Ему подарили время. Но мало – всего семь дней.
Ему вернули способность видеть, слышать и чувствовать, но лишили права говорить.
Ему предоставили выбор, но сказали, что выбрать он сможет только один раз.
Условия. Условности. Правила.
Семь дней – это неделя. Или четверть месяца. Сути не меняет – зато как звучит! А если в минутах? Да это почти вечность!
Молчание – ерунда. Он и при жизни был не особо говорлив. Хотя, конечно, жаль. Стеснялся, дурак, простого слова «люблю», а ведь надо было…
Самое сложное – выбор. Не ошибиться бы, второго раза не будет. Спасибо, предупредили.
Он думал, перебирая варианты, а минуты уходили. Тик-так.
Они не торопили его, не помогали, не советовали. Они просто огласили правила и теперь ждали его решения. Отстранились. Оставили один на один с выбором.
«Могли бы и подсказать, - с досадой подумал он. – Опыт-то, небось, имеется!»
Но они молчали.
---
Первое, что пришло ему в голову – разумеется, «собака-друг-человека». Именно так – в одно слово. Он усмехнулся и вспомнил забавный тест: назовите, не задумываясь, цвет… А теперь – инструмент… У девяноста процентов людей получался «красный молоток». Стандартное мышление. Кстати, у его Наташки (милая, не плачь, я скоро!) получился «красный рояль». Все правильно: для пианиста «инструмент» - это, прежде всего, рояль. А Ванька надулся (как ты, мой мальчик?) и сказал, что тест дурацкий. Обиделся. Переходный возраст.
Он заулыбался воспоминаниям.
Тик-так – отвлекаться не стоило.
Итак – «друг человека». Плюсы-минусы. Да или нет. Эх, ему бы сейчас лист бумаги и карандаш… Привычка. Слева «за» - справа «против». Слева «хорошо» - справа «плохо». Тик-так.
Наташка обожает собак. Ванька тоже.
Плюс.
Они страшно переживали, когда умирала их овчарка. Собаку долго лечили, дважды оперировали. На какое-то время она возвращалась к жизни – бегала и играла, несмотря на швы и полотняную попону. А потом опять угасала. Наташка ревела, не переставая. Она смотрела в собачьи глаза и видела в них страдание. И непонимание. И боль. Ванька плакать стеснялся и поэтому, глянув на овчарку, сразу уходил в свою комнату, откуда слышалось громкое хлюпанье носом.
Когда собачьи муки закончились, на семейном совете было принято решение – больше никаких животных. Зареклись.
Минус.
Тик-так.
Он снова улыбнулся, вспомнив, как быстро был нарушен зарок. Полгода спустя, зимой, Ванька притащил с улицы нечто трехцветное, жалкое и отчаянно орущее.
Кошка. Она и сейчас, наверное, с ними – пушистая, наглая, бесцеремонная хозяйка дома. В ее желтых глазах вечное презрение к окружающим. Королева. Тогда, замерзшую и дрожащую, ее не смогли не приютить. Есть что-то в котенке, особенно грязном и тощем, настолько трогательное, что его сердобольные домочадцы вряд ли пройдут мимо.
Плюс.
Когда эта трехцветная дрянь выросла, у нее обнаружился целый букет милых причуд.
Она ела только вареную рыбу.
Она гадила исключительно на пол.
Она будила его жену, вцепляясь зубами в выглядывающие из-под одеяла ноги.
Она по-прежнему все время мерзла (сказывалось тяжелое детство) и грелась в оставленных на плите сковородках. Желательно с маслом.
Ни Наташка, ни Ванька ее не любили. Но терпели. Жена – за то, что ловила на даче мышей, сын – за возможность слегка наподдать в случае плохого настроения. Вторую кошку они вряд ли примут.
Минус.
Что еще остается? Он нахмурился. Выбор оказался невелик.
Аквариум. Гуппяшка какая-нибудь или скалярия. Сидеть за стеклом и видеть Наташу только вечером, когда она подойдет выключить свет? А Ванька? Вряд ли он вспомнит в эти дни, что рыбок надо кормить. На чистку аквариума можно вообще не рассчитывать.
Минус. Минус. Минус.
В его голове заскакали мысли одна бредовей другой. Все создания, все твари, о которых он вспоминал в лихорадке выбора, скоропостижно заканчивали свои жизни.
Голубь, растерзанный кровожадной кошкой; бабочка, заботливо засушенная Ванькой; отравленный «Фумитоксом» комар, прихлопнутая муха, раздавленный таракан, тик-так, тик-так…
Стоп!
Провести подаренные ему семь дней в облике таракана? Ну уж нет!
Он расправил бесплотные плечи и сделал выбор.
---
Наташа возвращалась домой. Привычные десять минут от метро до дома.
Магазин. Сквер. Школа. Все на своих местах. Все прежнее. Она – другая.
Вдова. Какое черное слово, словно обуглившееся. Она и ощущала себя сгоревшей. Выгоревшей. Наверное, та черная дыра, образовавшаяся в ней после похорон, и есть горе. Она уже не обращала внимания на сочувственные взгляды сотрудников. Ее перестало раздражать щебетанье сестры, приехавшей ей помогать и старательно заполнявшей тишину разговорами. И только глядя на сына – похудевшего и хмурого – она чувствовала комок в горле.
