Повествование в двух частях
«Я воистину была ульем,
когда самая священная пчела –
сын божий –
поселилась в моём чреве».
Дева Мария
Часть первая
Пасечник
I. Деревня
В тот полдень было всё занятно,
Так неожиданно, так странно,
И речь рассказчика приятна,
И звуки музыки нежданно,
Легко вплетались в нить сюжета
Усиливая восприятье…
Спокойное стояло лето.
Творя волшебное заклятье,
Жужжали пчёлы над травою
Не тронутую косарями,
Два облака над головою
Соревновались с голубями.
В прохладе дуба в старом кресле
Дремал старик, укрытый пледом,
И что-то было неизвестным
В том облике тем странным летом.
Сюда я наезжал частенько
Из суеты столичных улиц.
Мне приглянулась деревенька,
Где изгороди изогнулись
В напористых порывах ветра,
Где добродушные собаки
К чужих сбегались легковерно
И редко затевали драки.
Там церковь чудом сохранилась,
Поодаль трассы на пригорке,
Хотя слегка и покосилась
Стеной опёршись на подпорки,
Но деревянными венцами
Держала маковку надёжно.
По зорьке там и вечерами,
Укрытый пылью придорожной,
Пастух нетрезвый гонит стадо
Из трех коров, козы с овечкой,
В июне там одна отрада:
Места грибные, пруд да речка.
На все дворы - один колодец
Глубокий, влагою прохладен.
В деревне той живёт народец,
Который, право же, не жаден,
Прижимистый, но простодушный,
К труду приученным с рожденья.
Встречая пришлых благодушно
Христианским чудом всепрощенья,
Расспросами не докучали,
Но дней немного проходило -
До подноготной прознавали
Всё, что доселе с вами было.
II. Пожар
Старик слыл Пасечником местным.
Гречишным урожайным летом
Ходил по деревням окрестным
И, предлагая мёд, при этом
Рубля не брал. – «Что в том такого? -
Читатель возразит поэту, -
Быть бескорыстным разве ново,
Коль так прописано сюжетом?»
Иной сюжет противник правил,
Но как же строчкам без сюжета:
Глядишь, дождями поубавил
Жару засушливого лета,
То вдруг поведал изначально
О тайных помыслах героя…
Казалось всё необычайным
Тем летом. Съежившись от зноя,
Лес задыхался в серой дымке,
И что-то в вышине звенело,
И дуб, переводной картинкой,
Менялся странно то и дело.
Дорога, обнимаясь с пылью,
Блестела лентою стальною,
И чудо становилась былью
За бессюжетной ворожбою.
О Пасечнике не забыли?
Сегодня он герой сюжета,
Поэтому случайно всплыли
Отдельные черты портрета:
Высокий лоб надет на скулы,
С горбинкой нос, в щетине щёки
И странный отблеск Вельзевулы,
Сквозящий в лёгкой поволоке.
Вот всё меняется в округе:
Чернеет небосвод краями,
Поджав хвосты, скулят в испуге
Дворняги, прячась за бадьями,
Вода в пруду волнообразна,
Над узкой тропкой смерч кружится,
Порывы ветра безобразно
Песок швыряют прямо в лица.
Гроза идет стеной отвесной,
Грохочет воздух над полями,
Вдруг маковку огнем небесным
Цепляет молния когтями,
Слегка потрескивая, пламя
Сползает к дереву сухому…
«Гори-и-и-м!» - народ во всю горланя,
Сбегается от дома к дому
Тушить пожар. Водой речною
Из вёдер пламя поливают,
Надеясь, стравится с бедою,
Но языки всё полыхают,
Крепчая, злобно лижут стены,
Вот-вот спалят до основанья.
И, кажется, нет перемены…
Наш Пасечник, призрев жужжанье
Им потревоженного роя,
Гречишный мёд с водой мешает,
В объятья пышущего зноя
Ворвавшись, огнь заливает.
Народ расходится. Судачат
Старухи о благом спасенье.
Роятся пчелы и булгачат
В потоке вечного движенья,
То поднимаются над дубом
Достойные своей планиды,
То развлекаются над лугом
Подобно жрицам Артемиды,
Нектар цветущей медуницы
Несут к запасу золотому.
Вот потянулись вереницей
На пасеку. К родному дому.
