевать горсть пестиков Холодного огня. Эти цветы растут в горах, тех самых горах, которые высятся в середине земли Клювоносых. Нет никого в этом племени – ни среди мужчин, ни среди женщин, кто бы не знал тайны Холодного Огня. Сладкая то тайна, делающая человека равным Крылатому...
Никто не мог покорить это племя, хотя многие племена хотели узнать тайну Холодного Цветка. Никто из них не мог отомстить Клювоносым за смерть и разор, которые несли безжалостные соседям. Потому что при первой же опасности уходили Клювоносые в горы, в которых люди Долины ничего не могли с Клювоносыми поделать, ибо помогали тем сами горы. Неуязвимые Клювоносые нападали неожиданно и требовали всегда только одного – молодых, красивых женщин.
– Разве у вас нет своих женщин? – спрашивали покоренные Клювоносыми соседи.
– Есть! – отвечали захватчики.
– Тогда зачем же вам чужие?
– Чтобы рожать воинов! – отвечали Клювоносые, не добавляя к этому ни слова.
И никто не понимал этого ответа, никто из покоренных не мог понять, почему Клювоносые предпочитают женщин воинам покоренных племен. Воины – сильные, ловкие в бою, искусные в ремеслах могли бы стать хорошими рабами. И когда кто-то из покоренных пытался выспросить у Клювоносых и об этом, те, надменно улыбаясь, говорили:
– Вам не понять. Мы – дети Крылатого. Мы похожи на птиц, мы ходим горами в небо и, бывает, достигаем облаков. Вы же – дети земных тварей: червей и змей. Вам не понять нашу жизнь!
С тем и уходили Клювоносые, уводя лучших и самых молодых женщин племени, чтобы через несколько лет вновь прийти за тем же.
Но, кроме потомков червей и змей, в долине у самой Воды, Равной Небу, обитало племя, которое Клювоносые так и не сумели ни разу покорить. Все называли это племя Детьми Большой Воды, потому что глаза у женщин и детей из этого племени были цвета этой Воды. У мужчин же племени глаза были серые, как дикий камень, из коего Крылатый создал Чашу, в которой и поместилась Вода, Равная Небу. Как только Клювоносые насмелятся напасть на Детей Воды, те сразу же покидают Долину, спускаются по отвесным краям Чаши к солнечной бахроме Воды и остаются там до тех пор, пока Клювоносые не уберутся восвояси. Долго не уходят Клювоносые, смотрят сверху на Детей Воды, удивляются, как это они не тонут в волнах, как ходят по воде, размахивая руками и ногами. Все так умеют – и мужчины, и женщины, и даже дети. Но более всего, с неутолимой жаждой обладания глядят Клювоносые на женщин, этого племени. Высоки они, волосы белы, словно облака.
Со временем перестали Клювоносые нападать на Детей Большой Воды. Перестали приходить к краю Чаши. Что толку, время терять, да мучиться возгоревшейся, но так и не утоленной жаждой. Правда, время от времени они посылали в это племя своих людей, которые пытались дарами задобрить вождей Белокурых. Всё тщетно. У Детей Воды были свои законы. Первый – никто из них не должен покинуть Мать: родившихся от Воды да и поглотит Вода. Потому и не выходили на битву с Клювоносыми мужчины этого племени, что никто из них не должен был, не имел права умереть на суше, но только на воде. И обмануть Великую Воду никак нельзя было, потому что каждого из своих детей она знала в лицо, ибо каждого из них запечатлевал на кремнии, или на кости Ловкорукий - Остроглазый.