Наташа споткнулась. Что-то лохматое кубарем выкатилось ей навстречу и бросилось под ноги.
- А ты откуда взялся? – перед ней прыгал, крутя хвостом и повизгивая, большой рыжий щенок.
---
Новое, такое чужое и непривычное тело поначалу его не слушалось. Четыре ноги вместо двух, отсутствие рук, невообразимое количество навалившихся вдруг звуков и запахов и этот странный, странный ракурс. Снизу все казалось незнакомым. Он знал, что находится где-то рядом со своим домом – бывшим домом – но сориентироваться не мог. Он бегал по дворам и скверам, тыкался носом в двери каждого подъезда, мчался на стук каблучков, доносившийся из-за угла…
Он потерялся.
По ночам он забивался в какую-нибудь дыру и тихонько скулил. От отчаяния. От тоски. Свернувшись калачиком, он лежал на земле и думал.
Он сомневался в правильности своего выбора – собачья жизнь оказалась слишком не похожей на предыдущую.
Он страдал, зная, что уходит время – прошло уже шесть дней, а он так и не увидел ни Наташу, ни Ваньку.
Ему становилось стыдно при воспоминании о том, как он сбежал от милой доброй женщины – она принесла его в дом, накормила и вымыла шампунем от блох. Предатель.
Он засыпал, и ему снилась его прошлая жизнь – ужин на кухне, горячий душ, разбросанные Ванькины вещи, задремавшая перед телевизором Наташка…
Он просыпался, и над спящими домами, многократно усиленный бетонными колодцами дворов, разносился щенячий плач.
- Я пристрелю эту собаку! – где-то поблизости открывалось окно, и в его сторону летел старый ботинок.
---
Сестра собирала вещи.
Умничка. Перед отъездом она забила продуктами холодильник, перегладила белье, нажарила котлет…
- Я заказала такси! – крикнула она Наташе, услышав хлопок входной двери.
Ну вот и все. Сегодня они с Ванькой останутся вдвоем. Кошка не в счет. Самодостаточная.
Наташе стало неловко – она толком так и не пообщалась с сестрой. Воспринимала как фон ее болтовню, отвечала невпопад, а иногда молча уходила в свою комнату. Нехорошо. Но ничего, сестра все поймет. Родная.
Сейчас она уедет, и квартиру заполнит тишина. Ванька включит музыку, от которой будет еще хуже. Огромное беззвучное пространство тишины, а в углу, в комнате сына – крохотная нервная точка музыки.
Телефон.
- Это такси, - Наташа положила трубку. – Спускайся, я тебя догоню.
Сестра схватила чемодан и, на ходу оставляя последние указания – борщ на плите, котлеты в холодильнике, Ванька, веди себя хорошо – побежала вниз.
Наташа вытащила из супа кусок мяса, завернула в салфетку, подумала, добавила к угощению кусок колбасы и вышла из квартиры.
Щенок сидел перед дверью.
---
Потеряв надежду отыскать среди сотен подъездов нужный, он дал волю своим новым инстинктам и погнался за котом. Кот был проворней и мгновенно скрылся за забором. Он шел по следу. Запахи. Его собачий нос безошибочно различал каждый нюанс. Вот здесь кот остановился. Дальше пошел неспеша. В подвал. Вылез. Ступеньки.
ЧТО ЭТО? Сквозь кошачьи миазмы прорвалась, заглушив все остальное, волна такого знакомого, такого родного, такого любимого! Он поднял глаза и с визгом бросился вперед.
- А ты откуда взялся? – Наташа наклонилась и ласково потрепала его по голове. – Подожди, я тебе что-нибудь принесу.
Он нашел! Инстинкт собаки вернее человеческой памяти.
Ему оставалось совсем немного – может быть, несколько минут, неважно. Он увидел ее глаза, услышал голос, почувствовал теплую нежную руку. И – главное – он сказал, нет, прокричал на своем новом языке, что любит, любит, любит ее!
Он сидел и ждал.
И боялся, что она не выйдет.
И хотел остановить время.
Дверь подъезда распахнулась. Смутно знакомая девушка с чемоданом громко протопала мимо.
Рывок. За спиной захлопывается подъезд. Вверх по лестнице. Бегом. Быстрее.
Он сел перед дверью. Наташка, милая, поторопись!
Она. Выходит и смотрит ему в глаза. Сверху вниз.
Долго.
Тик-так.
- Ну что ж. Заходи.
Он бросился в открытую дверь, пронесся по кухне, заглянул в спальню, вспрыгнул на диван в гостиной и помчался в детскую.
---
Ванька сидел на полу и хохотал, Наташа отгоняла шипящую и плюющуюся кошку, а большой рыжий щенок прыгал и все лизал и лизал им щеки.
Смех. Крики. Визг.
Пусть так и будет.
---
Он покидал приютившее его тело.
Он уходил.
И улыбался.
И махал им бесплотной рукой.
|
|