Еще спала Европа в сумраке веков
Под властью римского народа и сената,
Еще с востока доносился звон подков
Парфянской конницы свирепой и крылатой,
Еще безжалостным языческим богам
И латины, и греки, и испанцы
Несли дары и украшали храм,
И возле алтарей кружились в танце,
Но Рим уже сумел обворожить,
Безропотно склоненных в подчинении -
Даря латынь, он научил их жить
В недобровольном, новом единении,
И вот в слиянии культур и языков,
Как будто в новой вавилонской башне,
Смешались очертания веков,
И встретились день новый и вчерашний.
И словно луч дневной между гардин,
Скользя во мрак и становясь все шире,
Пришло сознанье, что Господь един,
Как власть едина в этом новом мире.
Так океан народов и племен
От края и почти до края света
Стал смутным ожиданьем опьянен -
Он ждал и жаждал Нового Завета.
Завета с богом, что для всех один
Для праздных и идущих по дорогам,
Когда и жалкий раб, и господин
Равны вовеки пред единым богом.
Но кто сумел понять, что пробил срок
В далекой беспокойной Палестине,
Когда пришел загадочный пророк
На берег Иордана из пустыни?
И кто тогда заметил в суете,
Что с гибелью безвестного изгоя,
Пророчества повисли в пустоте,
И двери закрывая за собою,
Античность покидает этот мир?
А на пороге - варварские орды
Уже пришли на поминальный пир,
И новые звучат уже аккорды
В мелодиях, которые они
Несут с собой из диких стран востока,
И исподволь уже считают дни,
Хоть Рим не замечает их до срока.
Он слишком горд, и слишком занят он.
Звенят мечи, и льется кровь у трона.
Безумный вождь едва взойдет на трон,
Как падает имперская корона,
И волею свирепых легионов
Ее принять спешит уже другой
Вершитель судеб и творец законов,
Беспомощно идущий на убой…
Да, болен Рим! Гнетет его усталость,
Но триста лет – совсем не малый срок!
Мучительной агонии осталось
До странного побега на восток.
Изжив свой дух, как злую небылицу,
Имперский Рим, традицию губя,
Религию изменит и столицу,
Отчаянно спасаясь от себя.
Он, кажется, забыл былое чванство,
И обессилев, хочет обрести
Спасение под сенью христианства
Как завершенье долгого пути.
Но новые грядут перипетии
И невдомек ему еще пока
Что странное рожденье Византии
Откроет двери в средние века.
И, содрогаясь в буре лихолетья,
Она назло безжалостной судьбе
Так простоит еще тысячелетье,
Изнемогая в тягостной борьбе.
А старый Рим терзает варвар дикий
Вандал, и гунн, и лангобард, и гот,
И плачь стоит и не смолкают крики,
Хоть сказано: «И это все пройдет!».
Волна свирепых орд необорима,
День ото дня все яростней и злей.
На улицах поверженного Рима
Лютуют слуги пришлых королей.
К пустым домам позарастают тропы,
Остыл очаг, и умерли мечты,
Но в облике разрушенной Европы
Уже заметны новые черты.
В ее походке, взгляде и осанке,
Как будто плещет новая заря,
Уже пришли на галльский север франки,
И сумрачная сень монастыря,
Уже открыла новый путь спасенья.
Колодец жизни, вычерпав до дна,
Теперь не смерти ждут, а вознесенья,
Ведь, кажется, уже почти видна
В сиянии божественного света
Конца земного времени черта.
Еще немного и падут запреты,
И отворятся райские врата.
Душа Европы сумрачна, туманна.
Ей из надежд и страхов снятся сны,
Пророчество Святого Иоанна
Терзает возбужденные умы.
Но дни идут, сменяя поколенья,
И каждый в череде оставит след,
Наивные надежды и моленья,
Не отвратят, увы, грядущих бед,
Не остановят времени потока,
Все выше солнца утренний полет,
Все ближе к югу, дальше от востока.
Пора пришла и полдень настает.
Имперский миф - избитая цитата -
Все бродит словно новое вино,
А значит еще долго до заката,
Что Шпенглеру увидеть суждено.
Так исподволь маня и беспокоя,
Тень Рима возродится, наконец,
И Шарлемань железною рукою
Поднимет императорский венец.
Еще придут арабы и мадьяры,
Еще под плеск волны и птичий гам
Направятся норманские драккары
К цветущим сицилийским берегам…
Но этим дням совсем других столетий,
Былое чуждо, как забытый сон.
В них все не так, как было на рассвете
Далеким утром в сумраке времен…
|
|