Вождь думал. Гонец сообщал ему волю Великой води. Кормачи ходили за рыбой. Стражи пасли в Долине скот и охраняли пределы от покушений соседей, но особенно Клювоносых. Лишь один Ловкорукий-Остроглазый никуда не отлучался от Воды. Едва всходило солнце, он брал из кучи собранного женщинами мертвого кремния осколок и оживлял его, выцарапывая на нем Резцом, доставшимся ему по наследству от учителя, облик какого-нибудь своего соплеменника. И, прежде, чем отнести Вождю оживленный кремушек, Ловкорукий-Остроглазый показывал свою работу Большой Воде, окунал его в неё, омывал в ней изображение и руки свои и снова принимался за новый камешек, а если желал, то резал что-нибудь на кости осла или коровы..... А когда и вовсе уставали глаза и руки, он брал цветные камешки и рисовал на кости что-нибудь для малышей, которые окружали его, просили подарки. Ловкорукий не спешил одарить малышей радостью. Он предлагал каждому из них попробовать нарисовать. Жизнь – коротка. И он присматривался к каждому из малышей – выбирал себе ученика. С окончательным решением не торопился, вдруг ошибся. Ловкорукий может не быть Остроглазым. Жизнь длинна. Возможно, родится более способный. Ведь помощником Большой Воды должен стать единственный и самый достойный из умеющих рисовать,
–Ты должен помнить, – сказал перед тем, как покинуть племя, будущему Ловкорукому-Остроглазому его учитель, – Ты – Ткач Памяти Великой нашей Матери. Трудись, не покладая рук, пока видят глаза и слушаются пальцы. Не останавливайся никогда. Устанешь чертить на кремне, бери кость. И прежде, чем нанести на камень или кость то, что хочешь передать в Память Матери, присмотрись. Бывает, то, что хочешь запечатлеть, уже начертано солнцем и ветром. Чем чаще тебе будет попадаться такое, тем, значит, совершеннее становится твой дар. Чем меньше будешь уставать, но делать больше, тем, значит, все совершеннее становится твой дар. Если, после двух-трех ударов резцом, ты увидишь то, что хотел увидеть, значит, достиг и ты самого большого умения. Значит, пора тебе и вокруг посмотреть, чтобы найти ученика, которого ты на исходе жизни назовешь, как я тебя, сыном, кому и передашь это имя: Ловкорукий -Остроглазый.
Все сказал ему учитель и ушел из племени, вернулся в лоно Великой Воды, Равной Небу. Одного не сказал, ибо не знал: может ли женщина стать Помощницей Воды, ткать для Матери племени?
Молод нынешний Ловкорукий-Остроглазый, а уже достиг самого большого умения. Двух-трех ударов достаточно ему сделать, чтобы на кости или кремне рассмеялся во все горло неунывающий гонец, принесший вождю радостную весть от Матери, Равной Небу. Столько же касаний – и в горсти, наполненной Речной Влагой, светится высокое чело Вождя. А то еще, если чуть повернуть камешек, заставить поиграть в его гранях Великому Свету Дня, увидишь, что в кудрях вождя прячется, всегда готовый объявиться абрис Веры. Никто, кроме Матери, пока не знает, что её Помощник позволяет себе. Силуэт Веры, черты ее облика – то глаза, то улыбку, то линию носа или лба – начертает он, словно Вера не просто дочь Вождя, а сама Вода, Равная, Небу – Дочь Крылатого. Много малышей пытали судьбу, но так и не стали учениками Помощника. Вера, ни разу не подошедшая к маленькому, согнутому работой для Памяти, человечку, а он и так знает, что лучше ее никто не запечатлеет эти мгновенья быстротекущей, такой долгой жизни, полной Великого Света – этого доброго брата Равной Небу Матери. Остроглазый-Довкорукий знает, что никогда ей не стать его ученицей, ибо дочь Вождя – только дочь Вождя. И женой она Помощнику не станет, ибо не положено ему иметь жены, ибо нарушится ловкость рук и острота зрения, иссякнет дар, пропадет мастерство.
И чем чаще навещали эти горькие, как Вода, Равная Небу, мысли, тем чаще выпадал из ловких рук резец, а зоркие глаза застилала влага усталости.
Но вот пришли в Долину, а потом и к самой Чаше с Великой Водой Клювоносые. Сии требовали, как всегда, женщин. Они не говорили – дайте самых лучших. Они знали: все женщины в племени Белокурых прекрасны. Вовремя предупрежденное стражами племя спустилось через потайной колодец к воде. Как голодные пожиратели падали, обсели края Чаши Клювоносые. Смотрят сверху на женщин племени Белокурых, вздымают с досады и от бессилия руки, словно молят Крылатого дать им крылья, на которых они бы смогли спуститься к желтой бахроме Бессмертной Матери, похитить женщин и унести их к себе в горы.