Часть вторая
Пчелиный Дух
I. Ночь
День затухает постепенно.
Так жизнь порою затихает:
Неторопливостью смирена,
И вечность души принимает,
Излечивая их покоем.
Луна, как прежде одинока,
Бледнеет над гречишным полем,
Впуская Ночь - сестру порока
В кромешную страну безумных,
Где нет границ в просторах страсти,
Где во владениях подлунных
Чураются законов власти,
Приветствуя объятьем мрака,
Что не свету не так пристойно.
Здесь вместо важности и фрака -
Хламида естеству достойна.
Разумность гибнет, отдавая
Дневные нравы за бесценок,
Здесь наслаждения вкушая,
Поступкам не дают оценок,
Здесь всё дозволено и скрыто
Таинственною темнотою,
Здесь страсть не может быть испита
Ни чувствами, ни наготою.
Здесь страх и ужасы плодятся
Коронованьем преступленья,
Химеры мерзкие гнездятся
В безумии воображенья:
И наш поэт - любовник ночи
Всё воедино сводит знаки…
В лесных болотах выпь хохочет,
Бездомные скулят собаки,
Летучие порхают мыши,
Хвосты павлины распушили,
Здесь демоны, седлая крыши,
Собою Ночь заполонили.
Мерцая искрами желаний,
Здесь сила угнетает силу.
Таинственностью заклинаний
Здесь в полночь подают к гарниру
Кровавые куски блаженства.
Здесь недозволенностью правил,
Не признавая совершенства,
Злой рок ловушек понаставил
И страстно потирает руки,
Выуживая труп добычи,
И задыхается от скуки
В отсутствии порочной дичи.
II. Битва
Деревню темнота накрыла,
Отрезав к свету все тропинки,
Её таинственная сила
Над пасекою невидимкой
Злорадствует в былых победах...
Забыв про трудовые будни,
Не ведая о пчёлоедах,
Спит пчёлка-матка, дремлют трутни,
Притихли труженицы-пчёлы,
Во сне едва шурша хитином,
А воск тягучий и тяжёлый
Ласкает их по гладким спинам.
Но вот в прохладе полуночной
Плывет из ульев Дух Пчелиный,
Клубясь туманностью молочной,
Как пух кружится тополиный
И в мир подлунного пространства,
Бесшумное верша вторженье,
Пчелиный Дух непостоянством
Аморфной формы и движеньем
Потоки воздуха колеблет,
И Ночь от края и до края
Таинственному Духу внемлет,
Пугливо звездами моргая.
Над старцем спящим зависает
Пчелиный Дух, жужжа враждебно.
Вздохнул старик и, просыпаясь,
Преображается волшебно
В реальный облик Вельзевулы:
Хвост и копыта прорастают,
Горят глаза, набухли скулы,
Шесть крыльев тело поднимают
Над пасекою, вечным дубом.
И вот уже парит над роем,
Светясь оскалом саблезубым,
Сам Сатана. Он с диким воем
Бросается на Дух Пчелиный
И огненным клинком, пронзая,
Разит хитиновую спину,
Рубец глубокий оставляя.
Пчелиный Дух на миг повержен,
Но силой боль превозмогая,
Он хладнокровен, смел и сдержан:
Победно крыльями сверкая,
Врага огромный жалом жалит,
Неистово жужжа в движенье,
И Сатану на землю валит,
Вот-вот ввергая в пораженье.
Смешалось всё на поле битвы:
Огонь и крылья, вой и страсти…
И в мире нет такой молитвы,
Чтоб словом умалить напасти.
Подобно яростным колоссам
Сливаются Дух с Сатаною,
Вот зверь наносит медоносам
Удар копытною ногою.
Дух превращается в осколки,
И те свободно и отрадно
Вонзают жала как иголки
И жалят Сатану нещадно,
Гречишным мёдом заливают
Глаза его, клыки и крылья,
И дружно к небу поднимают…
Слагается вновь камарилья
В единый Дух пчелиной страсти...
Мгновенно битва затихает -
Петух пропел. Конец напасти.
Сосед соседу разъясняет,
Что пчёл тревожил ночью кто-то,
Что ветер с вечера взыгрался,
Собаки рвались за ворота
И старый Пасечник скончался.
|
|