Самый из отчаявшихся все же вымолил свое – испытал полет наяву. То ли тщета ожидания, то ли неосторожность, а, скорее всего, закружилась голова, когда увидел он дочь Вождя, Веру с белой волной волос до пят... Упал Клювоносый. Стражи подобрали тело, унесли прочь от желтой бахромы, обрамляющей Лицо Великой Воды. Посмотрел в то место, куда удал Клювоносый Помощник Матери, созидатель и ткач ее Памяти, и увидел кожаный мешочек. Развязал, узелок, открыл мешочек, а там пестики Холодного Огня. Никогда он их не видал – ни цветов тех, ни пестиков тех цветов, а вот сразу же, как только открыл мешочек, вдохнул сладкий запах, выпорхнувший из него, и понял, что у него в руках.
И решил он познать Тайну Клювоносых. Познать и поведать соплеменникам, обратить Тайну ту в пользу народа своего и соседей, кои стонут под игом беспощадных Клювоносых.
Дождавшись ночи, Клювоносые ушли, а Ловкорукий-Остроглазый взял горсть пестиков цветка Холодный Огонь и стал жевать.
2.
Ловкорукий-Остроглазый летал всю ночь, а под утро, когда пестики Холодного Огня кончились, он тайком вышел в Долину и бросился в след ушедшим Клювоносым.
Настиг он их в момент восхода солнца. Клювоносы ушли, но не далеко. Ои знали: Холодный Огонь непременно приведет кого-нибудь из Беловласых. И дождались.
– Дайте ему еще, пусть летает! распорядился Седой. – У нас есть время до заката.
По тому, как немедленно было исполнено распоряжение, Беловласый понял: перед ним вождь.
Беловласый – теперь мы будем называть его только так, ибо предавший свой народ теряет имя, тем более такое высокое, каким обладал Помощник Памяти. Беловласый зачерпнул горстью вожделенные пестики, стал под одобрительный гул Клювоносых жадно жевать. И в тот момент, когда ему показалось, что еще немного и он взлетит ещё раз, зелье у него безжалостно забрали.
– Отвечай! – подступил к нему Седой, – как нам проникнуть к желтой бахроме Большой Воды?
– Я знаю, как проникнуть, но у меня условие, – страдая от унижения и жажды пестиков, ответил Беловласый.
Воины угрожающе загудели. Седой махнул рукой, украшенной орлиными перьями.
– Говори условие!
– Вы будете давать мне Холодный огонь по первому моему требованию...
– Хорошо! У нас много пестиков.
– Так дайте же мне поскорее еще! – потребовал Беловласый.
И ему тут же дали. Но едва он начал жевать свою новую щепотку пестиков, как сладостное зелье тут же у него отобрали вновь. Беловласый еще не полетел, но уже, как ему почудилось, завис невысоко, вровень с отливающими черные горючим камнем глазами Седого.
– Ты полетишь, причём очень высоко, я тебе обещаю, но прежде нам нужно договориться. Отвечай, как нам проникнуть к твоим бывшим соплеменникам?
– Есть тайные колодцы. Их много. Но я знаю только один. Он связывают Долину с желтой бахромой Вечной Воды... После заката я покажу вам, где этот колодец...
– Дайте ему еще, но немного, чтобы совсем не улетел...
– Это надо запомнить, – краем сознания уцепился за услышанное Беловласый. Более всего на свете ему хотелось набрать Холодного Огня побольше и улететь от Клювоносых навсегда.
Еще Беловласый, прежде чем подняться над Солнечной Долиной, улыбнулся своей хитроумной уловке: ведь Клювоносые не знают, что проникнуть к бахроме Вечной Воды никто из них не сможет, потому что для этого нужно уметь проходить сквозь тело Великой Матери. Пойдут Клювоносые в колодец, а в нем у самого выхода в чашу – тело Великой Воды. Они не смогут его пройти насквозь, они захлебнутся... А он вернется к своим с большим запасом Холодного огня, разделит поровну со всеми и за это племя вознаградит его небывало – отдаст ему в жены дочь Вождя. Отдаст дочь Вождя, которая может быть женой того из соплеменников, кого по смерти старого Вождя изберут на это место.
– Дайте ему еще чуток, – распорядился Седой, я хочу поговорить с ним без его памяти.
Беловласому дали еще немного зелья.
…И он увидел далеко внизу родной берег, своих соплеменников на желтой бахроме Воды. Они махали ему руками, звали опуститься к ним. Но он не торопился к ним. Он высматривал среди своего народа Веру – дочь Вождя. И, странное дело! – среди девушек ее не было. Где же она? Увы! Она стояла в толпе женщин. Неужели вождь ушел в лоно Матери? Он ушел, племя избрало нового вождя и отдало ему в жены Веру. Опоздал. Опоздал... Как же теперь быть?
– Что ты видишь, Желтовласый? – Спросил Седой, наклонясь над распростертый телом своего пленника.
– Я вижу ее, но она стала женой нового Вождя.
– Ты говоришь о самой красивой девушке?
– Вождь вернулся в лоно Матери, а дочь его стала женой нового Вождя.
– Ах, какая жалость! А я хотел вознаградить тебя ею, когда мы захватим это племя.
– Ты хотел вознаградить меня? Как хорошо ты придумал! Ты угадал мое желание. Я не знал желания выше этого!
– Не огорчайся, им больше не понадобится Вождь. Мы отдадим тебе эту женщину. Ты будешь жить с нею в горах, там, где растет Цветы Холодного Огня. Ты будешь охранять их от потравы, собирать их для нас. У тебя будет много зелья... Хочешь?
– О, да! Об этом я и мечтать не смел.
– Все будет именно так, если ты признаешься мне до конца, смогут ли мои воины проникнуть в твое племя через колодец.
– Я тебе не все сказал, прости великодушный, твои воины не смогут проникнуть на бахрому, ибо они не умеют проходить плоть Великой Воды.
Седой отошел от Беловласого и ударил в ладоши. Перед ним склонились несколько воинов.
– Идите в горы и к закату доставьте мне сотню дикарей. Да выбирайте из тех, кто покрепче...
– А что делать с этим? – спросили у Седого.
– Не давать ничего, только ослиного молока. К закату он должен быть готов памятью и телом.
3.
Беловласый решил снизиться поближе к бахроме, чтобы рассмотреть жену нового Вождя, услышать, что говорят о нем его соплеменники. И чем ниже он слетал к ним со своей высоты, тем хмурее становились лица тех, кого не однажды он запечатлел на кремнии и кости.
– Ты предал нас, ты недостоин Чрева Великой Матери. Ты останешься на суше, где сгниешь, как дикий зверь в червях и зловонии, – сказала Вера – жена нового Вождя.
– Нет, нет! – Рассмеялся Беловласый. Я не сказал им главного. Они задохнутся в колодце, потому что не способны пройти сквозь плоть Великой Воды.
– Увы! Они знают все. Они проникнут на бахрому, но ничего не добьются. Мы все вернемся к Матери: и те, кто прожил свой век, и дети. Мы все так решили...
– Нет же! Клювоносые ничего не знают. Они все погибнут, а я принесу вам тайну Холодного Огня! Вы все будете летать, как летаю я!
–Увы! Ты не ведаешь, что творишь. Холодный Огонь лишил тебя памяти – тебя, бывшего
Помощника Материнской Памяти! Увы!
– Я заберу тебя в горы Клювоносых, мы будем выращивать Холодный Огонь и летать.
– А как же наши соплеменники?
– Я попрошу Седого, он позволит им жить, как жили мы до сих пор. Только...
– Что «только?»
– Только без Вождя.
– Без Вождя, значит, без права... Седой хочет превратить нас в дикарей.
– Нет, нет! Не бойся! Все будут жить, как жили, только без Вождя.
– Наши девушки не будут принадлежать нашему племени. Да и племени больше не будет...
4.
Необоримая сила подняла Беловласого над Чашей, где кипела Великая Вода. Он увидел, что Мать поменяла бахрому. Вместо желтой появилась белая, как волосы женщин бывшего родного племени. Увидел и ужаснулся. Великая Вода гневалась на него.
– Будь проклят! – Ревели высокие обрывистые края Чаши, веками защищавшей детей Воды.
Та же необоримая сила бросила Беловласого к ногам вождя Клювоносых. Беловласый поднял голову. Вокруг него и Седого стояли существа, которых до сих пор Беловласому видеть не приходилось. Это были безлобые, поросшие звериной шерстью длиннорукие, кривоногие полулюди-полуживотные,
– Их поведешь к своему колодцу, – сказал Седой. – Они умеют то, чего не умеют мои собратья – преодолеть Воду, – сказал и захохотал громоподобно. Над воинством кружили черные орлы. Солнце садилось – багровое, как живая кровь.
– У меня есть еще немного времени, – тихо сказал Беловласый, – позволь мне запечатлеть на кости облик этого мохнатого воина твоего.
– Ты Лавкорукий-Остроглазый? – Воскликнул Седой.
– Да, я был им. Но теперь я навсегда лишился этого права, – горько ответил Беловласый.
– Эй! – ударил в ладоши Седой. – Все отменяется. Сегодня мы не пойдем к Чаше. Он, оказывается, Ловкорукжй-Остроглазый. Он мне дороже всех самых красивых женщин его племени. Он будет оживлять кость и камень нашими лицами. Слышишь, Ловкорукий-Остроглазый! Я возвращаю тебе это имя! Ну же, давай, запечатлей меня на кремне, на ослиной кости, и на древе...
– Спасибо, вождь! Я сделаю всё, что ты ни прикажешь, но только при Великом Свете Дня. А сейчас Закат. К тому же я много летал. У меня болит всё тело.
– Ладно! Отдыхай! Но теперь, я хочу тебя остеречь. Холодного Огня ты не будешь получать – сколько захочешь. Я сам буду давать тебе понемногу, ибо жующий зелье беспрерывно превращается в дикаря. Ты же не хочешь быть таким, как эти полулюди - полузвери? – Седой махнул рукой, и мохнатые воины ушли в горы. Они ушли, но Беловласый запомнил черты их облика. При свете Сестры Солнца он будет резать кремень тем самым резцом отца своего, запечатлевая с одного края камня лик дикого воина, а с другого первый и последний раз собственное лицо, которое не однажды видел, когда наклонялся над плотью Великой Матери, но которое никогда бы не изваял, ибо не имел на то права.
– Скажи, Седой, Вождь племени Клювоносых, зачем твоему народу столь часто и столь много женщин из других народов? – спросил он, прежде чем замолчать навсегда, то есть до самого своего ухода в лоно Великой Воды.
– Ты хочешь знать тайну моего народа? – Ответил дружелюбно Седой. – Хорошо! Тебе – первому Ловкорукому-Остроглазому моего племени – я ее открою. Женщина, попробовавшая Холодного Огня, не способна быть матерью. Никто из женщин не может устоять перед соблазном испробовать сладостного зелья. Вообще-то, женщинам и детям мы запрещаем жевать Холодный Огонь, но разве за всеми уследишь!
– Куда же деваются те из них, кто попробовал горькие эти цвета?
– Мы отдаем их дикарям в горы, туда, где растет Холодный Огонь...
5.
Перед самым Восходом закончил свою тайную работу Беловласый. Закончил, окунул ее в зыбкий свет занимающегося Высокого Света Дня и полетел Долиной к обрывистому краю Чаши с Бессмертной Водой. Легкие ноги его несли так быстро, что никто из Клювоносых так и не смог настичь беглеца.
– Эге-гей! Племя! – Крикнул сверху Беловласый. – Вот держите мою последнюю Помощь Великой Памяти! – И он бросился на желтую бахрому, прижимая к груди резец и кусочек ослиной кости, на которой с одного края был запечатлен облик Дикаря, а с другой – лицо бывшего Ловкорукого-Остроглазого.
– Он искупил вину, – вынимая из теплых еще рук Беловласого резец и кусок ослиной кости, сказала Вера. Она подошла к Воде, окунула резец и кость с двумя изображениями в Материнскую Плоть, и все поняли, что впервые за долгие века у этого народа Ловкоруким-Остроглазым будет девушка. И все приняли это как должное. И старый Вождь, который уже было собрался возвращаться в Лоно Великой Воды, задумался. У него не было больше дочери, а это значило, что ему надо было еще жить и жить, пока жена родит снова, пока еще одна дочь не вырастет, не станет взрослой.
Валерий Митрохин,
Крым
|
|